Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗

   Как–то вопрос зашел, как быть с одной «душой», которой хотелось поговеть на Маросейке, а батюшка редко уж тогда служил. Решила, что он будет ее исповедывать, а причащаться ей нужно будет в церкви.

   — Батюшка, ей нужно будет брать у о. Сергия разрешительную молитву, а то опять скандал будет, как тогда с Манькой. Он этого требует. Я считала, что за отсутствием батюшки хозяином в церкви является о. Сергий.

   Батюшка быстро сел на кровати.

   — Ну да, ну да, так всегда делайте. А знаете для чего это?

   — Думаю, батюшка, чтобы кто с улицы не пришел без исповеди причащаться. Разве там у вас за всеми доглядишь?

   Он почему–то очень обрадовался такому объяснению и весело сказал:

   — Думаете так? Верно, верно! — точно он сам искал и не мог найти объяснения этому распоряжению. — Так и делай всегда. Так и делай.

   Вот почему, причащаясь на Маросейке, я всегда стараюсь попасть на исповедь сестер и получить разрешительную молитву от о. Сергия.

   Как–то услыхала, что будут собороваться. Я никогда не видела этого таинства. Спросилась, но о. Константин не позволил. Он не понимал значения этого таинства для людей здоровых, которые часто являются на него совершенно неподготовленными. Прихожу к батюшке. При мне сестры благословлялись собороваться. Часто батюшка взглядывал на меня. Когда последняя вышла, он долго и внимательно посмотрел мне в глаза. Он видел, что мне этого очень хочется.

   — Ну вот, они будут все собороваться, а мы с вами нет. Нам нельзя, — сказал он. И больше ни слова не было сказано по этому поводу.

   И так всегда и потом, батюшка неизменно говорил:

   — Ну вот они сегодня будут собороваться. А я ему:

   — Да, батюшка, — и только.

   Было еще одно великое свойство старца отца Алексея — это его умение и такт в отношении к духовным отцам и тонкое руководство их духовных чад в совершенном согласии с ними. Если батюшка иногда и не соглашался с духовным отцом, он никогда не шел против него, а или подчинялся его повелению, или молитвой своей изменял мысли и чувства его.

   Отец Алексей не делал того, что делают многие старцы; пользуясь своим старческим авторитетом, отменяют или изменяют повеления духовных отцов и тем вселяют в души их чад смущение.

   Батюшка часто говорил, что ему приходится устранять неправильные отношения между духовными отцами и их чадами. Говорил, насколько это дело трудное и тонкое, сколько можно все же помочь людям, которые, часто по неумению и неправильному пониманию духовной жизни, мучают себя и других.

   Батюшка говорил, что ему приходилось, правда, отменять приказания о. Алексея–затворника, так как иногда он накладывал на людей непосильное бремя.

   — Но то дело другое: мы друг друга знаем, — говорил он. — Он высокой духовной жизни, — добавил он, строго глядя мне в глаза, чтобы отбить всякую охоту осудить о. Алексея–затворника.

   Как–то спрашиваю батюшку — как быть, когда приходят скучные люди и говорят о неинтересных вещах.

   — Вот, батюшка, приходит к нам одна из «обобранных» и рассказывает нудно и скучно, как у нее какие–то там стулья пропали или что–то в том же роде. Их таких порядочно наберется. Это очень скучно, батюшка, и люди эти такие безтолковые и скучные. Можно как–нибудь от этого отделаться? Ведь, батюшка, никакой нет в этом ни для них, ни для меня пользы.

   Батюшка покачал головой и сказал:

   — Нет, Ярмолович, нужно их слушать. Ведь они несчастные.

   И лицо его сделалось такое скорбное, точно он сразу переживал горе всех «обобранных» вместе взятых.

   — Не все же нам слушать интересное. А вы думаете, что мне всегда интересно слушать, как какая–нибудь женщина, да еще не одна, начнет рассказывать, часто несвязно и неясно про то, что ей лучше, открыть лавку или корову купить? А то спрашивает — продать шубу или нет. И все это приходится выслушивать. Да, приходится заставлять себя слушать. Нужно понуждать себя входить в их интересы, стараться чувствовать, как они чувствуют, думать, как они думают. Таким образом их состояние становится для тебя ясным. Начинаешь их жалеть, а, жалея, любить. Нужно над этим работать. Сначала понуждать себя — трудно и скучно будет. Потом, как только сможешь их пожалеть, так уже легче будет, и скучно уж не будет с ними.

