Шесть систем индийской философии - Мюллер М (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
«Не открыв, я спрашиваю мудрецов, которые могли открыть; не зная, чтобы знать: тот, который поддерживает шесть небес в форме нерожденного, есть, может быть, Единый?»
И в четвертом стихе того же гимна:
«Кто видел, как перворожденный, когда у него не было костей (формы), носит того, у кого были кости (форма)? Где дыхание земли, кровь, я? Кто шел к знающему, чтобы спросить об этом?»
Тут совершенно ясно, что сами поэты, провозгласившие великую истину о Едином как сущности всех богов, не имеют притязаний на какое-либо внешнее внушение, а стараются подняться собственными усилиями из окутывающих их туманов безумия к восприятию высшей истины. Мудрый, как они говорят, заметил в сердце своем, что есть связь между сущим и не сущим, между видимым и невидимым, а стало быть, и между индивидуальными богами, почитаемыми толпой, и Единым существом, свободным от свойства простого бога (девы), вполне свободным от мифологии, от родства и пола, и если и одаренным вообще какой-либо личностью, то лишь постольку, поскольку личность необходима для воли. Это весьма отлично от вульгарного понятия о личности, приписываемого греками их Зевсу или Афродите, даже евреями их Иегове. Все это представляет громадный прогресс, и, конечно, трудно представить себе, каким образом он был достигнут в такой ранний период и среди молитв и жертв, приносимых толпе, таких решительно личных и мифологических божеств, как Индра, Агни и все другие. И тем не менее прогресс совершился; и в какое бы время ни было закончено собрание пятой Риг-веды-самхиты, во всяком случае еще до этого времени составилось убеждение, что существует только Единое существо – ни мужское, ни женское, стоящее высоко над всеми условиями и ограничениями личности и человеческой природы; и при этом существо, в действительности обозначаемое всеми такими именами, как Индра, Агни, Матаришван и даже именем Праджапати, Господа созданного.
Действительно ведические поэты дошли до понятия о божестве, достигнутого некоторыми из христианских философов Александрии, но даже в настоящее время чуждого многим, называющим себя христианами.
Раньше, чем была достигнута эта высшая стадия религиозного мышления или, может быть, одновременно – потому что трудно установить хронологию самопроизвольного зарождения философских истин – делалось немало усилий в том же направлении. Такие имена, как атман и брахман, сделавшиеся впоследствии столь важными как две главные опоры философии веданты, или пуруша, название трансцендентальной души, употребляемое в системе санкхьи, не появляются без продолжительного вынашивания, без инкубационного периода.
БРАХМАН И ЕГО РАЗЛИЧНЫЕ ЗНАЧЕНИЯ
Когда мы встречаем имя Брахман как название того, что раньше называли тад экам (единый), когда позднее мы встречаем такие вопросы, как: «Был ли Брахман первой причиной? От чего мы рождены? Чем мы живем? Куда мы устремляемся? По чьему принуждению мы получаем наш жизненный жребий, счастье или несчастье, о вы, знающие Брахмана? Время ли, природа ли вещей, необходимость ли, случай ли, элементы ли или Пуруша должны считаться источником?» – то мы естественно задаем прежде всего вопрос, откуда появились все эти имена? Что такое брахман, что он сделался пригодным для обозначения to ontos on. Любопытно отметить, как легко отвечали на этот вопрос [34]. Брахман, говорит Гауг (Haug), значит молитва и происходит от корня барх или брих (надуваться или расти), так что первоначально слово обозначало то, что надувается или растет. Потом он приписывает Брахману более абстрактное значение роста и благоденствия и того, что производит рост и благоденствие, – именно священных песней. Наконец, он приписывает Брахману значение силы, проявляемой в природе, и значение универсальной силы как Высшего существа. Признаюсь, я не вижу непрерывности в этом рассуждении. И однако другие ученые по большей части повторяют это мнение. Мюир тоже отправляется в толкование брахмана от понятия молитвы, так как при обычном изменении ударения слово брахман обозначает молящегося.
Тут появляется первый вопрос: каким образом брахман получил значение молитвы. Профессор Рот утверждает, что брахман выражает силу воли, направленную на богов, и он таким образом определяет первое значение этого слова: «Die als Drang und Fülle des Gemüths auftretende und den Göttern Zustrebende Andacht» (выступающее как стремление и полнота чувства и стремящееся к богам обожание). – Слова, довольно трудно передаваемые на понятном английском (и русском. – Прим. пер.) языке. Второе значение, по его мнению, есть логическая или священная формула; потом священные и божественные Слова в противоположность обычному языку; священная мудрость, святая жизнь и, наконец, абсолютный и безличный бог. Все эти довольно сильные переходы мысли. Но как они вытекают один из другого?
Профессор Дейссен видит в брахмане «молитву», поднимающую волю над индивидуальностью, о чем мы сознаем в религиозном созерцании. Признаюсь, что и тут в ряде рассуждений я вижу недостающие звенья. Для нас идея молитвы как возвышающей душу может быть верной, но в ведах мы не замечаем следов подобных мыслей. Большинство молитв там – очень практические просьбы, и все, что говорится о возвышении духа, о страстном импульсе воли, выражаемых словом брахман, кажется мне вполне современным и не имеющим аналогий в самих ведах. Когда говорится, что гимны заставляют богов расти (вридх), то это значит нечто, вроде того, когда мы говорим, что молитвы возвеличивают богов (Дейссен).
Если даже предположить, что было необходимо более глубокое значение слова брахман в смысле молитвы, то ничто не помешало бы ему развиться первоначально из брахмана в смысле слово. Конечно, мы не можем ожидать полной достоверности в подобном вопросе, когда пытаемся найти почти незаметные переходы, посредством которых корень, выражающий понятие о вырастании (вриддхау), об усилении, о вскрытии (почки цветка), об увеличении, дает имя молитве и божеству.
Такое развитие мысли должно было произойти задолго до периода вед, задолго до разделения арийцев, задолго до окончательного установления арийского языка в Индии. Потому мы можем только составлять догадки и никогда не должны збывать об этом, пытаясь истолковать слабые следы, которые могли оставить на полуокаменелых песках нашей речи первые шаги человеческого духа. Несомненно, брахман значит молитва и что корень брих значит расти, вскрываться; это признается всеми. Но недостоверны связующие их посредствующие звенья.
Полагаю, что врих (или брих), – корень, который я считаю формой, параллельной с вридх (расти), означает расти, распространяться; и более этого я ничего сказать не могу. Потом брихат значит просто большой (выросший), широкий, сильный; бархиштха – сильнейший. Мы должны, однако, заметить, что бримхати и бримхаяти также приводятся индийскими грамматиками в смысле говорящего и светящего, хотя большого значения этому мы не придаем. Мы видим, что говорящий первоначально мог иметь значение заявляющего и что слово понималось как то, что вскрывается, взрывается или заявляется, как заявление, выражение (ausdruck), как мы говорим.
Далее нужно рассмотреть имя Брихаспати. Мы должны отправляться от того факта, что брихаспапш синоним вачас-пати (господин речи). Если бы брих. не означал когда-либо речь, было бы невозможно составить слово брихаспати, так же как брахманы-папш было бы невозможно без брахман [35].
Исходя из такой точки зрения, я иду дальше и предполагаю, что brahman составлено для выражения того, что заявляется, что выделяется или светит, что есть слова и речи.
