Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев - Гончаренко Олег Геннадьевич
Одним из факторов, влиявших на выбор русской эмиграции в пользу Бельгии, являлся образ независимого и бесстрашного бельгийского монарха Альберта I. Эта доблестная личность была хорошо известна читающей русской публике с самого начала Великой войны. Еще совсем недавно русские поэты Серебряного века (Сологуб, Северянин, Гиппиус и др.) воспевали в своих стихах доблесть бельгийского сопротивления германскому вторжению, возглавляемого «Королем-Рыцарем». К тем русским, кто до самого конца Великой войны оставались его верными союзниками, король и впоследствии относился с большой симпатией. Бельгийской королеве Елизавете также были свойственны определенные симпатии к русской культуре и ее носителям, повлиявшие на ее решение, находясь уже в преклонном возрасте, изучать русский язык. К людям из России королева Бельгии всегда относилась с удивительной теплотой. После кончины короля Альберта в 1934 г. Елизавета Бельгийская продолжала долгие годы интересоваться судьбой русских эмигрантов и, где только могла, оказывала им помощь. История неожиданной смерти барона Врангеля показалась подозрительной очень многим, хорошо знавшим генерала и, не в последнюю очередь, его родным, проживавшим с ним в бельгийской столице, в одном доме на рю де Бель Эр № 17 — жене, детям и его матери.
Много лет спустя после этих трагических событий внезапной болезни и кончины барона, его дети Елена Петровна Врангель (в замужестве фон Мейендорф) и Петр Петрович Врангель сделали сенсационное сообщение прессе. Они сообщили, что неожиданно начавшаяся болезнь барона странным образом совпала с появлением в их доме «брата» Якова Юдахина, состоявшего вестовым при особе Врангеля.
«Брат» появился в доме Врангелей неожиданно, долго не гостил, пребывал, в основном, при кухне, в «господской» не появлялся, и так же потом тихо убыл восвояси, как и возник. Любопытно, что сам Яков Юдахин никогда не вспоминал про наличие каких-либо родственников, тем более, проживавших в СССР и могущих столь легко пересекать границы ради непродолжительного родственного свидания. «Брат» сказался матросом советского торгового судна, пришвартовавшегося в Антверпене, и умудрился разыскать дом своего родственника в Брюсселе, хотя ранее не состоял с ним в переписке и теоретически не мог знать, где проживал Юдахин. Последствием визита советского матроса начались 8 дней «сплошного мученичества». Температура барона поднялась до отметки 40 градусов, его силы быстро таяли, он метался, пробовал встать, спешил отдать приказания, звал секретаря генерала Н.М. Котляревского, чтобы успеть отдать какие-нибудь распоряжения. К нему были приглашены брюссельские медицинские светила, заключившие наличие у барона какой-то тяжелой инфекции. Из Парижа к заболевшему Врангелю прибыл его давний соратник профессор медицины Иван Павлович Алексинский, обнаруживший скрытый туберкулез в верхушке левого легкого. Алексинский и лечащий врач барона Вейнерт, приходили к выводу, что в сложившейся ситуации врачами было сделано все возможное, однако возможности остановить развитие болезни, по признанию обоих врачей, не представлялось возможным. Незадолго до кончины к барону был зван его духовник о. Василий (Виноградов), которому после исповеди и причастия Главнокомандующий Русской армией признался: «Я готов служить в освобожденной России хотя бы простым солдатом…»
25 апреля 1928 года в девять часов утра генерал тихо скончался. Последними его словами были: «Боже, спаси Армию!» Русская эмиграция долго не могла поверить, что сильный, полный энергии и здоровья 49-летний человек мог «сгореть» от внезапно развившегося туберкулеза всего за неделю. По кругам эмиграции пошли слухи о насильственном устранении видной фигуры Белого движения большевиками. Позднее его тело было перевезено в Белград, и здесь 6 октября 1928 года было погребено в русском православном храме Святой Троицы, в саркофаге, под сенью склоненных знамен русских полков. Погребение последнего Главнокомандующего стало своеобразной демонстрацией верности армии своему вождю. Траурная церемония проходила в торжественной обстановке. На артиллерийском лафете тело генерала провезли вдоль выстроившихся в почетном карауле солдат и офицеров Русской армии. После того, была создана восковая фигура Врангеля, которая находилась в музее Эрвен в Париже. Стоит отметить, что на похоронах Врангеля наряду с русскими последние почести отдавали ему сербские войска. Материалы личного архива Врангеля и по сей день хранятся в Гуверовском Институте войны, революции и мира в США. Несомненно, лучше других о вероятных причинах гибели Врангеля в эмиграции были осведомлены узкие круги в руководстве РОВС. Однако осведомленность советской агентуры о степени участия Врангеля в продолжавшейся борьбе против большевизма, как на территории СССР, так и за границей, была неполной, если не сказать, искаженной. Отойдя от идеи активной борьбы террористическими средствами, Врангель вплотную занялся вопросами теоретического характера о будущем переустройстве российской государственной жизни в случае падения