Секс в кино и литературе - Бейлькин Михаил Меерович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Талантливый американский психоаналитик Эрик Берн полагает, что родители, воспитывая своих детей, закладывают в них сценарий их будущей жизни. Очень часто в его основу лежится тот или иной сюжет, как бы заимствованный из старых сказок.
В частности, утверждает Берн, жизнь невротиков может сложиться по шаблону сказки о Красной Шапочке. Он напомнил её классический вариант. “Жила-была милая маленькая девочка по имени Красная Шапочка. Однажды мать послала её отнести бабушке пирожок и горшочек масла. Путь пролегал через лес, где она встретила соблазнителя–волка. Девочка показалась ему лакомым кусочком. Волк уговорил её погулять в лесу, погреться на солнышке и собрать цветы для бабушки. Пока девочка развлекалась в лесу, волк отправился к бабушке и съел старую леди. Когда девочка, наконец, прибыла, волк, притворившись бабушкой, попросил её прилечь рядом на кровать и съел её, очевидно не прожёвывая. Но потом пришёл охотник и спас девочку, разрезав волку живот и заодно освободив бабушку. Затем Красная Шапочка помогла охотнику набить волчий живот камнями”.
Берн видит в этой истории противоречия, проливающие свет на истинный характер действующих лиц. В частности, его настораживает тот факт, что кажущаяся бестолковость Красной Шапочки, по сути, неотличима от авантюризма и коварства. «Как могла она, увидев волчьи глаза, уши, лапы и зубы, всё ещё думать, что перед ней её бабушка? Красная Шапочка сообщает волку, где он может её снова встретить, и даже забирается к нему в постель. Она явно играет с волком. И эта игра заканчивается для неё удачно. <…> И кем же она была, если потом помогала набить волчий живот камнями?
<…> Волк, вместо того, чтобы питаться кроликами и прочей живностью, явно живёт выше своих возможностей. Он мог бы знать, что плохо кончит и сам накличет на себя беду. Он, наверное, читал в юности Ницше (если может говорить и подвязывать чепец, почему бы ему и не читать?). Девиз волка: “Живи с опасностью и умри со славой”».
В качестве клинического примера “синдрома Красной Шапочки” Берн приводит историю своей пациентки Керри. “В возрасте от шести до восьми лет мать обычно посылала дочь к своим родителям с разными поручениями. Иногда бабушка отсутствовала, тогда внучка играла с дедушкой, который в основном старался забраться ей под платье. Матери она об этом не говорила, так как понимала, что она этому не поверит и обвинит её во лжи. <…>
Теперь вокруг Керри много мужчин, большинство из которых для неё – “мальчишки” и “щенки”. Некоторые пытаются за ней ухаживать, но она рвёт эти отношения после двух или трёх встреч. Так она и живёт, отпугивая всех “щенков”, прозябая в тоскливом, подавленном состоянии.
Впечатления от волка (дедушки) – это самое интересное, что с ней происходило. Во взрослом состоянии она также “бродит по лесу”, надеясь встретить нового волка. Но попадаются лишь “щенки”, которых она с пренебрежением отвергает”.
Ни схема, предложенная психоаналитиком, ни история невротического развития Керри, рассказанная им, сами по себе, конечно же, не способны служить ключом к разгадке “Последнего танго в Париже”. Проблемы героев фильма масштабнее и сложнее, чем сценарий “Красной Шапочки” по Берну. Но приведенная цитата – совсем не лишняя деталь в анализе фильма Бертолуччи.
Жанну не совращали в детстве ни её дед, ни любой другой взрослый мужчина. Тем не менее, с самых ранних лет у неё сложилось собственное представление о Сером Волке. В их семье царил культ её отца. С дочерью полковник был нежен, но он же научил её стрелять из револьвера. В глазах девочки (это убеждение осталась и у взрослой Жанны), её отец – истинный мужчина, мужественность которого нераздельно спаяна с опасной и аморальной изнанкой. Во-первых, отец убивал людей, хотя и делал это в рамках закона и в границах своих профессиональных обязанностей, ограничиваясь врагами Франции, арабами. Во-вторых, он явно пренебрегал правилами морали и вовсю предавался плотским утехам. Как ни странно, его жена без протеста прощала ему внебрачные любовные похождения.
