Слово живое и мертвое - Гальперина Нора Яковлевна "Нора Галь" (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
На ножах
В одной рукописи стояло: «Пыль наводнила пространство».
Можно сказать: толпа наводнила улицы. Образность этого слова уже несколько поблекла, его воспринимаешь наравне с «затопила» или просто как «заполнила», и с толпой оно не спорит: толпа может казаться потоком, рекой, разнобоя тут нет. Но вот наводнять очутилось в соседстве с пылью или песком, с чем-то сухим и сыпучим – и вновь напоминает о своем происхождении, о воде!
«Взял камень и засветил им в… фонарный столб». Смелое засветил было бы удачно в любом другом сочетании. Но рядом с фонарем заново «вспыхивает» его прямое значение. Тут лучше запустил.
В переводе фантастического рассказа сочетание: чудища пауки, снабженные венцом мохнатых ног.
По счастью, сей странный образ – «венец ног» – остался только в рукописи.
Коварная это штука – неудачное столкновение слов, друг друга исключающих. Ведь они друг другу враждебны, они ладят не лучше, чем кошка с собакой.
Некто стер в порошок… инженера, предложившего разогнать пыль с помощью технической уловки. Вполне конкретная пыль плохо уживается с порошком в переносном смысле – рядом с пылью «порошок из человека» становится слишком буквален и смешон.
Если сказано: «Мыться каждое утро обязательно», то уже не стоит следом писать: «политиканы и тут мутят воду», ибо вода слишком «сливается» с мытьем! Надо придумать что-то другое, на худой конец – «и тут наводят тень на ясный день». И смешно: «Она была не злее доброй половины всех, кого я знал» (в смысле многих).
Двусмыслица, противоречие возникают от неудачного соседства, когда вполне хорошее слово, образное речение попадают не туда, куда надо.
Машина – подобие вездехода – продавила своей тяжестью верхний слой почвы и рухнула в скрытую пещеру. Чуть раньше пещера названа ловушкой, капканом, который расставила некогда сама природа. Но слишком буквально и неуместно в рукописи: машина сама себе вырыла яму – как раз потому неуместно, что она и впрямь провалилась в яму.
В бочарной мастерской стоят недоделанные бочки «с единственным обручем, соединявшим нижние концы клепок, которые расходились, как топорные лепестки деревянного цветка».
Там, где люди работают топором, этот образ оказался двусмысленным. Нечаянный каламбур здесь ни к чему. Надо бы, пожалуй, грубые лепестки либо уж лепестки грубого (грубо вытесанного) деревянного цветка.
В одной рукописи попалось: «при ремонте древнего замка» – поневоле переносишься из Средневековья в нынешние времена.
И снова сталкиваются слова разных стилей и разных эпох: «Комендант станции поведал мне, что его слоны способны тащить девять тонн груза». Зачем к нынешнему коменданту переводчик применяет столь возвышенное слово, более подобающее станционному смотрителю?
Такое получается, когда литератор впрягает в одну словесную телегу «коня и трепетную лань».
А вот влюбленный говорит женщине какие-то слова, «целуя ее в шею и теряя при этом голову» – тоже соседство не из лучших! Или: зверек, «потеряв голову, кусает свой… хвост» – но без головы, без пасти чем кусать?
Человек «спрятал голову в ладонях, стараясь взять себя в руки». В привычном речении эти руки уже не заметны, воспринимаешь только общий переносный смысл. А вот рядом с ладонями вторые руки, так сказать, «вылезают» – надо обойтись без них: человек мог бы постараться овладеть собой.
Хорошо сказала одна писательница: пес на все «махнул лапой», но когда о том же четвероногом герое охотник говорит: «Уж этот не вернется с пустыми руками» – это оплошность. То же и «вороне не с руки».
Рассказ о марсианах. Портрет их не очень подробен, но упоминаются щупальца, которыми они действуют, поводят, даже возмущенно потрясают. И вдруг один марсианин… взял себя в руки!
В подобных случаях с идиомами надо обращаться так же осторожно, как с аршинами и верстами, которые, переселясь куда-нибудь на западную почву, утрачивают привычную стертость, и сквозь второе, переносное значение вдруг проступает их изначальный смысл и облик.
В том же рассказе о марсианах на преступника надевают платиновые наручники, через фразу появляется кто-то с позолоченными ромбами на форменной фуражке, а посередке один герой освобождается от железных тисков другого! Обычно мы этого железа не замечаем. Но здесь, попав меж двух других металлов, оно некстати обнаружило свою первоначальную природу. Надо было «железные тиски» заменить хотя бы «мертвой хваткой».
А вот нечаянность: «исследователь проник в склад ума» (изучаемого художника), будто вор – в склад товара! По счастью, успели спохватиться, можно ведь и по-другому: понял, постиг, изучил.
Когда вокруг бродят волки, не надо людям «хватать быка за рога», лучше скорей взяться за дело.
Молодым гепардам, которым не досталась убитая их папашей газель, не стоило в переводе приписывать волчий аппетит: упомянутый в переносном смысле третий представитель животного мира тут излишен. Когда волчий аппетит у человека – это образно, забавно. Отнесенные же к другому зверю эти слова буквальны и смешны: вряд ли кто вычислял, насколько у волка аппетит лучше, чем у гепарда. Излишне и в хорошем очерке о птичьих нравах: «Сойка даже дрозда может прищучить».
«В палисадниках слонялись озабоченные собаки». Слоняются – от безделья, у того, кто озабочен, походка совсем другая. Да еще рядом с собаками из этого «слоняются» вдруг выглядывает… слон!
В одной рукописи поначалу говорилось так: «Он, который не тронет и дворнягу, сам убьет палача». И тут же рядом: «Газетные шавки обвиняли его…» Будь это перевод, мы заподозрили бы, что переводчик побоялся отойти от буквы подлинника и заменить дворнягу обычным русским «он, который и мухи не обидит». Здесь же автор сам неловко сблизил два образных выражения – порознь они хороши, но рядом очутились напрасно.
Это, пожалуй, случаи самые коварные: ловушка замаскирована, скажем, привычностью переносного значения. Но зачастую пишущий соединяет слова, несоединимые по самому прямому, основному смыслу.
«Уши его онемели… наполненные невероятным, убийственным ревом», – очевидно, человеку заложило уши.
«Покосился на него, не отводя глаз (от других)» – попробуйте проделать такое упражнение!
«…Громко вскрикнула она, онемев от страха», – вероятно, похолодев?
«Телевидение выбрасывает на рынок массового потребления море опутывающей человека продукции».
Птицы полетели, «копьями выставив перед собой длинные изогнутые клювы» – но ведь копье-то не изогнутое, а прямое!
Престранно выглядит крупный газетный заголовок «Перекресток, ведущий к истине». Спрашивается, когда это перекрестки куда-либо вели? Ведет одна из дорог, но не сам же перекресток!
Не очень-то удачная выдумка – зевсообразный красавец, но зевсообразный затылок сочетание уж вовсе ни с чем не сообразное.
Надо, необходимо задумываться, как сочетаются слова, тогда вовремя заметишь, что невозможно «маленький шофер взгромоздился на сиденье», и подыщешь замену: вскарабкался, взобрался либо примостился за рулем.
Из текста, подписанного двумя литераторами, в последнюю минуту выловлена «конструкция по принципу пустотелой трубы». А какой же еще ей быть, трубе? Труба или трубка любого происхождения и назначения в зубах курильщика или в оркестре, огромная ли фабричная или тончайший капилляр – всегда пустотелая, это ее первейшее определение и отличие от любого другого предмета!
