Сумма стратегии - Переслегин Сергей Борисович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

Применение метода социопиктографического анализа показывает, что современная картина противоречий, определяющая будущее городов, далека от стабильности, а будущее городов – от определенности:

• Существующие линейные тренды развития городов, максимально проявленные в «глобальных городах», сначала дополняют и усиливают друг друга, а в перспективе приводят к кризису современной системы городов, причем во всех аспектах: городской среды, социальных структур, деятельности.

• Взаимодополнение и усиление трендов позволяет предположить, что трансформация городов по образцу глобального города будет доведена до конца. Везде появятся новые объекты и пространства, будет новая архитектура и отчасти новые горожане. В некотором смысле, глобализация городов завершится. Однако и противоречия, которые сегодня существуют в мегаполисах, также будут тиражированы и доведены до предела.

• Последующий за этим кризис «глобализованных» городов породит новый вал противоречий и проектов, которые будут основаны на новой карте трендов. Эти тренды будут основываться на разрешенных противоречиях глобализированного города. Точно можно сказать, что кризис глобализированных городов обойти не удастся^[232].

Глава 8. Война «против поля»

В современной практике «коробочных игр» существует такое понятие, как «игра против поля». Это означает, что перед участниками ставится не конкурентная, а кооперативная задача. Например, четыре великих даосских воина пытаются спасти деревню от нападения кровожадных призраков. Призраки атакуют непрерывно, с каждым кругом игры их становится больше. Игрокам приходится не просто сотрудничать, но рассчитывать многоходовые и многоуровневые механизмы взаимодействия другом с другом в пространстве игры. Или группа охотников ищет по всей Европе графа Дракулу. Или несколько стран сталкиваются с глобальным экономическим кризисом, экологической катастрофой, технологическим барьером (нужное подчеркнуть).

Во всех таких случаях участники игры сталкиваются с одним общим для всех противником, сила которого задана структурой игры и ее правилами. Понятно, что этот противник непобедим даже чисто формально: его можно уничтожить только вместе с игровым полем, то есть для этого требуется Апокалипсис и гибель мира. От играющих требуется сохранить этот мир в целости, совместно выстроив механизмы, позволяющие выживать в противостоящей им игровой среде.

Со стратегической точки зрения «игры против поля» носят совершенно специфический характер. В них невозможна формальная победа, поскольку она приводит к гибели существующего мира. В них лишена смысла «стратегия поражения»: с точки зрения принципа наименьшего действия лучше быстро проиграть войну, чем медленно и мучительно ее выиграть, – поскольку поражение в «игре против поля» носит окончательый и необратимый характер. В них невозможно удерживать статическое равновесие, то есть играть на односторонне блокированную позицию, поскольку с каждым темпом общее соотношение сил меняется в пользу «поля». Иными словами, из всех принципов классической стратегии «работает» только принцип непрямых действий^[233].

Поэтому «игры против поля» по определению относятся к «за-стратегиям». В сущности, целью игроков в таких играх является «подвесить ситуацию», сохранив нестационарный «переходной режим», когда «поле» не может сделать последний ход и закончить игру. Это можно сравнить с шахматами, где целью игры объявлен пат или вечное нападение. В таких играх вы не можете построить «мир, лучший довоенного». В лучшем случае удастся сохранить «довоенный мир», но даже это не всегда возможно. Поэтому здесь не работает лиддел-гартовская формулировка целей войны, а системная формулировка может быть записана в следующем нестационарном виде:

При «игре против поля» целью войны является реализация такого сценария, в котором размерность пространства решений будет снижаться медленнее всего^[234]. В «играх против поля» возможна только «война Ареса».

«Война Афины» здесь не может работать, просто потому, что в таких играх бессмысленна «большая стратегия»: нельзя выиграть мир, если базовой задачей является «подвесить» состояние войны. «Война Аполлона» также невозможна, поскольку «поле» недоговороспособно по определению. Можно сказать и по-другому: «война против поля» означает, что «поле» уже выиграло и «войну Афины», и «войну Аполлона».

