Саммерхилл - воспитание свободой - Гусинский Эрнст Натанович (версия книг .txt) 📗
Довольно часто Нилл упоминает и рационализацию: она призвана сделать приемлемыми для Сверх-Я те наши поступки или мысли, которые цензура считает низкими, грязными, постыдными — невозможными в приличном обществе. Достигается это путем нахождения причин и оснований, согласно которым поступать и мыслить таким образом можно или даже нужно, необходимо. Такого рода рациональные ухищрения могли бы казаться забавными, если бы все это не было так, в сущности, печально: эти и другие защитные механизмы не разрешают внутреннее напряжение, они блокируют непосредственное, спонтанное выражение потребностей, уводят человека из реального мира и плодят неврозы.
Возникновение тех или иных комплексов — болезненных психических образований — практически неизбежно, взять хотя бы имеющее большое значение для Нилла представление о комплексе неполноценности, развитое Альфредом Адлером. Нилл говорит об этом почти в тех же выражениях, что и автор идеи, присовокупляя затем, по своему обыкновению, выразительные примеры из собственной практики: «Желание детей быть взрослыми есть желание могущества. Уже одни только размеры взрослых создают у ребенка ощущение неполноценности. Почему взрослым позволено сидеть допоздна, почему им принадлежат все лучшие вещи: пишущие машинки, автомобили, хорошие инструменты, часы?»
Начинающаяся в колыбели работа защитных механизмов приводит к тому, что человек непременно приобретает ту или иную совокупность комплексов. Вытеснение из сознания неприемлемых для цензуры идей сопровождается за- жатостью, мускульной скованностью — первым на это обратил внимание Райх. Нилл подтверждает его наблюдение. Вероятно, лишь единицы из всех людей на этом свете не нуждаются в помощи психоаналитика.
Обычная для психотерапевта-аналитика работа заключается в том, чтобы попытаться помочь Я пациента осознать корни его неврозов и структуру защитных механизмов, помочь Я стать более реалистически приспособленным к миру и гибким. Практическая цель психоанализа — усилить Я, расширить его поле восприятия и усовершенствовать его организацию, сделать его более независимым от Сверх-Я, от давления цензуры.
Работа с детьми имеет важную специфику — ребенок не обладает сформировавшимися структурами личности, в частности развитым самосознанием. Ему вряд ли принесет большую пользу кропотливое исследование корней и рефлексия по этому поводу. Нилл неоднократно подчеркивает это и показывает, что при аналитической работе с детьми он обычно ограничивается указанием на связь между невротическими проявлениями и вытесненными идеями. Однако самое важное состоит в том, что он создавал не лечебницу, а школу, школу-лабораторию, в которой комплексы у детей вообще не должны были образовываться:
«Фрейд показал, что всякий невроз основан на сексуальном подавлении. Я сказал себе: я сделаю школу, в которой сексуального подавления не будет. Фрейд показал, что бессознательное бесконечно более важно и более могущественно, чем сознание. Я сказал себе: в моей школе не будет цензуры, наказаний, морализаторства, мы позволим каждому ребенку жить в соответствии с его глубинными импульсами».
Но поскольку подавление начинается уже в колыбели, практически все поступающие в Саммерхилл нуждались в лечении. Сам Зигмунд Фрейд считал психоанализ естественным процессом, который аналитик, так сказать, налаживает, но происходит он сам по себе, спонтанно, течение его нельзя предсказать: «Психосинтез, таким образом, достигается во время аналитического лечения без нашего вмешательства, автоматически и с необходимостью». После сказанного о философии Александра Нилла легко себе представить, что такое понимание было ему близким. Однако он в своей практике пошел еще дальше: все меньше занимался аналитическим лечением, все меньше давал личных уроков, все больше верил в терапевтическое воздействие самой атмосферы Саммерхилла: «Я все больше убеждаюсь в том, что, если дети имеют возможность изжить свои комплексы в условиях свободы, в терапии нет необходимости»; «Очень небольшая часть из наших 45 детей получает личные уроки. Я все больше и больше верю в терапевтическое действие творческой работы».
Нилл, таким образом, вносит в психоанализ важные и новые представления: в атмосфере, где нет постоянного внешнего принуждения, комплексы рассасываются сами собой, исчезает необходимость психотерапевтического вмешательства. Беда только в том, что ни в семье, ни в школе нет такой атмосферы. Чтобы создать ее, поддерживать и выращивать в ней детей без комплексов, нужно всего лишь опираться на педагогические принципы, сочетающие в себе философию естественности и недеяния с психологией бессознательного.
3. Педагогические принципы Александра Нилла
Одно время у нас пользовалась очень большой популярностью повесть Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Там была такая симпатичная романтическая метафора о детях, которые бегают во ржи, не зная, что где-то рядом — ужасная пропасть, и юный герой повести чувствует, что его человеческий долг или, возможно, призвание — ловить этих детей, каким-то образом сделать так, чтобы они не свалились в пропасть. Согласно этой метафоре, дети — некая группа риска, они могут по каким-то случайным обстоятельствам свалиться в пропасть, а если обойдется, то и славно, дальше все будет хорошо.
У Нилла совсем другой, далеко не светлый и не романтический взгляд на положение детей в обществе и на их судьбу. По Ниллу, вообще-то «человеческие существа хороши, они хотят творить добро, они хотят любить и быть любимыми», но невежественные доктора, невежественные родители, невежественные учителя практически всегда разрушают все удовольствие и непосредственность жизни своими абсурдными идеями руководства и формирования. Почти невозможно поверить, говорит Нилл, но они смеют покушаться на естественные импульсы и естественное поведение ребенка. «Тоталитаризм всегда начинался и до сих пор начинается в детской. Самое первое вмешательство в природу ребенка есть первое проявление деспотизма». С момента рождения ребенок оказывается опутанным сетью запретов, которые, подавляя его естественное поведение, в частности его естественный интерес к составу, строению и отправлениям собственного тела, вызывают у него многочисленные и многоразличные комплексы. В результате все человечество оказывается больным, те самые человеческие существа, которые хотели любить и быть любимыми, получают вместо любви ненависть и становятся ненавистниками.
Нормальной, т. е. счастливой, жизнью не живет практически никто, собственные родители, учителя и священники превращают здоровых детей в больных взрослых. И делается все это не по злобе, а по невежеству... впрочем, нет, по злобе, точнее, по ненависти тоже, ибо ненависть вскармливает ненависть и в порочный круг вовлекаются все новые поколения. Стремление взрослого — родителя, учителя, священника — к власти требует от ребенка послушания, для взрослого хороший ребенок — это такой ребенок, который полностью соответствует нашим ожиданиям, выполняет наши указания, принимает наши поучения, дает нам возможность самоутверждаться за его счет и в результате наследует наши комплексы. «Трагедия заключается в том, что родитель считает, что он всегда действует во имя добра». Он, как правило, так и считает, не отдавая себе отчета в том, что этот механизм рационализации так преобразовал его низменные стремления властвовать, самоутверждаться, поучать, вымещать обиды...
Слепота, безответственность, невежество, незрелость — все они вместе (или все это — одно и то же?) порождают преступления, войны, болезни и прочие бедствия. Порождают именно тем, что с младенческого возраста воздействуют на ребенка принуждением, стремясь приобщить его к культурным нормам, которые он не готов ни понять, ни принять. Когда ребенок находит у себя на руках и ногах пальчики, следует буря восторгов, а когда он находит на своем младенческом тельце кое-что другое, взрослые испуганно переглядываются и отводят его ручонку. Разве может младенец это понять? Подавление, которое начинается в колыбели, — вовсе не фигура речи.
