Рай для немцев - Пленков Олег Юрьевич (книги серии онлайн .TXT) 📗

Столь же жесткую (как в СССР) расовую политику нацистские оккупационные власти проводили на территории Югославии, с тем отличием, что в этой стране с 16-миллионным населением в качестве инструмента оккупационной политики они более активно использовали внутренние национальные проблемы и разногласия. К тому же, Югославия была единственной в Европе страной, оккупированной одновременно четырьмя государствами — Германией, Италией, Венгрией и Болгарией ^{518}; это наложило отпечаток на расистскую практику нацистов. Нацисты использовали противоречия между сербами и хорватами, мусульманами и православными, католиками и протестантами, сербо-болгаро-греческие споры о Македонии и другие проблемы.

Наверное, самой необычной была участь словенцев: в июне 1941 г. руководитель РКФДВ Ульрих Грайфельт получил приказ о подготовке к присоединению Словении к Рейху и создании новых провинций Южная Каринтия и Нижняя Штирия на территории Словении. Облеченный специальными гитлеровскими полномочиями, Грайфельт самостоятельно распоряжался переселением немцев из районов Тироля, отошедших Италии (по договору 31 августа 1941 г.), в район Любляны. Гиммлер настоял на расовой проверке словенцев, подлежащих выселению с родины; к ноябрю 1941 г. из 54 тыс. словенцев 38 тыс. было отправлено в Рейх с последующим расселением в Бадене и Вюртемберге, а остальные депортированы в Хорватию и Сербию ^{519}. Удивительно, но из полумиллиона этнических немцев только 50 тыс. было допущено в Рейх, а почти 70% ненемцев — словенцев — переселили в Германию! Расово-переселенческая комиссия признала словенцев «германизуемыми». Также для «германизации» было отобрано 20 тыс. поляков (преимущественно детей), 10 тысяч эльзасцев и лотарингцев, имевших немецкие фамилии, но не говоривших по-немецки ^{520}. В конце концов, из 250 тыс. детей, отправленных в Германию из Восточной Европы для «аризации», в свои семьи вернулось после войны только 25 тыс. ^{521}

Следует, однако, оговориться, что не эти странности определяли обыденную практику нацистского расизма в Восточной Европе, но убийства, жестокость и унижения. Немецкая общественность была осведомлена о характере нацистского господства в Европе, но как-либо влиять на положение дел она была не в состоянии.

Нацистская евгеника и эвтаназия и немецкое общество

Задолго до возникновения Третьего Рейха врачи, психиатры и другие ученые многих стран предупреждали об опасности возможного биологического вырождения людей в ранее неведомых социальных условиях: в большой скученности в крупных индустриальных центрах с их искаженными и извращенными (по сравнению с простым крестьянским миром) представлениями, а также необычными (по сравнению с прежними временами) бытовыми условиями. Впрочем, и сейчас никто с полной уверенностью не сможет сказать, что социальные условия, возникшие вследствие урбанизации, прозрачны, контролируемы и не вызывают никаких опасений. В первой трети XX века многим европейцам казалось, что нации подвергаются усиливающемуся давлению алкоголиков, уголовников-рецидивистов, всевозможных асоциальных элементов, больных и калек, воспроизводство которых никак не регулировалось в течение многих поколений (впрочем, оно не регулируется и сейчас); что достижения современной медицины, обеспечивавшие спасение новорожденных с различными наследственными заболеваниями, оборачиваются со временем против общества, поскольку эти калеки становятся для него обузой. В этих условиях многим казалось, что современная медицина и социальная сфера действуют вопреки естественному отбору, систематически ухудшая, а не улучшая человеческий материал. Иными словами, все победы современной науки и социальной политики представали как пирровы победы ^{523}. [31] Таким образом, Гитлер не был особенно оригинален, когда в 1925 г. писал в «Майн кампф», что полумерой и нелепостью является забота о продолжении жизни неизлечимо больных людей; в таких случаях нужен ясный рациональный подход и последовательные действия.

Большинство европейцев было озабочено падением рождаемости, которое казалось опасным ввиду экспансии соседей; проблемой казался рост рождаемости у своих политических соперников. Точно так же, как сейчас в Европе опасаются роста населения в странах третьего мира, в межвоенный период французы боялись высокой рождаемости у своих воинственных соседей — немцев; немцы боялись угрозы бесчисленных «славянских орд»; англичане опасались большой рождаемости у ирландцев; итальянцы сетовали на «бандитский юг»; в европейской части России боялись высокой рождаемости в ближнем к нам азиатском зарубежье. В разных обществах в разные времена присутствовал страх перед иммигрантами, могущими «испортить» хорошую расу, и недовольство эмигрантами, снижающими расовое состояние общества вследствие отъезда за границу. В США, например, имел место страх перед волной эмигрантов из Азии или притоком эмигрантов из бедных регионов Восточной Европы, «белых бедняков» (white trash), которые якобы снижали сопротивляемость белой расы перед лицом напористых афроамериканцев. В этой связи существовали квоты на въезд в США определенных расовых типов. Впрочем, евгеника была не только европейской или американской болезнью, она процветала в Китае, в Аргентине, в Бразилии, в Индии.

Задолго до нацистов практические шаги для предотвращения воображаемой перспективы вырождения сделали шведы, хотя первая в мире кафедра евгеники была создана в 1909 г. в University College в Лондоне и лишь в 1922 г. — в университете Упсалы. В Швеции впервые стали практиковать добровольную стерилизацию в целях сохранения расовой чистоты и поддержания нордического типа. Впрочем, в практике евгеники американцы и немцы вскоре обошли англичан и шведов. Почти во всех американских штатах существовала узаконенная практика стерилизации наследственных больных, а в Калифорнии стерилизовывали больше, чем во всех остальных штатах вместе взятых ^{524}. Воодушевленные законом США об эмиграции (1924 г.), немецкие евгеники заговорили о необходимости принятия подобного закона в Германии (перед лицом притока в страну евреев и южных славян). Также немецкие евгеники распространяли среди немцев всевозможные пропагандистские материалы с графиками и статистикой о затратах на социальную помощь неблагополучным (вследствие наследственных заболеваний) семьям. О необходимости устранять «человеческий балласт» еще в 1920 г. писали немецкий юрист Карл Биндинг и немецкий медик Альфред Хохе ^{525}. Они оценивали человеческую жизнь масштабами затрат на продукты питания, одежду, жилье, отопление и уход. Нацисты охотно повторяли эти доводы даже в школьных учебниках; потом они первыми перешагнули порог допустимого, задумав втайне от общественности осуществить программу эвтаназии [32]. В начале XX века к евгеническим кругам в Германии примыкали даже социал-демократы; во всех слоях общества находились люди, симпатизировавшие их идеям. Напротив, в Англии, когда некий лейборист внес законопроект о добровольной стерилизации наследственно больных, то Сидней Уэбб протестовал, указывая, что это важное дело не может быть оставлено на усмотрение частных лиц и люмпен-пролетариев. В отличие от Германии, где ученые с большим энтузиазмом восприняли евгенические планы, в Англии никакого воодушевления они не вызвали — по всей видимости, евгеника в силу своего радикализма не подходила консервативным англичанам. В 1929 г. английскими психиатрами было установлено, что различными психическими расстройствами страдает около 300 тыс. англичан, из которых только 50 тыс. помещено в лечебницы. Данные статистики произвели сильное впечатление, но в 1931 г. британская нижняя палата отвергла закон о стерилизации ^{526}.