Жанна убедилась в этом сама. Как-то, роясь в вещах отца, она нашла фотографию нагой арабской девушки с дерзко торчащими сосками. Нетрудно было догадаться, что юная арабка была одной из любовниц полковника. То обстоятельство, что он бережно хранил её фото, свидетельствовало о том, что отец дорожил своей подружкой. Жанна злорадно предъявила матери обнаруженную ею фотографию:
– Это ординарец отца?
Не теряя чувства собственного достоинства и почти не задумываясь, та ответила:
– Прекрасный образчик берберийки. Фотография, видимо, из антропологических наблюдений. Сильная раса. Я когда-то пыталась завести прислугу из их числа, но служанки из них получались никчемные.
Не приходится сомневаться в том, что Жанна была влюблена в своего отца, хотя и не осознавала этого. Она с детства мечтает о человеке, который был бы ему подстать, мог бы заменить его в её жизни. Он должен быть мужественным, сильным, красивым, сексуально предприимчивым, ни в грош не ставящим общепринятые моральные запреты (что прилично девушке, лишь обесценивает её героя!), намного старше, чем она. Избранник виделся Жанне романтическим героем, представляющим опасность и для мужчин (он жесток по своей природе и способен на убийство), и для женщин (он волен делать с ними всё, что хочет, не останавливаясь перед сексуальным насилием). Такому она отдалась бы, не задумываясь.
В то же время, со сверстниками Жанна не позволяла себе никаких вольностей. С кузеном они онанировали на расстоянии, наблюдая за эротической игрой друг друга лишь издали. С Томом она так и не вступила в половую близость, хотя он считается её женихом. Пользуясь выражением Керри, пациентки доктора Берна, и Том, и кузен-пианист принадлежат к разряду “щенков” . С ними Красным Шапочкам скучновато.
Характерная особенность Жанны – её пристрастие к играм и фантазиям. По выражению Йохана Хёйзинги, голландского культуролога и историка, Жанна относится к подвиду “Homo Ludens” – “Человека Играющего”. Для неё игра – способ её существования. Благодаря этой своей особенности, Жанна способна абстрагироваться от абсурдной и скучной реальности. Недаром отказ от игры и принятие правил взрослой жизни кажутся девушке ужасными. По крайней мере, такова её реакция на призывы Тома, обращённые к ним обоим, стать, наконец, взрослыми. Но и тут природа Жанны приходит ей на помощь: самым парадоксальным образом она умудряется повзрослеть с помощью всё той же игры, артистично перевоплощаясь во взрослую. Замужество для неё – очередная игра, помогающая ей органично вписаться в окружающий её потребительский мир, проявить своё прагматичное отношение к браку, как к сотрудничеству двух (или более) человек в рабочих комбинезонах, руководствующихся рекламой “модных семейных отношений”.
Повторим, игра для Жанны выполняет множество важных функций – это способ её бытия, эффективный приём мимикрии, метод творческого преодоления скуки и абсурдности бытия, так угнетающих Поля. Но одновременно она сопряжена с весьма негативными моментами. Во-первых, её игра по временам не отделима от азартного риска. Во-вторых, в восприятии девушки грань между реальным и воображаемым миром порой исчезает напрочь. И тут события могут принять самый непредсказуемый оборот. Одно дело, когда она воображает себя дикой хищницей, преследующей кота. В таком простом “охотничьем” варианте её игра никому, даже коту, жить не мешает. Совсем иная ситуация складывается в том случае, если Жанна видит себя в роли Красной Шапочки, соблазняемой Серым Волком.
Поначалу она с восторгом приняла приключение с Полем. Наконец-то нашёлся настоящий мужчина, так похожий на её отца! Он способен отвергнуть общепринятую мораль; готов, не задумываясь, покорить девушку, даже изнасиловать её! Хотя при первой встрече эта связь и показалась ей болезненным испытанием (введение члена без предварительной подготовки – садистский приём!), она целиком захватила Жанну. Её давняя мечта, наконец-то, стала явью! Это куда интереснее, чем та искусственная “игра в кино”, которой отчасти увлёк её “мальчишка”– жених.
