Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 - Галланд Адольф "Dolfo, Keffer" (книги бесплатно .txt) 📗
"Ju-87", или "Штука", не оправдал себя в битве за Англию, хотя никто не может отрицать его важной роли, особенно при поддержке армейских наземных операций, как эго было на Восточном фронте во Второй мировой войне.
Возможность попадания бомб в цель и эффективность самих бомб чрезмерно преувеличивались. Несмотря на это, "Штука" был наиболее подходящим самолетом для нападения на уязвимые и небольшие по величине цели вроде таких, как корабли, железнодорожные узлы, мосты и электростанции. Скоро было доказано: для того чтобы достичь продолжительного эффекта насыщенного бомбометания, наиболее предпочтительным оказывалось ковровое бомбометание, когда при горизонтальном полете на небольших высотах бомбы сбрасывались самолетами, летевшими сомкнутым строем. С точки зрения защиты данный способ обладал значительными недостатками, атакующие "Штуки" должны были покидать свой строй и спускаться ниже, попадая в зону досягаемости наземной противовоздушной обороны, таким образом, они превращались в легко уязвимые мишени для зенитного огня и вражеских истребителей. Потери бомбардировщиков во время битвы за Англию стали просто катастрофическими, как по этим причинам, так и из-за их низкой скорости. Поэтому их было необходимо вывести из сражения. Подробнее это будет обсуждаться мной несколько позже.
Фактор, имевший решающее значение для формирования распространенного, предвзятого, бытовавшего в германском люфтваффе мнения об истребителях как виде вооружения, коренился в самом развитии немецкого авиационного строительства. В течение 1935-го и 1936 годов конструкторы спроектировали и построили два бомбардировщика — технически первоклассные двухмоторные "Do-17" и "Не-111". Они даже были быстрее таких истребителей, как "Аг-65", "Аг-68" и "Не-51". Это происходило тогда, когда уже складывалось мнение, что истребители играют второстепенную роль, в соответствии с теориями воздушной стратегии, преобладавшей на тот момент времени в германском верховном командовании, причем сама идея благодаря состоянию технического развития в Германии только усиливалась. Какую пользу для бомбардировщиков могло оказать прикрытие истребителей, если сопровождавшие истребители не могли даже догнать их? Самолет-истребитель просто не вписывался в картину стратегического воздушного рода войск. Считалось, что их задачи — заниматься местной воздушной обороной, бороться за превосходство в воздухе над линией фронта, а в случае необходимости оказывая содействие армии в ходе наземных операций в тесной взаимосвязи со штурмовой авиацией. Истребительная авиация не рассматривалась как часть стратегической авиации. На нее смотрели как на тактическое оружие. Когда во время битвы за Англию немецкие летчики-истребители получали стратегические задания, то обстоятельство, что их возможности не соответствовали уровню задания, вызывало удивление и само по себе разочаровывало.
Я хочу, чтобы меня правильно поняли. Я не стремлюсь выдвигать обвинения против кого-либо, не хочу никого упрекать, ругать или защищать. Просто я хочу соотнести условия, в которых развивалось сражение, с тем, что считалось самым важным, с исходом войны, ее конечным результатом. Я хочу рассказать об этом с точки зрения летчика-истребителя, который любит и знает свое оружие, который считал и по-прежнему считает его самым замечательным оружием, обладающим решающим значением, с учетом существовавшего и более позднего опыта как с точки зрения действительной службы, так и с командных высот военно-воздушных сил. Сегодня, в отличие от того времени, подобное убеждение разделяю не я один.
Побуждение (о котором я столько писал в предыдущих главах) освободиться от участия в проведении операций поддержки наземных сил, чтобы принять участие в воздушных боях сейчас в свете моих воззрений становится понятнее. Это было не просто прихотью или ищущей выхода страстью к полетам. Это была убежденность — сначала неопределенная, но позже все более и более ясная, — что истребители играют важную, более того, решающую роль в области контроля за воздушным пространством, то есть там, где в будущем предстоит решаться исходу любой войны. Точно так же Эрнст Юнгер, командующий ударными и специальными войсками, восставал против приоритета материального в страшных битвах Первой мировой войны. Он считал боевые заслуги каждого отдельного человека одним из решающих факторов, причем эта истина была доказана на бесчисленных примерах во время Второй мировой войны, поскольку летчик-истребитель представляет собой в чистом виде особый тип бойца, мастера, управляющего одним из самых совершенных и сложных продуктов нашего современного промышленного века.
Сегодня наша реальность, зависящая от уровня техники и механизации современного боя, все более и более побуждает солдата стать механиком или инженером. Когда-нибудь летчик-истребитель, наводимый с земли, будет преследовать противника со сверхзвуковой скоростью, нести атомную бомбу на высоте многих километров в стратосфере. Но при этом сама наука не должна становиться самоцелью. Только наступательный дух, рожденный и человеческом сердце, принесет успех действиям самолета-истребителя, несмотря на все его технические усовершенствования.
Именно таким был дух летчиков-истребителей в годы войны. Но когда дело касалось действительности на фронте — это был совсем иной разговор. Мы чувствовали себя Золушкой германского люфтваффе, то есть тем, чем и являлись на самом деле. Может быть, это звучит невероятно, поскольку несколько блестящих летчиков-истребителей Первой мировой войны обладали огромным влиянием среди высшего командования военно-воздушных сил. Разве не должны они были мысленно отдавать предпочтение своему собственному виду оружия? В нашем случае все обстояло как раз наоборот. Они даже не находились в курсе современных технических разработок и поэтому по-прежнему были привержены своим давным-давно устаревшим идеям. Но вполне возможно, что это было просто проблемой различных поколений.
Первый год войны подтвердил в определенной степени верность стратегической концепции германского люфтваффе, в которой истребительная авиация представляла собой незначительную величину. Как в Польше, так и во Франции большая часть вражеских военно-воздушных сил была уничтожена на земле и совсем малая часть в воздухе. Между тем становилось все более очевидным, что люфтваффе не достигнет легкой победы над самолетами британских ВВС. В самом начале сражения стало ясно, что, в отличие от предыдущих воздушных боев во время военной кампании во Франции, истребительная авиация Англии обладала численным превосходством и лучшей управляемостью благодаря радиолокационному наведению. Что касается летного состава, его боевого духа — и то и другое было на должной высоте.
Поэтому уже во время второго периода войны с Англией стало ясно, что на немецкие истребители возлагались надежды, превышавшие пределы их оперативных возможностей, которые были установлены для них внутренними правилами германского люфтваффе. Они должны были разгромить истребительную авиацию Англии в крупномасштабных сражениях с целью захвата тотального превосходства в воздухе, столь необходимого для бомбардировщиков, которые обязаны были довести до конца начатое наступление.
Нет, я не собираюсь здесь утверждать, какая из трех последовательно стоявших стратегических целей — всеобщая блокада острова, вторжение и разгром Англии — более всего подходила в соответствии с концепцией Дуэ самой задаче достижения превосходства в воздухе. У меня скорее возникают сомнения насчет того, знал ли об этом сам Генеральный штаб, потому что на всем протяжении битвы за Англию особое значение придавалось каждой из них по очереди.
Такой вид операции вряд ли является успешным, потому что он совершенно чужд обычным немецким методам и способам ведения войны. Единственный ответ, который я могу здесь дать, состоит в том, что в основном верховное командование в этот период времени не имело четких планов насчет дальнейшего хода военных действий. Как и до этого, главной целью Гитлера по-прежнему был Восток. Война против Англии являлась для него просто необходимым злом, с которым он был обязан каким-то образом совладать — но каким именно, он в точности не знал.
