Сатанизм для интеллигенции - Кураев Андрей (протодиакон) (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗

Снова, как и при разборе заповедей Блаженств, мы видим, что и в этой части Нагорной проповеди главным, хотя и прикровенным, предметом проповеди является тайна Богочеловеческой Личности Иисуса.

Те притчи, которые собраны евангелистом Матфеем, также христоцентричны.

Вышел Сеятель сеяти – «не какой-то сеятель, но с определенным артиклем, то есть истинный Сеятель. По иудейским писаниям употреблялось двоякое сеяние. Семя или разбрасывалось рукой или же сеяли при помощи скота. В последнем случае наполняли зерном мешок с дырами и клали на спину животного, так что когда оно двигалось, зерно густо рассыпалось по земле. Таким образом легко могло случиться, что семя падало безразлично то на выбитую дорогу, то на места каменистые, негусто покрытые землей, или же там, где терния из тернистой ограды проросли на поле, семя падало и на добрую землю» 1567.

Ап. Павел говорил о проповедниках Евангелия – «Благодать Божию мы носим в глиняных сосудах». В спорах донатистского порядка 1568 , которые сопровождают Церковь едва ли не всю ее историю, такое уточнение бытового контекста евангельской притчи явно укрепляет именно православную позицию: благодатность Церкви и ее таинств зависит от святости Бога, а не от святости церковнослужителей. Собственно, уже в Евангелии Христос говорит о фарисеях: «Что они говорят вам – делайте, но по делам их не поступайте». Семя, посеянное ослом, стоит взрастить, и неприязнь, вызываемую этим животным, не следует переносить на хлеб, взращенный с его помощью.

В то же время не может не обратить на себя внимание то обстоятельство, что сама эта притча, столь понятная нам, была непонята даже апостолами, попросившими Христа подробнее разъяснить им ее символику. Недоумение было связано с тем, что для понимания притчи требовалось увидеть, что эта притча о сеятеле, а не о поле. Поле – Израиль. Это было понятно всем. Израиль должен плодоносить – тоже ясно. Людские сердца по-разному откликаются на призыв Бога – тоже несомненно. Но какое семя брошено в это поле и кем? Чтобы понять эту первую притчу Христа, надо изначала отождествить Его с Сеятелем и его учение с семенами. То есть эта притча – опять же о Тайне Христа.

Следующая притча – о Царстве Божием как закваске – совсем неприемлема для иудеев. По их мнению, царство Мессии должно быть весомо и неоспоримо-явно. Напротив, Христос предупреждает, что «не придет Царствие Божие приметным образом» (Лк. 17,20). Притчи об изначальной умаленности Царства Божия должны помочь людям понять, почему сам Христос пришел не в царской порфире. А, значит, в них Христос тоже говорит о Себе Самом и Своем служении.

В Нагорной проповеди Спасителя, как и в остальных Его беседах, нет «учения» в толстовском или теософском смысле: Христос пришел основать Царство, а не школу. Вся доктрина – это общение с Ним.

Христос не совершил ничего такого, о чем можно было бы говорить, отличая и отделяя это от Его Я. Фарисеев Он вопрошает: «Что вы думаете о Христе? чей Он сын?» (Мф. 22,41). Он спрашивает учеников не о том, какого мнения люди о Его проповедях, но о том – «за кого люди почитают Меня?.. А вы за кого почитаете Меня?» (Мф. 16,13-15). Здесь дело не в принятии системы, учения – а в принятии Личности.

Все основоположники других религий выступали не как предмет веры, а как ее посредники. Не личность Будды, Магомета или Моисея были настоящим содержанием новой веры, а их учение. В каждом случае можно было отделить их учение от них самих. Будда отклоняет всякое почитание себя. Моисей берет послушание от Бога не без пререканий с Ним и всю жизнь просит избавить его «от народа сего». Он – раб и друг Бога, но Закон дает не он. Пророки Израиля также прекрасно понимают бездну, отделяющую их самих от той Истины, которую они возвещают: «Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» (3 Цар. 19,4). Апостолы также не включают себя в содержание той веры, которую они проповедуют. Свою роль они определяют просто: «свидетели воскресения Его» (Деян. 1,22).

