Человек и его символы - Юнг Карл Густав (серия книг txt) 📗
Помимо этой вполне очевидной связи между психологией подсознания и физикой, имеются и другие связи, еще более удивительные. Тесно сотрудничая с Паули, Юнг открыл, что исследования в области аналитической психологии подтолкнули ученых к созданию понятий, которые впоследствии оказались удивительно схожими с теми, что разработали физики, обнаружив элементарные частицы. Среди последних наиболее важной была идея Нильса Бора о взаимодополняемости.
Современные исследователи микрофизики открыли, что свет можно описать лишь с помощью двух логически противоположных, но взаимодополняющих понятий: волны и корпускулы. Чрезмерно упрощая, можно сказать, что при одних экспериментальных условиях свет проявляет себя как состоящий из корпускул, а при других—словно состоящий из волн. При исследовании субатомных частиц было также установлено, что осуществлять точные наблюдения возможно или за их положением, или за их скоростью, но не за тем и другим одновременно. Наблюдатель должен выбрать условия проведения эксперимента, исключив при этом (или, скорее, принеся в „жертву“) другие возможные условия и их результаты. Более того, в описание эксперимента должно входить описание измерительной аппаратуры, поскольку она воздействует решающим, но не контролируемым образом на условия его проведения.
По мнению Паули, физика элементарных частиц (вследствие свойственной им взаимодополняемости) сталкивается с невозможностью исключения воздействия наблюдателя на ход эксперимента путем внесения учитываемых поправок. В результате в этой области приходится в принципе отказаться от какого бы то ни было объективного понимания физических явлений. Там, где классическая физика еще видела „причинно детерминированные естественные законы природы“, мы сейчас видим лишь „статистические законы“ с „первичными возможностями“.
Другими словами, в микрофизике наблюдатель оказывает на ход эксперимента некоторое влияние, которое невозможно измерить и, следовательно, исключить. Поэтому ни один естественный закон нельзя выразить в виде формулы: „то-то и то-то произойдет в любом случае“. Все, что может сказать исследователь элементарных частиц, это что „с учетом статистических возможностей есть вероятность ожидать то-то и то-то“. Естественно, это ставит наш классический метод мышления в физике перед огромной проблемой, требуя учитывать в научных экспериментах характер мышления исследователей-экспериментаторов. Таким образом, ученые могут больше не надеяться на возможность независимого и „объективного“ описания каких бы то ни было аспектов или качеств внешних объектов. Большинство современных физиков соглашаются с тем, что в любом эксперименте с элементарными частицами невозможно исключить влияние осознанных мыслей наблюдателя. Однако никто не задумывается о возможности того, что общее психологическое состояние (и сознательное, и подсознательное) наблюдателя также может иметь значение. По мнению Паули, у нас, по меньшей мере, нет причин априори отвергать такую возможность. Нам следует относиться к этому как к еще необъяснснной и неисследованной проблеме.
Идея Бора о взаимодополняемости особенно интересна для психологов-юнгианцев, поскольку Юнг понимал, что связь рассудочного и подсознательного мышлений также образует взаимодополняемую пару противоположностей. Природа любого нового образования, выходящего из сферы подсознания, изменяется, как только часть его попадает в поле зрения рассудочного (осознанного) мышления наблюдателя. В этом смысле даже содержимое сновидений (если на него обращают внимание) является полуосознанным. И любое расширение сознания наблюдателя, вызываемое истолкованием сна, отзывается в подсознании и воздействует на него не поддающимся измерению образом. Вот почему эту сферу можно описывать лишь приближенно (подобно элементарным частицам в физике) с помощью парадоксальных понятий. Мы никогда не узнаем, чем она в действительности является так же, как и материя.
Продолжим, однако, параллель между психологией и микрофизикой. То, что Юнг называет архетипами (или стереотипами эмоционального и рассудочного поведения человека), можно было бы с равным успехом назвать, используя терминологию Паули, „первичными возможностями“ психических реакций. Как отмечалось выше (см. главу Юнга), не существует законов, определяющих специфическую форму, в которой может появиться архетип. Существуют только „тенденции“, что позволяет нам не более чем утверждать, что в определенных психологических ситуациях может случиться то-то и то-то.