советской власти в России. Часть офицерства, настроенная наиболее радикально и непримиримо к советской власти, сплотилась вокруг генерал-лейтенанта Виктора Леонидовича Покровского, считавшего, что при условии хорошо подготовленных десантов на советскую территорию, власть большевиков можно будет легко опрокинуть, а восставший народ довершит дело ее разгрома. Впрочем, на Дальнем Востоке в СССР борьба с большевизмом еще не была полностью окончена и ее последним носителем, сопротивлявшимся большевикам оружием, стал легендарный атаман Анненков. Борис Владимирович Анненков родился 9 /21 февраля 1889 года, происходя из семьи потомственного дворянина, отставного полковника, который имел около 70 десятин земли и имение в Волынской губернии. «По линии отца моя родословная идет от декабриста Анненкова», — писал Б.В. Анненков. Окончив к 1906 году Одесский кадетский корпус и в 1909 году Московское Александровское училище, молодой Анненков в чине хорунжего был определен на службу в 1-й Сибирский казачий Ермака Тимофеевича полк, где и командовал сотней, а затем служил в казачьем полку в Кокчетаве. Борис Анненков получил изрядное образование, знал французский, немецкий, китайский и тюркские языки. «Воспитание получил строго монархическое, — вспоминал он впоследствии, — тогда каждый офицер не имел права придерживаться никаких других взглядов. Я полагал, что монархический образ правления самый подходящий для России». Он признавал, что «на фронте заниматься политикой было некогда», хотя смутная необходимость перемен чувствовалась всеми, а известия о политических событиях поступали из газет и от приезжавших из отпусков сослуживцев. Отступившие в Китай в ходе Гражданской войны с большевиками, белые оказались в сложном положении. По настоянию китайских властей им пришлось сдать оружие, часть казаков покинула отряд, а сам Анненков, не выполнив требований китайцев о разоружении отряда, в марте 1921 года был ими арестован и посажен в тюрьму городка Урумчи. Китайцы добивались от него передачи вывезенных из России ценностей. Лишь в результате неоднократных обращений бывшего начальника штаба его дивизии полковника Н.А. Денисова к местным властям, а также к посланникам стран Антанты в Китае Анненкова в феврале 1924 года, наконец, освободили. Он решил полностью отойти от участия в эмигрантском движении, и даже уехать в Канаду, но не смог найти даже те небольшие средства, необходимые на получение въездной канадской визы, даром которую ему никто выдавать не собирался. Практически сразу после освобождения, молодой генерал стал получать многочисленные настойчивые предложения включиться в деятельность так называемых антисоветских организаций, объединить и возглавить монархические группировки и отряды от лиц, которых ранее не то что не знал лично, но даже и не слышал об их существовании. Бесами-искусителями Бориса Анненкова оказались советские сотрудники ГПУ, пытавшиеся таким образом заманить его назад, в СССР. Их конечной целью являлась задача предания Анненкова формальному суду, казнить его, сделав это «в счет прежних провинностей перед „рабоче-крестьянской властью“». Ясно оценив политическую ситуацию и соотношение сил, Анненков старался уклоняться от активной деятельности. Но, в конце концов, все же не удержался и принял предложение сформировать отряд в составе китайских войск под командованием маршала Фын Юй Сяна. Про этого китайского военачальника лишь самый нелюбопытный не знал, что он считался сторонником большевиков. 10 апреля 1926 года, неожиданно для многих знавших атамана, Анненков со своими ближайшими сподвижниками был отправлен через Монголию в Советскую Россию. Известно, что советские органы власти в это время добивались передачи им ряда руководителей Белого движения, в том числе Анненкова. Сведений о его позиции и характере отношений с китайским маршалом нет, однако 20 апреля 1926 г. газета «Новая Шанхайская жизнь» опубликовала обращение атамана в ЦИК СССР «с искренней и чистосердечной просьбой о прощении» и помиловании, если не его самого, то менее виновных бывших его соратников. Кроме того, он выступил с обращением к своим сторонникам прекратить борьбу с большевистской властью. Это неожиданное обращение Анненкова вызвало бурю негодования и возмущения в восточной белоэмигрантской печати. Обстоятельства, вследствие которых атаман был отправлен в СССР, остаются неясными. «Шанхайская заря» от 25 апреля 1926 года сообщала своим читателям, что атаман был арестован китайским командованием по распоряжению советского военного руководства, так как отказался перейти на сторону большевиков. По иной версии, он вместе с Денисовым был захвачен в монгольской гостинице «Калган» группой во главе со старшим советником Фын Юй Сяна неким господином Лином силами известного советского военачальника В.М.Примакова. Очевидно, это была еще одна хитроумно задуманная и осуществленная операция ОГПУ. После короткого открытого судебного процесса, состоявшегося над Анненковым и Денисовым в июле 1927 года в далеком от Москвы Семипалатинске, по приговору военной коллегии Верховного Суда СССР 25 августа 1927 года атаман был расстрелян.
