Трагическое послание древних - Мулдашев Эрнст Рифгатович (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
А в тот вечер, когда мы уже расходились по домам, чувства, вызванные видом разлинованного глобуса с нанесенной схемой пирамид и монументов древности, переполняли меня, и я, таясь от других, поднял глаза к небу и сказал про себя: «Спасибо тебе, Боженька!»
Глава 5
Трагическое послание древних
Два разлинованных глобуса, один большой, другой среднего размера, стояли в моем кабинете. Юрий Иванович Васильев поменял на глобусах нити, очерчивающие контуры мировой системы пирамид и монументов древности, а сами места расположения пирамид монументов пометил красными флажками. Получилось очень красиво.
Я периодически рассматривал какой-нибудь из двух глобусов, стараясь поймать новую мысль. Но никаких новых мыслей не возникало. Изображенная мировая система пирамид и монументов древности завораживала и уводила в мир чувств. Эти чувства, как правило, носили грандиозно-величественный характер и казались мне чем-то вроде соприкосновения с ушедшими цивилизациями. Иногда я, представляя гигантский размах строительства мировой системы пирамид и монументов, чувствовал себя маленьким и никчемным, но чаще всего эти грандиозно-величественные чувства были для меня приятны, особенно после тяжелого операционного дня, то ли успокаивая, то ли вводя в иной ракурс душевного состояния.
Я ждал. Ждал, когда мое подсознание с моим внутренним и неподвластным сознанию "Я" выйдет на новый виток знаний и начнет изнутри, как бы исподволь, подталкивать тебя к осознанию чего-то нового, чтобы ты когда-то мог воскликнуть «Идея! Посмотрите!». Но мое внутреннее "Я" молчало, а умиротворенность и благодушие начинали раздражать меня. Из ученого-исследователя,я стал превращаться в «хирургический аппарат» по производству сложных операций. Я еще плохо понимал то, что свое внутреннее "Я" тоже надо подталкивать путем усиленных попыток мыслить, несмотря на их периодическую бесплодность, что простое ожидание интуитивного всплеска может продлиться бесконечно долго.
Шел июнь 1999 года. Народ поговаривал о конце света, предреченном Нострадамусом. Я вовсю выбивал деньги для новой экспедиции, на этот раз на Тибет — в поисках Города Богов. Кайлас манил к себе, как бы предрекая, что Город Богов находится рядом с ним. Но оставалось что-то недосказанное, что-то оригинальное, простое и очень умное. Что? Я не знал. Подсознательно я уже чувствовал, что атланты, построившие мировую систему пирамид и монументов, оставили для нас, потомков, какой-то знак, разгадка которого была бы очень желательна в преддверии экспедиции. Тогда бы и экспедиция могла повернуться в иное русло. Но какой знак? Мое более «умное» внутреннее "Я", видимо, уже знало, какой это знак, а я сам никак не мог «разродиться» в осознанную мысль. Я лишь ощущал, что древние избрали супероригинальный способ подачи информации, но я и представить не мог, что этот знак будет знаком великой трагедии.
«Разродиться» я все же смог. Теперь я знаю этот знак. И в этом своеобразными соучастниками стали мои секретари-референты Гульнара и Татьяна.
В моей натуре есть одна дешевая черта — иногда, к счастью не часто, я люблю рисоваться. Понимая, что внешность моя банальна и посредственна, я реализую в жизнь эту черту путем того, что корчу из себя умного. Конечно же, я не могу себе этого позволить в кругу маститых ученых, зато в кругу людей, далеких от науки, я с важным видом сажусь заниматься наукой в самый неподходящий момент, приговаривая «Мысль пошла…». Я к тому же сажаю кого-нибудь записывать мои мысли, а сам важно разгуливаю с сигаретой, диктуя и выделяя слова «запятая» или «точка». Хорошо, что у меня нет мобильного телефона, от прикосновения к которому я моментально надуваюсь, как гусь, и начинаю ходить, чеканя шаг и выпячивая локоть руки, удерживающей телефон.
Идеальной атмосферой для такого типа мыслительного процесса является какой-нибудь праздник или день рождения, когда вокруг люди уже веселенькие, а ты вроде бы уж очень умный — наукой занимаешься.
Эту мою черту нельзя в полной мере назвать отрицательной. Например, когда я делаю демонстративные операции за рубежом и много врачей через монитор наблюдают за ходом операций, я не волнуюсь, а, наоборот, оперирую лучше, стараясь придать движениям рук особую элегантность. Честь России, представителем которой я выступаю, в этом случае защищается с некоторым пафосом, но никто не догадывается, что важную роль в этом играет личностное и с дешеватым оттенком качество характера хирурга.
Лучше всего эту мою черту характера знают мои секретари — Гульнара и Татьяна. Они относятся к моим «рисовальным» повадкам философски, памятуя, видимо, принцип — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Ведь именно их чаще всего я засаживаю писать под диктовку, унизительно декламируя «запятая» и придавая значимость ситуации, когда, как говорится, «мысль пошла». После очередного «мозгового штурма» я нередко оправдываюсь перед Гулей и Таней, объясняя все это студенческой привычкой готовиться к занятиям в шумной шестиместной комнате общежития, где я прожил все годы учебы в медицинском институте. Мы все, втроем, иногда вспоминаем сценарий одного режиссера, который хотел создать фильм обо мне и в котором были написаны такие слова: «…Мулдашев стоит в контровом свете у окна. Тишина. Думает. Потом, резко развернувшись, закрывает дверь и садится писать, приложив руку колбу…»
— Такого никогда не было, — смеется Гуля. — Кавардак вокруг, шум, телевизор работает… А чтобы в тишине, в контровом свете… — не было.
С тоскою или без тоски взглянув на свое прошлое, я могу констатировать, что тем не менее основные мысли в моей научной карьере возникали именно в такой, до идиотизма ненаучной атмосфере. Так уж Бог дал! Видимо, элементы «рисовального» характера подталкивают мыслительный аппарат к работе.
Был теплый июньский вечер 1999 год, пятница. Справлялся день рождения одной из операционных сестер. Веселые и возбужденные люди то заходили в операционный блок, то начинали танцевать в ординаторской для врачей, то входили ко мне в приемную. Я вроде бы уже начал веселиться со всеми, но отмеченная выше черта подстегнула, и я важно сказал:
— Таня, возьми бумагу, пиши, мысль пошла!
Начав думать, я поймал себя на том, что никакой мысли не пошло. Я просто стоял и радостно осознавал тот факт, что у меня наконец-то появились хорошие секретари. А вообще, по жизни, мне с секретарями не везло: для одного секретаря работы слишком много, а приму вторую и третью, обязательно начинают ругаться между собой так, что мне самому приходится мыть чашки и ложки. Гуля же с Таней подружились с первого дня и, по-моему, ни разу не ругались, глубоко уважая и любя друг друга.
Гульнара по натуре очень энергична, прекрасно готовит, никогда ничего не забывает, деликатна и все время с шумом носится на своих высоких каблуках. Когда я появляюсь на работе, то она обязательно оглядывает мою одежду с головы до пят и красивым движением убирает какую-нибудь нитку или соринку. А еще Гуля умеет садиться на шпагат. При шквале звонков она умудряется отвечать всем тепло и ласково. Она любит людей и не устает от них.
Татьяна очень похожа на певицу Наташу Королеву, но сравнения этого не любит, намекая на женскую индивидуальность. Таня души не чает в знаменитой Терезе Дуровой, которая, прозрев после операции у нас, сказала, хорошо зная Наташу Королеву, что Танечка лучше. Другие женщины говорят, что Таня очень стильная девушка и что даже дурацкая серая кофта с нелепо завернутыми краями рукавов является последним писком моды. Таня все время учит меня одеваться и тоже все время находит эти вездесущие нитки на моей одежде. Она способна плакать, соболезнуя больному, очень ответственна в работе и говорит вместо слова «да» слово «конешно» с нажимом на букву "ш". А еще Таня, будучи москвичкой, очень любит Москву, и особенно Химки, где она родилась, приговаривая, что лучшая станция метро в мире — Речной вокзал.
