Мир сложнее, чем мы думали - Мулдашев Эрнст Рифгатович (читаем книги бесплатно txt) 📗
— Ну что мы за народ, а! — говорили иркутяне. — Выбираем губернатора из вора, насильника и «голубого». Э-эх!
Но ведь в нашей жизни есть не только негативное. Есть и хорошее Но в период царства негативной ауры хорошее забывается.
Моим секретарем работает 19-летняя донская казачка Ирина, приехавшая из города Волгодонска (Ростовская область). В свое время наркоман выстрелил в группу девушек из дробового пистолета; дробинка попала ей в глаз. Мы ей сделали три сложнейших операции, сохранили глаз и зрение.
В период пребывания ее в клинике наших докторов очень потешала необычность речи Ирины. Ее донская речь была не только наполнена большим количеством пословиц и поговорок, но и отличалась особой мягкостью и ласковостью. Например, женщину-врача в средней полосе России могут грубо назвать «врачиха». Про своего лечащего врача Ирина говорила:
— Лилия Фуатовна — очень хорошая врачица. Однажды она сказала, сняв повязку с глаза:
— Вон, воронок сидит.
Я ничего не понял, потому что знаю, что «воронок» — это машина, куда сажают преступников. Оказывается, словом «воронок» Ирина ласково называла ворону. Сороку она называла «сорочка», вводя в недоумение людей, одетых в сорочки. Звезды на ее языке звучали только как «звездявочки». Блюдце она называла «блюдица». Вместо того чтобы сказать «поздно уже», она говорила «позднячки уже». Слово «утром» в ее лексиконе звучало только как «с утреца». Карманы она называла «втулки», а маленькие карманы — «втулявочки».
— Ля (глянь. — Э. М.), а небо звездявое-звездявое, а ночь такая лунявая-лунявая, — говорила она.
Я прочитал Ирине часть главы про слесаря Н. и спросил ее мнение.
— Не все подъезды такие, — сказала Ирина. — Когда я захожу в свой уфимский подъезд, то от грязи меня псих накрывает (действует на нервы. — Э. М.), огурцы валяются и еще какая-то хрюканина (дрянь. — Э. М.). Темно, свет забрали (свет отключили. — Э. М.) что ли, думаю, всю меня трусит (дрожу от страха. — Э. М.), замыкаюсь (запираюсь. — Э. М.) сразу. Удивляюсь, Буратино, что ли, богатыми стали, свое гадить. А у нас в Волгодонске, где я выросла, был подъезд разрисованный.
— Всякими матерными словами?
— Нет же, мы, донские — догадульки (догадливые. — Э. М.). Мы поняли, что если подъезд и общаковый (общественный. — Э. М.), то он же и твой. Родители наши скинулись и купили цемента и краски. Мы, дети, заделали цементом все дырдочки (дырки. — Э. М.), отцы сами покрасили стены. Только один гребунец (жадный человек. — Э. М.) не дал денег.
А потом мы сказали: «А ну, мальчики и девочки, подорвались по-пыренькому (взялись за дело. — Э. М.)» и начали разрисовывать стены. Один мальчишка у нас был — сочиняхолка (сочинитель. — Э. М), он макеты картин на стенах делал, а мы их разукрашивали. Я зебру рисовала и пингвина, другие еще что-нибудь. Каждый старался свою картину лучше обэтовать (сделать. — Э. М.).
— Ну, и какое впечатление производил такой разрисованный подъезд?
— О! — говорила Ирина, —как с куста скажу (убедительно скажу. — Э. М.), каждый, кто чужой заходил, восклицал: "Ля, кино и немцы (признак удивления. — Э. М.), так это же картинная галерея. А все дети из нашего подъезда хорошими вышли, образование получили, грамотюги (грамотные. — Э. М.). Ни одного нарика (наркомана. — Э. М.). Ведь красоту своими руками наводили. Самая старшая из детей нашего подъезда, Наташка, замужем уже, покабанела (поправилась. — Э. М), до сих пор на своей стене новые рисунки обэтовывает. Все, кто войдет в наш подъезд, не марчит (молчит. — Э. М.), хвалит нас, никому не параллельно (не безразлично. — Э. М.). Детей с других подъездов, глядя на наши рисунки, тоже на умняк пробило (за ум взялись. — Э. М.), тоже начали свои подъезды хорошими картинками обэтовывать. Подъезды никто не замыкал.
