Иисус: последние дни. Что же произошло на самом деле - Райт Том (бесплатные версии книг .txt) 📗

Во–вторых, сцена в Гефсимании, которая, по моему мнению, ясно свидетельствует о том, что Иисус ожидает смерти. Здесь мы видим, как Иисус, объятый страхом, падает на землю и умоляет Бога пронести мимо него чашу страданий (Мк 14:33–36). Это не похоже на благочестивое повествование или на иллюстрацию к вероучению. И в самом деле, это совершенно не тот спокойный Иисус из главы 17 Евангелия от Иоанна, который мирно общается с Богом, молится и за своих учеников, и за тех, кто придет после них.

Сцена в Гефсимании особенно убедительна потому, что здесь слова и действия охваченного страхом Иисуса не похожи на его поучение, приведенное раньше, где он призывает учеников «взять свой крест» и последовать за ним (Мк 8:34). Учитывая это, трудно понять, почему первые христиане передавали друг другу повествование о молитве в Гефсиманском саду и как оно вошло в евангелия, если только не предположить, что оно основано на надежном и достоверном свидетельстве очевидцев. Ведь оно потенциально подрывало репутацию Иисуса.

В–третьих, если Иисус ожидал смерти, то логично предположить, что он в течение своей жизни пытался понять ее смысл. И мы находим соответствующие данные. Так называемые «установительные слова», встречающиеся во многих источниках (Мк 14:22–25, 1 Кор 11: 23–25, Дидахе 9:1–5), свидетельствуют о том, что Иисус знал о приближении смерти и стремился постичь ее смысл. Его высказывания содержат ссылки на некоторые важные библейские тексты (Исх 24:8, Иер 31:31, Зах 9:11). Пролитая им кровь, как это понимает Иисус, станет залогом завета и царства Божьего. У Луки добавлено слово «нового», там речь идет о «новом завете» (Лк 22:20), и можно здесь увидеть позднейшую христианскую редакцию, уточняющую смысл слов, но и в таком случае эти слова верно передают смысл слов Иисуса. Выражение «новый завет» несет отголоски древнего пророчества: «Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет» (Иер 31:31). И этот новый завет не будет заключен, пока не прольется кровь Сына Божьего, Мессии Израиля.

И сама идея, что смерть праведника несет благо другим людям и спасает их, отнюдь не чужда ни миру иудаизма, ни миру тогдашнего Средиземноморья в целом. Мы находим несколько свидетельств о вере в то, что смерть праведника несет благо людям или даже избавление народу Божьему (например, 1 Мак 6:44, 4 Мак 1:11; 17:21–22; 18:3–4, Зав.М. 9–10, Библ. Др. 18.5). Самые важные свидетельства такого рода принадлежат к традиции повествований о мучениях и смерти маккавейских мучеников, которые во II веке до н.э. решительно противостояли сирийскому тирану Антиоху IV [7]: «Если для вразумления и наказания нашего живый Господь и прогневался на нас на малое время, то Он опять умилостивится над рабами Своими… Я же, как и братья мои, предаю и душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скоро умилосердился над народом… и чтобы на мне и на братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш» (2 Мак 7:33, 37–38, курсив наги). Подобным образом Иисус верил, что Бог прогневался на свой народ, отвергший весть Всевышнего. Об этом говорит плач Иисуса о судьбе города (Лк 19:41–44, Мф 23:37–39 = Лк 13:34–35) и его тревожные указания на слова Захарии о пастыре, которого поразит Бог (Зах 13:7).

Если же Иисус ожидал смерти, то можно задать и следующий вопрос: ожидал ли он также и своего воскресения? Было бы странным думать, что он не ожидал восстания после смерти, поскольку многие благочестивые иудеи твердо верили в воскресение (Дан 12:1–3; 1 Енох 22–27, 92–105, Юб 23:11–31; 4 Мак 7:3; 4 Езд 7:26–42; 2 Вар 21:23, 30:2–5; Война 2.154, 165–66; Древн. 18.4, 16, 18). Здесь уместно вспомнить о семи братьях–мучениках и их матери, которые выражали твердую уверенность в воскресении (2 Мак 7:14, 23, 29; ср. 4 Мак 8–17). Можно ли себе представить, что Иисус ожидал своей смерти и при этом, веря в воскресение (Мк 12:18–27), не выражал веры в свое оправдание? Никоим образом. Крайне вероятно, что Иисус ободрял своих учеников (и самого себя), говоря о своем будущем воскресении.