   Непременно заставляйте себя выслушивать все до конца, что бы они вам ни говорили. Старайтесь вникать в их горе, в их жизненные неприятности. В это время забывайте совершенно себя и помните только того, кто перед вами. Живо представляйте его положение и как бы вы себя чувствовали на его месте. Старайтесь внимательно относиться к людям. Привыкнуть к этому трудно. Помни: забудь себя и забудь все в себе и живи жизнью всех и каждого. Кто бы к тебе ни пришел, переживай с ним то, что он переживает. Входи в его душу, а себя забудь, совершенно забудь себя.

   Я стала стараться терпеливо слушать людей. Сначала было очень трудно, потом постепенно привыкла. Батюшка справлялся, как идет дело, ободрял, и я понемногу приучилась.

   Раз прихожу к батюшке за благословением. Он что–то внимательно читал. Меня занимал вопрос, что люди иногда и сами бывают виноваты, а валят все на лукавого. Надо тоже отметить замечательное свойство о. Алексея, что он никогда не говорил о лукавом, как другие духовные люди: враг попутал, враг научил и т. д. Также, несмотря на силу его молитвы, он никогда не отчитывал бесноватых, что мне в нем очень нравилось. Я решила, что по его великой любви ко всем он и бесов жалеет, и не хочет их куда–то там выгонять, просто молится за больную и крепко надеется, что, если Господу будет угодно, Он исцелит ее. Отец Алексей не говорил о «нем» никогда потому, что он просто не хотел знать «его», не хотел иметь с «ним» дело. О. Алексей имел силу над «ним» и мы около него не чувствовали пагубного дыхания духа зла. «Он» боялся силы духа великого старца.

   — А что, батюшка, на лукавого напрасно все валят? — спросила я, несмотря на то, что батюшка был очень занят. — Часто сами люди бывают виноваты, а в оправдание себя на «него» валят.

   Батюшка, хотя уж снова погрузился в чтение, взглянув на меня, ласково улыбнулся.

   — Да, я тоже так думаю. Он бедный часто не виноват. Иногда не по его вине люди делают зло, а его ругают.

   Так как батюшке показываться на народе было опасно, он часто служил раннюю. Но и это скрывалось. Мне из–за мужа часто нельзя было попадать на его службы. Для меня это было большим горем, но к нему с этим приставать было нельзя. Бывало стараешься хоть ко кресту поспеть, так как в праздники я избегала тревожить его на квартире. Прихожу раз — последние подходят. Вот уйдет сейчас в алтарь. Бегом подошла, а батюшка мне так ласково протягивает крест и говорит:

   — Лентяй, лентяй, Ярмолович! Проспала обедню!

   Я обиделась.

   — Батюшка, ведь вы знаете, я не могу на ранней быть. Он пристально посмотрел на меня и еще громче сказал:

   — Лентяй, одно слово лентяй.

   Я опомнилась, крепко поцеловала его руку и встала на свое место. И легче давалась молитва, и день был веселее, когда успеешь так вот получить его благословение.

   Бывало, когда батюшке было плохо, он так задыхался, что не мог говорить и молча давал всем крест. И вот подойдешь, а он благословит и только крепко сожмет твою руку. И чувствуешь, что он тебя помнит и поощряет на делание, и сердце сожмется от тоски и предчувствия, что недолго еще будет утешать нас наш великий старец о. Алексей.

   Бывало стучишься в батюшкину дверь.

   — Можно?

   И он всегда весело ответит:

   — Не только можно, но и должно!

   А иногда просто повелительно скажет:

   — Должно!

   Все зависело от того душевного настроения, с которым ты к нему приходила. А раз я сделала какой–то небольшой проступок и батюшка ответил:

   — Не должно, — но не строгим голосом. Я притворила дверь и говорю: