Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 - Галланд Адольф "Dolfo, Keffer" (книги бесплатно .txt) 📗
А где же наши боевые авиасоединения? Переключившись на другую, командную волну, я обнаружил, что часть наших сил собиралась совершить посадку после завершения атаки и готовилась ко второму боевому вылету, чтобы встретить противника на обратном пути. Однако вид у соединения бомбардировщиков был вовсе не таким, каким он должен быть после сражения. В этом не было ничего удивительного при таком множестве бомбардировщиков, а также истребителей сопровождения.
Итак, немецкие боевые авиачасти сейчас собираются в воздухе где-то между Берлином и Магдебургом. Мне необходимо посмотреть их в действии. Только что мимо нас проследовало одно из последних соединений противника, и у меня зачесались руки: неужели я буду пассивным наблюдателем этого парада? Я совершил левый вираж и приблизился к соединению, как вдруг заметил отставший "В 17", который пытался пристроиться к другому соединению с левой стороны. "Ганс, — крикнул я, — готовься! Сейчас мы его перехватим".
В нашем решении не было ничего героического. Если бы мы направились прямо против неприятеля и сбили ведущий самолет, то, несомненно, нас сбили бы тоже. Но теперь, при наличии отставшего самолета, мы должны были действовать очень быстро, прежде чем он успеет присоединиться к своим.
Я сидел у него на хвосте в 100 метрах. "В-17" открыл огонь и предпринял отчаянную попытку избежать столкновения. В это мгновение в мире существовал лишь тот самый бомбардировщик, сражавшийся за свою жизнь, и я. Как только полыхнули мои пушки, так сразу же полетели металлические куски, из двигателей повалил дым, а летчики сбросили весь груз бомб. Но потом загорелся один бензобак под крылом самолета. Экипаж стал выбрасываться на парашютах. Вдруг по радио раздался голос Траутлофта: "Адольф, внимание! "Мустанги"! Я подбит! Пушки заклинило!".
И затем — после первых же выстрелов четырех "мустангов" — я понял все. Насчет "В-17" никакой ошибки быть не могло, с ним было покончено, но не со мной. Просто я спасался бегством. Спикировав вниз на полной скорости, я тем самым попытался ускользнуть от преследовавших меня "мустангов", которые бешено обстреливали меня. Направление — восток, на Берлин. Трассирующие пули приближались все ближе и ближе.
Поскольку мой "фокке-вульф" грозил развалиться на части и у меня был крайне малый выбор среди тех возможностей, которые обычно дозволяются правилами игры в столь затруднительной ситуации, я сделал то, что уже дважды спасало мне жизнь в небе над Англией: выстрелил в воздух прямо перед собой из всего, что у меня было.
На моих преследователей ото оказало желаемое воздействие, так как они вдруг увидели прямо по курсу дым от разрывов снарядов. Вероятно, они подумали, что им повстречался первый истребитель, стрелявший, в обратном направлении, или же второй нападавший немецкий истребитель находился позади них. Мой трюк достиг цели, ибо они повернули направо и выше, а потом исчезли.
ВТОРЖЕНИЕ: НАЧАЛО КОНЦА
Мой оперативно-боевой вылет подтвердил, что спад нашей боевой мощи был вызван не только материальными, но еще и проблемами с личным составом. Чем сильнее падал уровень подготовки новых пилотов, тем более важным для наших авиачастей становилось то, чтобы их возглавляли опытные и способные офицеры. Естественно, что в них имелся недостаток более, чем когда-либо. Хороший офицер является продуктом тщательного отбора и подготовки. Но багаж опыта мог быть накоплен только в ходе боевых сражений, а этот процесс, к сожалению, является причиной сокращения численности тех же самых офицеров.
Если нам хотелось иметь хорошо подготовленные и более крупные оперативно-боевые силы, то тогда недостаток подходящих командиров можно было преодолеть только за счет увеличения размеров самих авиачастей. В связи с этим еще в начале 1943 года я предложил увеличить обычную численность эскадрильи с 12 до 16 самолетов и летчиков. Это началось осенью 1943 года, когда численность 2-й и 26-й истребительных авиагрупп, воевавших на запале, возросла со 112 до 160 самолетов.
