Русская натурфилософская проза второй половины ХХ века: учебное пособие - Смирнова Альфия Исламовна (чтение книг .TXT) 📗
Все в главе дано через восприятие Рогули. Автор поэтизирует жизнь Рогули в ее естественных проявлениях. Крестьянское сознание Ивана Африкановича очеловечивает и ее, и коня Пармена. Антропоморфизм изображения Рогули проявляется в том, как она ощущает себя, как чувствует и переживает свое материнство (вынашивание плода, роды, привязанность к теленку), свои сны и ожидания. Автор описывает ее самоуглубленность, погруженность в свой мир, некоторую отстраненность от внешней жизни и в то же время растворенность в природе. Благодаря этому достигается эффект возвышения ее над тем, что вне ее, словно у нее есть свое «дело», свое назначение от рождения, и она верна ему. Материнство для Рогули – это «событие», ради которого она и жила.
Уважительное, родственное отношение к ней свойственно семье Ивана Африкановича, включая и детей. После рождения, телочкой, она живет в доме рядом с людьми. «Человеческое жилье просто и нехитро отдало ей все, что у него было хорошего. За печью, на длинной соломе, было очень тепло, сухо… Утром, только проснувшись, Рогулю обступали ребятишки, и старая женщина, ее хозяйка, светила им лампой» (Белов 1991: 231). Так повторялось каждое утро. Дети гладили ее, радовались, а она, заражаясь их радостью, взбрыкивала, совала мокрые губы в их голые пупки и ладошки. Телочка и дети воспринимают друг друга на равных, они приписывают ей собственные ощущения. Если Рогуля течение времени осознает через цикличность природных изменений, «измеряя» его появлением новой травы, то в семье Дрыновых среди природных временных вех есть еще одна точка отсчета – жизнь коровы. Маруся «родилась как раз в то время, когда нынешняя корова Рогуля была еще телочкой и молока не было…» (Белов 1991: 146).
Дети «сопровождают» Рогулю в ее жизни. И прощаться с нею их подводят первыми, соблюдая и в этом определенный порядок, начиная со старшего и заканчивая маленькой Марусей, которую старая хозяйка поднесла на руках: «…Девочка ладошкой испуганно коснулась Рогулиной звездочки и сморщила бровки, и все тихо постояли с минуту» (Белов 1991: 237). Старуха, как над человеком, причитает над коровой, подоив ее в последний раз: «…Ой, да что это будет-то-о-о!»
Корова, лошадь – это главные ценности в мире Дрыновых. Выше – только Библия. Эту «давнишнюю книгу», доставшуюся от деда, берегли они «пуще коровы, пуще лошади» (Белов 1991: 160). На домашних животных держится крестьянская жизнь, составляя во многом ее содержание, формируя мировосприятие, «поэзию» ее. День начинается и заканчивается проводами и встречей стада. Домашнее животное, «сопровождающее» крестьянина всю жизнь, с момента его рождения, начинает занимать важное место в его восприятии мира и себя самого в нем. Иван Африканович, разговаривая с Парменом, вспоминает его детство, когда еще никакой «заботушки» у него не было, его «матку», которую звали Пуговкой, их «работу» на пользу человека. О себе в связи с болезнью Катерины Иван Африканович думает: «Да и самого будто стреножили, белый свет стал низким да нешироким, ходишь, как в тесной, худым мужиком срубленной бане» (Белов 1991: 169).
На могиле Катерины Иван Африканович, мысленно обращаясь к ней, рассказывает, как определил детей: кого в город отправил к старшей дочери, кого в приют; как чувствует себя ее мать, Евстолья, и тут же говорит о корове, о новой телушке, которую собирается завести, о своей жизни без Катерины. И есть надежда, что как в природе на смену осени придет зима, так и жизнь Дрыновых пойдет по новому кругу. В мышлении крестьянина домашнее животное занимает прочное место. Он не отделяет его от себя. Не только животное служит человеку, но и человек – животному.
В романе С. Залыгина «Комиссия» (1974) подобный тип сознания представлен в образе Николая Устинова, ощущающего свое родство с коровой Святкой, конем Соловко, лошадьми Моркошкой и Груней, собакой Барином. Он гордится молочной Святкой, получившей имя за то, что «как раз на святках родилась». Когда она была телочкой, ее выхаживала вся семья: «Телочка – пряничная, на тонких ножках и ласковая, но и за ножки, и за рожки, и за ласку свою ухода требовала больше, чем свои собственные, человеческие детишки» (Залыгин 1990: 426).