В реальной жизни «война против поля» может возникнуть только в эпоху фазового кризиса. Необходимым условием такой войны является «глобальная глобализация», «global globalization», в результате которой происходит упрощение социосистемы:

• создается единый мир-экономика по Кондратьеву, что подразумевает, в частности, единую мировую финансово-кредитную систему, разделение в пространстве производства и потребления ключевых продуктов, высокую транспортную связность мирового хозяйства;

• в этом мире прописываются общие геокультурные коды, опосредованно это приводит к унификации права и господству глобализованного «мирового права» над национальными юридическими нормами;

• завершается политическая глобализация – возникает гегемон, вооруженные силы которого отвечают «мультидержавному стандарту», то есть сильнее, чем любая мыслимая коалиция других государств, причем по всем аспектам военной машины.

В истории европейской цивилизации можно выделить два государства-гегемона, для которых выполнялись все эти требования – Римская империя и современные Соединенные Штаты Америки.

Понятно, что государство-гегемон нельзя разгромить извне. Но, поскольку «global globalization» происходит только в условиях фазового кризиса (и, строго говоря, является одним из его маркеров), такое государство социосистемно неустойчиво и может быть разрушено сочетанием внешней войны и внутренних дезинтеграционных процессов. Простейшая схема гибели мирового гегемона включает:

• кредитно-инвестиционный кризис,

• инициирующий финансовый кризис,

• уменьшение скорости оборота денежной массы,

• сокращение объема реальных денег при росте объема виртуальных денег («порча монеты» в традиционной фазе, инфляция в индустриальной фазе, неконтролируемый рост размерности деривативов в постиндустриальном обществе);

• сокращение налоговых поступлений, в том числе вследствие политических неурядиц и массовых беспорядков, расстройство налогового механизма, кризис всех форм страхования;

• внешние войны на дальних рубежах империи, что превращает эти территории в канал расходования всех форм ресурсов^[235] – от человеческих, до финансовых;

• постепенный «сброс» гегемоном периферии в целях сокращения государственных расходов, при этом, разумеется, сокращаются и государственные доходы, что замыкает круг обратной связи и приближает «зону неустойчивости» к «граду на холме».

В этой схеме гегемон выигрывает крупные внешние войны, но каждая из них «съедает» часть невосполнимого, критического для данный фазы ресурса. Можно сказать, что гегемон выигрывает все войны, но проигрывает свою жизнь.

Таким образом, с гегемоном воевать можно и можно даже победить его чужыми руками и дожить до победы. Проблема заключается в том, что гегемон в условиях «global globalization» – это и есть весь мир, «поле». Поэтому пережить победу нельзя – уничтожая его, ты уничтожаешь и себя. Результатом победы становятся «Темные века».

Моя вера здесь стояла против стратегии отца. Он был родитель и был неправ. Это особенно разрушительно, если ты понимаешь, сколько он сделал для тебя. «Темные века» я видел как отсутствие света большого и главного. Для меня таковым был Господь. А для кого-то уже новые имена Его мерцали в пространстве языков. За себя и за этих, которые «За…», я не очень боялся. Я, всю свою недолгую жизнь экспериментируя со стратегией и следуя ей сейчас, хотел иного. Возвращение к прошлому меня не устраивало, а будущее в гегемонистском мире определялось гегемоном. А войны я не хотел, потому что Армагеддон – это упражнение для старшего возраста, а не для тех, кто только начал свою жизнь в сполохах света и разрыве небес. Я даже наговорил своему женскому штабу кучу запальчивых слов, когда они пошутили, что сдадутся победителю и окажутся правы. Тут некому было сдаваться. Так и так оставалась выжженная земля. А бегать за счастьем в чужую галактику я еще не научился. Кстати, бегать просто – у меня тоже не получалось. Я тренировался на тренажерах, наращивал мышцы, но не взлетал над тропинкой летом в летящей технике бегунов Эллады.