Слова Иисуса о том, что ему надлежит «через три дня воскреснуть» (Мк 8:31) — другие евангелия говорят о воскресении «на третий день» (Мф 16:21, Лк 9:22; ср. 1 Кор 15:4), — возможно, содержат указание на пророчество Осии об обновлении Израиля:

Вот как это место понималось в арамейской традиции: «Оживит нас в грядущие дни утешения, в день воскресения умерших восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его» (Ос 6:2 по Таргуму, курсивом выделены отличия арамейского текста от древнееврейского). Мы видим парафраз текста, в котором появилось не только указание на веру в воскресение (чего явно не было в оригинальном древнееврейском тексте), но и мессианское звучание — последнее относится к выражению «дни утешения» (ср. арамейскую версию 4 Цар 23:1). Удивительно, как тесно связаны слова Иисуса с этой арамейской традицией.

Вера Иисуса в то, что Бог воздвигнет его из мертвых, также свидетельствует о том, что он ожидал смерти. Вопрос о воскресении Иисуса рассматривается подробнее в третьей главе настоящей книги.

Суд над Иисусом

С XIX века вокруг суда над Иисусом идут горячие споры, часто в связи с антисемитизмом христиан. Одни ученые уверяли, что суд над Иисусом был исключительно делом римлян, другие утверждали, что в основном за него отвечают иудеи. Сегодня большинство ученых справедливо признают, что здесь участвовали как иудейские, так и римские власти.

Все четыре канонических евангелия говорят о том, что Иисуса судили как иудеи, так и римляне, а иногда те и другие действовали в той или иной степени сообща. Согласно Марку, Иисуса арестовали люди, посланные влиятельными священниками, книжниками и старейшинами (14:43–50). Иисуса отводят к первосвященнику (14:53). Затем иудейские властители собираются у «двора первосвященника» (14:54), исходя из чего можно, хотя и без полной уверенности, предположить, что разбирательство происходит в доме Каиафы. Влиятельные священники и совет ищут свидетельства, порочащие Иисуса (14:55–56). Против арестованного выдвигаются различные обвинения, включая то, что Иисус угрожал разрушить Храм (14:57–58; ср. 13:1–2). Когда Иисус заявляет, что он действительно Мессия и Сын Божий, который воссядет одесную Бога, его обвиняют в богохульстве, которое должно караться смертью (14:61–64). На следующее утро иудейские власти отправляют Иисуса к римскому префекту Пилату, управлявшему Иудеей и Самарией (15:1). Пилат допрашивает Иисуса («Ты Царь Иудейский?») и предлагает его отпустить в рамках традиционного «праздничного помилования» на Пасху (15:15).

В других евангелиях мы видим определенные значимые отличия, которые добавляют к описанию событий некоторые детали. Так, у Матфея говорится о зловещем сновидении жены Пилата, которое содержало предупреждение, обращенное к правителю: «Не делай ничего Праведнику Тому» (27:19). В конце суда Пилата у Матфея римский правитель умывает руки и провозглашает, что «невиновен в крови Праведника Этого» (27:24), в ответ толпа выкрикивает роковые слова: «Кровь Его на нас и на детях наших» (27:25). У Луки в описании суда Пилата мы находим чуть больше значимых особенностей. Иисуса обвиняют в том, что он запрещает платить налоги кесарю (23:2) и возбуждает народ (23:5). Кроме того, этот евангелист приводит любопытные истории о встрече Ирода Антипы с Иисусом и о возобновлении дружбы между Иродом и Пилатом (23:6–12). Лука также резко подчеркивает невиновность Иисуса (23:20–25). Безвинный Иисус составляет резкий контраст убийце Варавве, которого требует освободить толпа.

В четвертом Евангелии описание суда над Иисусом, а особенно суда Пилата, резко отличается от того, что мы видим у Марка, Матфея и Луки. После ареста Иисуса доставляют к Анне, бывшему первосвященнику и тестю нынешнего первосвященника Каиафы (18:12–13). При допросе Иисусу наносят удар в лицо (18:22–23). Затем Иисуса отправляют к Каиафе (18:24), а оттуда — в римскую преторию (18:28). Особенно разительное отличие Евангелия от Иоанна от синоптических [8] евангелий заключается в том, что в нем ничего не говорится о допросе Иисуса Каиафой или диалогах между ними. Но еще более яркая отличительная черта Евангелия от Иоанна — диалог между Пилатом и Иисусом (18:29–38). Есть еще одна важная особенность повествования Иоанна, которая, быть может, чрезвычайно важна с богословской точки зрения: евангелист подчеркивает, что иудейские власти не имеют юридического права подвергать кого–либо казни (18:31–32). Из этого неизбежно вытекает казнь на кресте (когда Иисус будет «вознесен от земли», см. 12:32), кроме того, возможно, Иоанн преследует также и апологетические цели, приуменьшая вину римских властей в смерти Иисуса.