Особое внимание к Святке объясняется тем, что корова – «первая кормилица» крестьянину, «детишкам его, внукам его, всему продолжению крестьянского рода-племени» (Залыгин 1990: 427). Именно поэтому и гордится он ею больше, чем делами своими. Устинов в мечтах об удаче и счастье за свою «верность земле и крестьянству» видит Святку «рекордисткой» и представляет себе, как снимется с нею на фотографию и повесит ее у себя в избе. В особом «почитании» Святки проявляется у героя свойство, унаследованное им от предков, древних славян, у которых, по словам Н.Ф. Сумцова, корова составляла «главный предмет богатства и пропитания» (Сумцов 1885: 122).
Для Николая Устинова мир един, по своим законам организован и тем хорош. Это убеждение реализуется в вере в то, что «есть у него со Святкой и, значит, с другой живою тварью общая кровь, и высоко ли, в небесах, или низко, у самой земли, но есть и какой-то общий закон, а может, и общая молитва всего живого на свете!» (Залыгин 1990: 432–433). С. Залыгин запечатлел характерное свойство крестьянского мировоззрения – человек осознает себя не изолированно, не «вне» окружающего мира, а внутри него, во взаимосвязи с домашними животными, на которых держится крестьянская жизнь и которыми обеспечивается надежность ее продолжения. Герой С. Залыгина не только одухотворяет живущую с ним бок о бок живность (большую часть своего времени он проводит среди нее, общается с нею, советуется и «слышит» ответы, думает о ней больше, чем «о дочерях, о внуках, о Домне»; наделяет ее присущими ему самому чертами характера: добротой, деликатностью, чуткостью), но и покровителя домашней скотины – святого Глеба воспринимает как «своего», «из мужиков». Да и Бог, по его разумению, крестьянского происхождения.
Игорь Дедков очень точно определил главное в Залыгинском герое: «Сибирский крестьянин Устинов ощущает себя, свой труд, жизнь как “пограничье” между природой (пашня, лес, домашний скот) и обществом (город, железные дороги, государственные учреждения, армия, полиция и т. д.). Потому что он представительствует от крестьянства как от наиболее природного сословия. Кажется, его светлый ум подзаряжается у природы» (Дедков 1985: 275–276). Именно Николай Устинов воплощает в романе жизнь в соответствии с «природным указом», по-народ-ному мудро обосновывая его. «…О себе Устинов знал такую хитрость: то ли от матери, то ли от отца, то ли от самой природы был он приучен слушаться наиглавнейшего разума, который сама природа и есть!» (Залыгин 1990: 518). «Разум» в том, что жизнь крестьянина подчинена годовому циклу, его быт и трудовая деятельность определены временами года, включая рождение детей, внуков… «Разум» и в том, что, когда Устинов «совсем состарится, немощным станет, разучится пахать и сеять, ухаживать за землей» (Залыгин 1990: 352), жизнь отторгнет его и придет смерть.
Не доверяя «человеческим указам», Устинов убежден, что «давно пора было бы людям понять природный резон» (Залыгин 1990: 519) и следовать ему. Герою С. Залыгина известно, что «небо и земля идут в одной упряжке», ему интересно догадываться, «для чего существует солнышко, почему летают птицы, почему небо сверху, земля – внизу, а не наоборот» (Залыгин 1990: 354), важно знать, кто сотворил весь этот мир: Солнце, Землю, пашню, птиц. Устинов пытается разгадать «устройство всего белого света», открывая для себя, что всякое движение осуществляется по кругу: «…Хотя бы и движение человека от плода к ребенку, от ребенка – к взрослому. Тоже свой круг» (Залыгин 1990: 524). Героя занимает фигура круга, он рассуждает: «А кривая, она – что? Она обязательно часть какого-нибудь круга! Хотя огромного, в величину земного шара, хотя крохотного, не видимого глазом, но круга! Лепесток взять. Кривая на нем уже не одна, то есть много их. То есть часть одного круга переходит в часть другого круга… И так во всем» (Залыгин 1990: 523), в живом и мертвом мире.