Следующим моим шагом являлось ослабление, насколько это было возможно, фронтовой авиации с целью усиления обороноспособности рейха, которая была почти истощена. Эти усилия не оказались тщетными и настойчиво продолжались всю зиму, невзирая на противодействия. Но все выглядело так, как будто все результаты сводились на нет вследствие невероятного усиления воздушной активности союзников. На жерновах мельницы активно действовавшей авиации союзников неустанно перемалывались все наши попытки по наращиванию сил, так что в итоге наша обороноспособность сильно страдала. Но когда в результате стечения каких-то обстоятельств какая-нибудь авиачасть несколько дней не принимала участия в боевых действиях, ее боеспособность снова быстро вырастала до 70—80 процентов от eе потенциала. Однако после первого же боевого вылета боеспособность, конечно, снижалась, а если боевые действия продолжались два, три, четыре или более дней, то она очень часто обладала тенденцией падать до 40 или 30 процентов, а в случае необходимости продолжения боевых действий она опускалась до тактического нуля.
Но фюрер отдал приказ — и ничего нельзя было поделать. В нем оговаривалось особое условие, что в случае сообщения о приближении неприятельских сил к границам рейха все имевшиеся в наличии силы необходимо как можно скорее направлять против них. Кроме того, нужно было искать выход из другого положения — как предотвратить сокращение численности авиачастей.
В связи с чем я сделал главнокомандующему следующее предложение — нам следовало сформировать резерв вместо того, чтобы заниматься тем, чем и прежде, то есть все время посылать летные кадры и материальные ресурсы с целью поддержать или даже повысить боеспособность нашей истребительной авиации. Из опыта очень скоро стало ясно, что треть сил, освобожденная от боевых действий, накапливала в себе такой же, если даже не больший, запас боеспособности, чем продолжавшие вести боевые действия другие две трети авиачасти. Геринг согласился с моим предложением при условии, что боеспособность авиачастей не снизится в случае боевых действий, что было вполне осуществимо при условии, если бы все самолеты отдыхавших летчиков по-прежнему использовались. Далее Геринг потребовал, чтобы таким образом с помощью вновь формируемого резерва численность летчиков-истребителей, защищавших рейх, поднялась бы до 2000 человек. В конце концов, я имел право отказаться от всего вышесказанного. Воздушный флот "Рейх", 1-й истребительный корпус, все истребительные дивизии, система подготовки в целом, а также все сопутствующие структуры работали наконец-то с одной общей целью. Теперь у нас была надежда добиться решительных перемен в системе воздушной обороны в светлое время суток. Ведь тогда бы большой резерв, посланный весь целиком с целью нанести неожиданный удар, мог существенно повлиять на ход военных событий в воздухе. К концу мая 1944 года численность резерва уже выросла до 450 летчиков.
Как вдруг все наши планы опрокинуло вторжение.
Естественно, это не прозвучало как гром средь ясного неба. Напротив, эта угроза уже давно висела над головой воевавших на западе солдат и командиров, держа их в нервном напряжении. В конце концов, только время и место оставались неизвестными. Ведь о вторжении уже везде шептали и говорили как об огромном событии, которое, по всей видимости, предрешит итог войны. В начале 1944 года все указывало на то, что за словами скоро последуют дела.
Окончательный план был принят Рузвельтом и Черчиллем на конференции в Квебеке в августе 1943 гола, после чего в союзных генеральных штабах немедленно приступили к детальной его подготовке. В ноябре 1943 года был выработан план операции, который вошел в историю пол названием "Оверлорд". Движущей силой в ходе всех обсуждений, несомненно, был президент США. Черчилль все еще не отказывался от своих планов на Средиземноморье и на Балканах. Средиземноморская стратегия была его излюбленной лошадкой. И он все время подгонял эту лошадку, тем самым вызывая раздражение у своих советников, в одном и том же направлении, начиная с Первой мировой войны, с неудавшейся операции в Салониках, через события в Греции во время и после Второй мировой войны вплоть до недавнего официального визита Тито.
