Сумма стратегии - Переслегин Сергей Борисович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Мольтке был отцовским кумиром, но, «что до нас касательно – на жизнь засматривались мы уже самостоятельно», – писал народный поэт Высоцкий, – не в бровь, а в глаз отражал текущую реальность. Я все читал про этот великий генеральный штаб и с грустью созерцал немецкую современность. На что отец мне говорил: «А ты на Россию глянь? Помогли нам громкие победы над фашистами »
Я понимал, что есть следующая война и есть что-то за войной. Туда пока не попасть. Но как там траспонируется учение Мольтке, я не знал. У меня также были большие проблемы с Советом. Он включал все тех же лиц, кто в детстве определил мою жизнь: мама, папа, дядя Саша, Петька.
Отец мне жестко сказал, что пока я не выловлю, создам, куплю или выращу своего штаба, я останусь жителем Швамбрании, а не реальности. Я чуть не купил ему билет во французский Диснейленд с досады.
Планирование на войне – знак порядка
Штаб свободен от принятия решения: у него – другая, а именно чисто информационная, функция. Штаб анализирует обстановку, создает план и контролирует проведение его в жизнь, создавая и описывая те «рамки», в которые должна быть заключена воля командующего[175].
Заметим здесь, что штаб не может освободиться от своего плана: информационная структура, которую представляет собой план современной войны, настолько сложна, что самим фактом своего существования начинает оказывать обратное воздействие на планирующую инстанцию. Такое самодействие проявляется почти всегда, существенно затрудняя управление на войне. В тех случаях, когда план становится для своих разработчиков источником самоутверждения, эффект самодействия проявляется как синдром тактической негибкости. ‹…›
Проблема самодействия частично решается тем, что ответственность за принятие решений со штаба снята. Отвечает командующий, который – в теории – более объективно смотрит на обстановку. Причем командующий не обязан знать все тонкости и взаимосвязи плана. Скорее наоборот: избыточная информированность помешала бы ему принять правильное и своевременное решение.
Но, таким образом, мы получаем другую проблему – оказывается, что штаб добровольно помещает себя в иное информационное пространство, чем командир. Хотя, на первый взгляд, и кажется, что штаб проектирует реальные боевые действия, на самом деле планирует действия воображаемых им (штабом) людей в воображаемом мире: в мире, который, вероятно, никогда не существовал и не может существовать, и который существенно отличается от текущей Реальности. ‹…›
Заметим здесь, что планирование настоящего невозможно: планирование предполагает действие, растянутое во времени, а настоящее – это точка во времени.
Что же такое планирование будущего с информационной точки зрения? Уже отмечалось, что план может сокращать пространство решений, даже переводить это пространство в область несуществующего, однако план также и расширяет пространство решений – он наделяет неопределенности будущего именами, позволяя оперировать будущим на языке настоящего.
Итак, план приводит к называнию будущего. Но значит, план фиксирует будущее. План приводит к тому, что мы ждем некоторых вещей, которые еще не существуют, но должны будут существовать в рамках этого плана. К примеру, собираясь на работу, мы предполагаем получить зарплату, хотя денег, которые мы собираемся получить еще, возможно, не существует в природе.
Итак, планирование – это фиксация будущего. Мы сознательно идем на ограничение свободы воли, расплачиваясь за это уверенностью в будущем, при этом проблема исторической неопределенности оказывается разделенной во времени – план уже есть, а будущего еще нет…
В полном соответствии с законами классической диалектики штаб решает проблему разделения информационной ответственности ценой создания ряда вторичных противоречий.
Прежде всего это, конечно, противоречие между самим штабом и полевыми командирами, осуществляющими непосредственное руководство войсками. Антагонизм штабов и передовой хорошо, но односторонне описан в художественной литературе. В действительности мы имеем дело с конфликтом типа «оба правы». Передовая справедливо обвиняет штаб в бюрократизме, «бумажном» руководстве, оторванности от жизни и военных реалий и абстрактности распоряжений. Штаб обоснованно считает, что командиры на местах видят только свои проблемы, трудности, локальные цели и частные достижения, полностью игнорируя «рамку» войны как целого и саботируют любые попытки штаба внести хоть какую-то согласованность.
В компании я научился опираться на женщин: в наше ненадежное время, они, как ни странно, хорошо понимают разницу между тактикой и стратегией, им приходится их как-то сшивать каждый день. Я сделал протез штаба из молодых девиц и даже рассердил Кристину, увлекаясь той информацией, которую они собирали и анализировали. Я позиционировал полевикам их работу как можно равнодушнее, и это не вызывало у своры менеджеров ревности, что четыре девицы делают что-то особенное для молодого начальника. Это был эрзац. Для настоящего штаба я нашел двоих, один из которых напрочь отказывался переезжать из Питера. Ну, дело наживное.
Противоречие «войска – штабы»
С точки зрения военного искусства Германский генеральный штаб породил новый тип офицера – никогда не участвующего в боях и скорее ученого, нежели солдата. Разделение функций давало идеальный результат – штабист занимался своей работой, командиры на местах – своей. Тем не менее разделение офицеров на две неравные части по этому признаку воспринималось многими негативно, ведь появлялись генералы, которые никогда не командовали не то что дивизией – батальоном.
Приводило это к «тасовке» офицеров между штабными и командными должностями. На примере биографии Манштейна это видно особенно рельефно: лучший стратег Германии так и не сменил Ф. Гальдера на единственном посту, соответствующем его таланту и свойствам личности. Напротив, почти всю войну Манштейн, великолепный штабист-аналитик, занимается оперативной работой (командир армейского корпуса, командир танкового корпуса, командующий армией, командующий группой армий). Гудериан же, прирожденный тактик-исполнитель, после блестящих действий в 19391941 гг. служит генерал-инспектором бронетанковых сил (даже не штабная, а административная должность), затем вдруг оказывается начальником Генерального штаба. На командных должностях проводит войну штабист Венк. Наконец, прологом к сталинградской катастрофе было назначение штабного работника Паулюса командующим армией (позднее эта ошибка была повторена с Бушем). Пожалуй, только Хойзингера никто «не дергал», заставляя обрести ненужный полевой опыт[176].
Далее, это противоречие между представлениями штаба о боевой обстановке и самой этой обстановкой. Оно, конечно, лежит в самой основе работы штаба, который всегда имеет дело с аналитической подсистемой системы «война». Но играют свою роль и «туман войны», и неизбежное запаздывание информации, и патологическая лживость военных донесений[177], и обрывы связи. Штаб всегда заполняет информационные лакуны, исходя из своих предварительных расчетов, которые не обязательно соотносятся с реальностью. В результате штабы передают приказы не только разгромленным частям и соединениям, но зачастую и потопленным кораблям.
Тактическая негибкость штаба приводит его к недооценке случайных тактических возможностей и полному игнорированию «неизбежных на войне случайностей». Проигрывая на картах будущую операцию по овладению Мидуэем, японские штабисты неудачно кинули игральные кости и должны были условно потерять три авианосца. Это расходилось с предварительными расчетами, поэтому адмиралы пожали плечами и кости перекинули. По-видимому, подсознательно они полагали, что и в реальном сражении можно будет сделать то же самое.