Апостолы «свидетельствуют о Христе», Христос же «свидетельствует об истине»: «Я есть Истина». Он не говорит «Я расскажу вам об Истине или я укажу вам путь». Он не говорит «Я видел Отца и расскажу вам о Нем», но «видевший Меня видел Отца». Иисус не приносит в мир свет: Он Сам «свет миру» (Ин. 9,5)

Как бы ни поражали эти притязания Иисуса, сколь бы невероятны ни казались они неверующему уму, но несомненно, что «эти рассуждения невозможно просто взять и вынуть из совокупной христианской духовности, утверждая при этом, что то, что осталось, продолжает быть христианством» 1569.

В общении со своими учениками Христос не приводит им доказательств, не требует от них умственного напряжения, не рисует им системы мироздания или религиозной жизни. Он проповедует не Свои убеждения, а Себя Самого.

Когда Христос говорит «Я есмь хлеб жизни», «Я есмь дверь», «Я есмь воскресение и жизнь», то это формулы исключительности: акцент в них делается на «Я» («Я и никто иной»). И более того, Иисус предупреждает, что если кто-то еще дерзнет приложить их к себе – он тем самым выдаст себя как Антихриста (Мф. 24,5). Дело в том, что «эти предикаты – не статические формулы самопрославления, но откровение Божественного действия, проявленного в том, что Отец послал Сына. Христос является этим всем для людей потому, что он и Отец – одно» 1570. И если некто придет «во имя свое», а не от действительного Отца – то его свидетельства о себе как о Пути и Истине окажутся ложными.

Главным чудом Иисуса было не Его слово, а Он Сам. Главным делом Иисуса было Его бытие: Бытие-с-людьми; бытие-на-кресте. Однако, как еще в прошлом веке подметил православный философ В. Несмелов: «Христианствующие иудеи не в состоянии понять, что религия Христа заключается в Нем Самом, что самое Его дело служит истинным содержанием религии, и что Сам Он является истинным предметом религиозного поклонения».

Новый Завет говорит именно о событии, в котором Бог даровал людям спасение. Новый Завет возвещает Иисуса в первую очередь не как учителя, который сообщил людям нечто принципиально важное, за что мы всегда будем благоговейно чтить его, но чья личность вообще-то безразлична для человека, воспринявшего его учение. «И соблазнялись о Нем» (Мф 13,57) – «о Нем», а не о Его нравственной проповеди.

Теософы не приемлют то самое в евангельском свидетельстве о Христе, за что Иисус был осужден синедрионом. Если свидетельство учеников вызывает сомнение у почитателей Рерихов – почему бы не прислушаться к свидетельству врагов? Ведь обвинение, выдвинутое против Него фарисеями, гласило: «Он делает Себя Богом!». И на суде Синедрион проявил вполне верное понимание того, в каком именно смысле Иисус называл Себя «Сыном Божиим» – и за это уже приговорили Его. Он был распят за Свое мнение о Себе, за то, Кем Он Себя считал.

Каждый раз, когда в Евангелиях мы видим вспышки религиозной ненависти ко Христу, они связаны с тем, что заявляет Иисус о своем Божественном статусе: «Иисус же говорил им: Отец моей доныне делает, и Я делаю. И еще более искали убить Его иудеи за то, что Он Отцем Своми называл Бога, делая Себя равным Богу » (Ин. 5,17-18). Каждый иудей ощущал, что в устах Христа «Сын Божий» звучит совсем не так, как привычное и всем знакомое выражение псалмопевца («я сказал вам: вы боги, сыновья Вышнего вы все» – Пс. 81,6). Если слова псалма воспринимались как исповедание чудесной, невозможной, милостивной близости Творца к избранному им народу, то слова Христа звучали с интонацией естественного, незаслуженного и неподаренного родства с Единственным Богом. Поэтому – вопль протеста из оскорбленного сердца иудеев: «Он делает Себя равным Богу!».

Вновь и вновь приходится настаивать: Христа распяли не за проповедь любви или покаяния. Его распяли не за то, что Он был добрым человеком. Его распяли не за то, что Он говорил о фарисеях и о негативных сторонах религиозной жизни Израиля. Его распяли не за то, что Он говорил о Каиафе, Ироде или о Понтии Пилате. Его распяли исключительно за то, что Он говорил о Себе Самом.