— А было так, чтобы в вашем подъезде гадили?
— А то! Было два раза. Первый из них — алкоголик местный, Петрович, каких на базаре пучками продают за три копейки. Но наши ребята быстро его выщемили (Обнаружили. — Э. М.), махачи ему устроили (побили. — Э. М), сказали, что таких, как он, из подъезда будут вышвыривать пучками. Ходит сейчас, какой-то потянутый (сам не в себе. — Э. М.), марчит, а иногда лапшает на уши (обманывает. — Э. М.), что жена у него плохая, глистой в скафандре называет. Не понимает, что женщина хорошей быть не может, когда с ней хронь (хронический алкоголик. — Э. М.) живет.
— А второй случай?
— Да приехал тут один примороженный (человек с Севера. — Э. М.) к соседу-есаулу, выпил и начал гадить. Я тогда мелкая (маленькая. — Э. М.) была, но, увидев это, начала на него пургу гнать (ругаться. — Э. М.), говорю, что без руки одной, второй и головы останется, а таких, как он, у нас в подъезде гноят. А он еще с приглу-хью (глуховатый. — Э. М.) оказался, у него планка упала (разнервничался. — Э. М.), начал на ребенка тоже ураган гнать. На шум отец мой вышел, сказал, что кто ребенка обидит, тот вчера умрет, а таких, как он, закрывать (сажать. — Э. М.) надо.
— Как по-твоему, Ирина, на юге России люди культурнее, чем северяне?
— Да я б не сказала. Холодно только здесь. Когда я приехала сюда в декабре, такой мороз был, что градусники чуть не обломались все, зуб на зуб не попадал, чуть зубы не переломала. А у нас там тепло, виноград растет. Но здесь мне работа моя нравится, люблю я больных своих.
И в самом деле, вокруг этой девушки существует теплая положительная аура. Будучи постоянно окруженной больными, приезжающими со всей России и из других стран, она никогда не ведет себя как традиционная официально-холодная секретарша; у нее всегда найдется теплое слово, она напоит чаем, объяснит ожидающим людям, что после операций я устал и должен немного отдохнуть.
Ирина прекрасно понимает, что люди к нам приезжают за последней надеждой и старается сделать все, чтобы эта надежда не угасла. Больные тоже любят ее. Положительная аура усиливается, являясь одним из важных моментов лечения. Одна больная с Украины, например, мне сказала, что моя секретарша так хорошо поговорила с ней по телефону, что она приехала сюда с полной уверенностью, что снова начнет видеть. Она на самом деле прозрела. А больные из Ростовской области перешли в категорию особо уважаемых.
Какую роль оказал разрисованный подъезд на формирование души Ирины, мне трудно сказать. Но очевидно то, что родители и дети смогли переломить ситуацию в положительную сторону, превратив общественное место загаживания чуть ли не в произведение детского искусства. Главное, что они смогли сделать это сами, а не уповали на народ и правительство, как слесарь Н. Естественно, что у жителей этого разрисованного подъезда сформировалась положительная психическая аура, потому что добро победило зло.
А казачке Ирине остается пожелать, чтобы она оставалась такой же, да и не забывала свой ласковый донской русский язык.
Что делать с российскими подъездами? Мне кажется, что за грязь и беспредел в подъездах надо штрафовать жителей этого подъезда. На первый взгляд лучше бы прижучить жэки, которые должны делать ремонт и наводить порядок. Но это лишь фантазии. У работников жэка, ремонтирующих подъезды, давно сформировалась негативная аура и даже ненависть к скотообразным жителям подъезда; ведь их «труд» по покраске грязно-зеленой краской «оценивается» плевками и матерными словами. Деньги тут, не помогут — они их, рискуя, своруют, но хороший ремонт для плюющих и сморкающихся людей делать не будут. Негативная аура сильнее.
Если принять систему штрафования грязных подъездов, то жители подъезда быстро вычислят наиболее гадящих людей и заставят именно их платить штраф, посадят вахтера из числа уставших от безделья пенсионеров и, боясь очередного штрафа, соберут деньги и сами сделают ремонт, который уже обгаживать не будут. Вскоре возникнет соревновательный инстинкт — чей подъезд лучше.
Я, например, в своем подъезде быстро вычислил человека, мочившегося в лифте. Я подошел к мальчишкам и строго спросил:
