Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Удивительно было, что за день до Причастия он был очень плох и без памяти совсем, но не успел о. Константин раздеться, как он пришел в себя и встретил его совершенно в памяти и как будто здоровый.
На другой день он опять был без памяти, но днем, очнувшись, посмотрел на крест, перед которым накануне исповедывался. Я ему его поднесла.
Нельзя описать то выражение покаяния и любви, которое было на лице его, когда он к нему прикладывался.
В комнате сделалось, как в церкви во время Достойной. Чувствовалось, что Спаситель Сам принимает его душу. Вдруг Ваня тихо сказал:
— В раю? — и потом уверенно: — Да, в раю. В раю, Сашечка? — спросил он меня.
— Да, конечно, да еще в каком! — горячо ответила я.
По всему этому мне стало ясно, что он приложился к ногам Спасителя (когда целовал крест) со словами разбойника, и получил от Господа Евангельский ответ, которому не сразу мог поверить.
Помолчав, он сказал, радостно улыбаясь:
— Сашечка, в раю. — Потом: — Прости, родная, за все. Спасибо тебе за все, за все. Прощай.
Мы с ним крепко поцеловались и он снова забылся. Через некоторое время он сказал:
— Знаешь ли, бывает служба…
— Какая, Ваня?
— Церковная, в большой праздник.
Я стала перечислять ему все праздники и, когда дошла до Пасхи, он остановил меня.
— Да, Пасха, вот, вот…
— И ты, Ванюша, на этой службе?
— Да, — торжественно сказал он.
Неземная радость озарила лицо его и потом все потухло. Дух моего Вани отлетел.
До вечера он был без памяти, потом началась агония и, когда он кончался совсем, я поднесла ему крест и мгновенно в потухших уже глазах его зажегся свет и вера, и любовь к Спасителю вспыхнули в них.
Он пошевельнул губами, как бы прикладываясь к Нему, и ушел от меня навсегда.
Удивительно в его смерти было то, что дух его отлетел раньше, а потом уже перестали жить душа и тело. Я еще никогда такой смерти не видала и спросила объяснения у о. Константина, который и рассказал мне, как это произошло.
Утром, после смерти Вани пошла в чужую церковь выплакивать свое горе.
Во время Херувимской вижу от алтаря до неба светлый путь и там, далеко в небе, о. Алексея, встречающего Ваню моего. Оба они в радости полетели дальше и видела я, как перед о. Алексеем сами собой раскрылись врата рая и как он ввел туда Ваню.
Запели «Верую» и я почувствовала, что все, что колебалось во мне, снова окрепло и с новой верой исповедывала я все.
На душе стало спокойно и радостно и так продолжалось до сорокового дня почти что.
Вскоре после сорокового дня я в большой тоске просила батюшку прислать мне Ваню.
Он пришел ко мне весь в свете.
Видно было, что ему очень хорошо и что я потревожила его покой.
— Зачем плачешь? Зачем зовешь меня? — сказал он с укором.
Я испугалась и просила его уйти туда, откуда он пришел, обещаясь никогда больше не тревожить его. О. Константину рассказала. Он строго запретил мне так скорбеть и вызывать Ванину душу.
Долго спустя, видела его во сне с батюшкой. Его молитвами Ваня мой умер, исповедуя как христианин распятого Бога, и о. Алексей действительно увиделся с ним, как еще проведал это при жизни своей.
Великий старец о. Алексей исполнил все, что обещал: Ване своему он дал рай, а мне — силы перенести горе и жить дальше.
Было очень смутное время для Церкви. Во всем, что делалось вокруг, было очень трудно разобраться. Я, по обыкновению, осуждала все церковное начальство, и говорила, что Церковь земная не настоящая, христианская, а что есть только Церковь небесная. О. Константин всячески старался меня разубедить. Мне самой очень хотелось угодить ему и хоть как–нибудь понять, что делается вокруг. Со слезами просила я помощи у батюшки.
И вот вижу во сне, что вхожу в церковь Маросейскую, но она какая–то неземная, какая–то нетленная.
Слышу голос:
— Это Церковь небесная и в ней Ангелы учат людей словесам Божиим. Вижу, батюшка на своем месте в свете необычайном.
Я упала ниц перед ним и со слезами поведала ему свое горе. Он накрыл меня епитрахилью, которая была как бы сплошной луч света, и я почувствовала, как я вхожу в него. Он долго объяснял мне, что такое Церковь земная и что такое Церковь небесная и разницу между ними. Я духом все поняла, но передать словами не смогла бы.
Почему, подумала я, не понимаю я батюшкиных слов? А потому, сообразила я, что он говорит небесным языком, непонятным людям.
Радостно стало. Я крепко прижалась к батюшке. Он сжал мне голову руками и сказал:
— Моя Александра!
И все исчезло.
С тех пор все мне стало как–то понятно. Покойно стало на душе. Церковь и ее деятелей перестала осуждать, насколько могла.
После Ваниной смерти я перешла в другую комнату и устроила себе жизнь иначе.
Когда все было готово, батюшка ночью пришел и сел в кресло, которое я нарочно приобрела, чтобы приходящие ко мне отдыхали в нем.
Души умерших толпой восходили и нисходили к небу от того места, где сидел старец о. Алексей.
Я хотела броситься к нему. Он весело погрозил.
Всю ночь батюшка мой родной сидел у меня. На заре все исчезло.
ИТАК ЗНАЮ И ВЕРЮ ТВЕРДО:
Что батюшка и старец мой о. Алексей близко, и чувствую всегда, когда он доволен или недоволен мною.
Что всегда в трудную минуту жизни он придет и скажет, что нужно мне делать.
Что несомненно он помогает мне во всем в моей внешней и внутренней жизни.
И что он несомненно охраняет и будет до последнего охранять дорогого мне и ему о. Константина.
Спасибо тебе за все, дорогой мой батюшка и великий старец о. Алексей.
Не оставляй меня, грешную, твоими святыми молитвами и впредь.
АМИНЬ.
Александра ЯРМОЛОВИЧ
П. Флоренский. Рассуждения на случай кончины отца Алексея Мечева
Батюшка отец Алексей принадлежит к тем русским праведникам, ряд которых начинается от преподобною Серафима Саровском, идет через Оптину пустынь и доходит до наших дней. Это тип старцев, одаренных тихим светом смиренного жаления и любви ко всем страждущим. Такие именно праведники нужны людям усталым, измученным горечью жизни, боящимся какого–либо неосторожного прикосновения к их ранам. […] Он подошел к нам уже слабый телом, но сильный любовью и жалением, пошел с нами в тот момент, когда все мы особенно нуждались в утешении, пошел и… дошел весьма скоро, к великой печали, до могилы. Впрочем, он скрылся в нее только телом, а духом воспарил к Горнему Иерусалиму, чтобы там опять встретить нас на тяжелых путях загробных мытарств и также любовно, жалостливо и с лаской пойти с нами к престолу Господню, расплачиваясь своими молитвами за наши грехи. Батюшка, отец Алексей, вечная тебе память, родной!
Епископ Арсений (Жадановский)
Батюшки о. А. нет больше, хотя и теперь привлек сюда эти многочисленные толпы он же, но только затем, чтобы проститься с ним навсегда. Он во гробе. И сие — великое страшное событие. Это потеря всеобщая, потеря невознаградимая!
Те замечательные глаза, оживлявшие почти совсем омертвевшее тело, в которых всегда светился огонек неба, так действовавший на сердца человеческие, лучи которого будто проникали самую глубь души собеседника и читали там, как на бумаге, опись прошлого и настоящего, — эти глаза померкли и закрылись мертвенной печатью. Уже больше им не пронизать души человеческой.
Те учительные уста, сильные не убедительными человеческой мудрости словами, но явлениями духа (1 Кор.2:4), сильнейшей любви к ближнему, умевшие самым безыскусственным словом побеждать (покорять) избалованные красноречием и наукой умы, уста, дышавшие только миром, любовью и утешением, теперь замкнулись навсегда. Уже больше не услышим мы благословения батюшки; уже больше не раздастся его святая речь.