Как однажды отметил американский психолог Уильям Джеймс, саму идею подсознания можно сравнить с понятием „поля“ в физике. Можно сказать, что подобно некоторому упорядочению частиц, попадающих в магнитное поле, психологические образования так же некоторым образом упорядочиваются в области, называемой нами подсознанием. Если мы сознательно называем что-нибудь „рациональным“ или „несущим смысл“ и считаем такое „объяснение“ удовлетворительным, это, вероятно, вызывается тем, что наше рассудочное объяснение гармонирует с созвездием неких предсознательных образований в подсознании.
Другими словами, наши осознанные представления иногда бывают упорядочены (или стереотипно структурированы) до того, как станут осознаваемыми. Немецкий математик XVIII столетия Карл Фридрих Гаусс описал переживание подобной подсознательной упорядоченности идей. Ему надо было найти одну закономерность в теории чисел, и он обнаружил ее „не в результате упорных исследований, а благодаря, так сказать, милости Божьей. Ответ пришел внезапно сам собой, как молниеносное озарение, и я не мог понять или найти связь между данными, известными мне раньше, с которыми я последний раз экспериментировал, и тем, что породило конечный успех“. Французский ученый Анри Пуанкаре еще подробнее описал подобное явление. Однажды бессонной ночью он увидел, как в нем сталкиваются математические образы, идеи, представления. Наконец некоторые из них „соединились более устойчивым образом. Ощущение было такое, будто наблюдаешь непосредственно за работой подсознания, причем его деятельность постепенно начинает частично проявляться в сознании, не теряя собственной природы. В такие моменты интуитивно понимаешь, как могут функционировать два эго“.
В качестве последнего примера параллелизма между физикой элементарных частиц и психологией рассмотрим юнгианскую концепцию смысла. Там, где раньше искали причинные (то есть рациональные) объяснения явлений, Юнг предложил искать смысл (или, может быть, целенаправленность). Другими словами, он предпочитал спрашивать не почему что-то случилось (то есть по какой причине), а зачем. Эта же тенденция проявляется в физике, где многие современные ученые более заняты поиском взаимосвязей, действующих в природе, чем причинных законов (детерминизма).
Паули рассчитывал, что идеи, связанные с подсознанием, выйдут за „узкие рамки терапевтического применения“ и окажут влияние на все естественные науки, изучающие жизнь и все с ней связанное. С тех пор как Паули высказал это предположение, в физике, словно в подтверждение тому, стало развиваться новое направление—кибернетика, занимающаяся сравнительным изучением так называемых контрольных систем головного мозга и нервной системы и механических или электронных информационно-контрольных систем, используемых в компьютерах. В итоге наука и психология должны в будущем, как сказал современный французский ученый Оливер Коста де Борегар, „вступить в активный диалог“.
Неожиданная перекличка психологических и физических понятий предполагает, как отмечал Юнг, возможность того, что оба поля реальности, являющиеся объектом изучения физики и психологии, представляют в конечном счете единое целое, то есть своего рода единое психофизическое пространство всех явлений жизни. Юнг даже был уверен, что сфера подсознания каким-то образом связана со строением неорганической материи, на что, по-видимому, указывает существование так называемых „психосоматических“ заболеваний. Концепция всеединой реальности, подхваченная впоследствии Паули и Эрихом Нейманом, была названа Юнгом unus mundus (мир, в котором материя и психика еще не различимы или не реализованы по отдельности). Подготавливая подобную монадическую точку зрения, он указывал на „психоидную“ природу архетипов (то есть не чисто психическую, а близкую к материальной) в тех случаях, когда они появляются в синхронно происходящих событиях, ибо последние являются в действительности смысловой композицией из внутренних психических и внешних фактов.
