Секреты поведения людей - Таранов Павел (читать книги регистрация txt) 📗
Кстати, благодаря этому психологическому обстоятельству возможно искусство, ибо оно «вклинивается» в восприятие, тем самым превращая свои «фантомы» в “действительность”.
И надо же! Это вполне исчерпывает весь наш запрос, в потребности, определим совокупно так эту сферу, реалитета.
Нижеследующая история передается в Московском Художественном театре от поколения к поколению как эстафета.
Когда Антон Павлович Чехов во второй раз пришел на репетицию своей «Чайки» (это случилось II сентября 1898 г.), один из актеров стал рассказывать ему о том, что за сценой во время спектакля будут квакать лягушки, трещать цикады, лаять собаки.
— Зачем это? — недовольным голосом спросил писатель.
— Реально, — ответил актер.
— Реально, — повторил Антон Павлович, усмехнувшись, и после маленькой паузы заметил: — Сцена искусство. У художника Крамского есть одна жанровая картина, на которой великолепно изображены лица. Что если на одном из лиц вырезать нарисованный нос и вставить живой? Нос — «реальный», а картина-то испорчена… Сцена требует известной условности… Сцена отражает в себе квинтэссенцию жизни, не надо вводить на сцену ничего лишнего.
222. Закон “резкой смены стратегии”
Если что-то не получается, в том ключе, в котором вы действуете, резко измените стратегию своего поведения. В момент ошеломления, растерянности люди становятся вашими.
Наверное, всем известна уловка “хороший парень — плохой парень”. Эта манипулятивная техника хорошо демонстрируется в старых фильмах о полицейских. Первый полицейский угрожает подозреваемому судебным преследованием за многочисленные преступления, сажает его под яркий свет, всячески притесняет и, наконец, уходит. Приходит “хороший парень”, выключает свет, предлагает подозреваемому сигарету и извиняется за грубого полицейского. Он говорит, что хотел бы избавить подозреваемого от грубости и давления первого полицейского, но не может этого сделать без помощи подозреваемого. Результат: подозреваемый рассказывает все, о чем знает.
Талантливых профессионалов среди разведчиков не так уж много. Но Дмитрий Александрович Быстролетов как раз из них. Родился он 17 января 1901 года в крымской деревне Акчора, сын деревенской учительницы. До 15 лет жил при матери. Мать, сама дочь сельского священника, воспитала его без религии. Зато была близка к тогдашним либералам — ездила на север для передачи денег ссыльным.
А далее так. Три года в мореходке, потом учеба в русской гимназии в Турции, затем Пражский университет. В 1924 г. резидентура ОГПУ в Праге привела Быстролетова для работы по эмиграции. Его агентурное имя — “Андрей”…
В Чехословакии, где начиналась карьера молодого разведчика, не все происходило гладко и безоблачно. Случались (здесь я уже пользуюсь сведениями В. Снегирева из газеты “Правда”) ошибки. Имели место провалы, к счастью, пока не грозившие немедленным арестом. Однако постепенно атмосфера накалялась все больше, и в конце концов Быстролетов оказался перед тем пределом, за которым разведчика ждет неминуемое разоблачение.
В 1930 г. центр дал согласие на его возвращение в Москву, а торгпред вручил Дмитрию направление на учебу в Академию внешней торговли.
Однако, когда чемоданы были уже упакованы, к Быстролетову явился «Гольст» — резидент нашей разведки в Праге. Он сообщил, что переведен в Берлин и предложил Дмитрию последовать за ним, причем не для работы, как прежде, “под крышей” советского загранучреждения, а на положении нелегала — под чужой фамилией и чужим паспортом. Быстролетов согласился.
Рис. Дмитрий Александровия Быстролетов
Весь последующий текст — собственноручные записи Д. А. Быстролетова. Более яркого иллюстрирования к правилу “резкой смены стратегии поведения” я еще не встречал.
“Подпольцик начинается с фальшивого паспорта, сказал «Гольст», протягивая мне пачку долларов. — В вольном городе Данциге консульский корпус имеет права дипломатов, и в настоящее время дуайеном там является генеральный консул Греции, жулик, член международной банды торговцев наркотиками. Зовут этого грека Генри Габерт, он еврей из Одессы. Не пугайтесь его величественного вида”.
Геберт занимал большой барский особняк в старом саду. Ливрейный лакей почтительно впустил меня в дом, доложил и раздвинул дверь. В углу обширного кабинета за огромным деловым столом сидел мужчина, как будто бы сошедший с карикатуры Кукрыниксов или Б. Ефимова; с моноклем, в пластроне и белых гетрах. Он величественно кивнул мне и принялся что-то писать. Я сел на кончик стула и начал по-английски: “Ваше превосходительство, не откажите в помощи несчастному соотечественнику, у которого только что украли портфель с паспортом” — “Предъявите свидетельство о рождении”. “Увы! Метрика сгорела при пожаре в мэрии города Салоники!” — “В каком греческом посольстве вас знают?” “К сожалению, ни в каком!”. Консул передернулся. — “А в Греции?” — “Увы, я давно лишен счастья видеть родину!” — “Как вас зовут?” — “Александр Галлас”. — “Вы говорите по-гречески?” — “К моему стыду и горю — нет. Ни слова”.
Консул отодвинул от себя бумаги и раздраженно произнес: “Нет, я не могу выдать вам паспорт. Прощайте!”.
Он опять взял какой-то документ. Я положил на стол 200 долларов: “Это для бедных города Данцига”. Но дуайен брезгливо поморщился и сказал: “Я не занимаюсь благотворительностью. Уберите деньги. Повторяю: прощайте”.
“Ну, все! — подумал я. — Первое задание срывается! Скандал”. Но тут же решил: “Нет! Надо постучать в дверь энергичнее! Ну, смелей!”
Я вынул пачку американских сигарет и коробку американских спичек, сигарету вложил в губы, а спичкой чиркнул через документ перед носом консула. Он откинулся в кресле и уставился на меня: “Что это значит?”
Хриплым басом я ответил на американском блатном жаргоне: “Мне нужна ксива. Враз. Бестолковщина.” Консул побледнел. “Откуда едете?” — “Из Сингапура”. — “Почему не через Пирей или Геную?” — “Потому, что вашу вшивую липу в Женеве спущу в уборную, получу от наших новую, “на бегон”, и с ней рвану в Нью-Йорк. Не дрейфьте, консул, завтра вашего паспорта не будет”. Консул протер монокль и тихо спросил: “В Сингапуре случилась заваруха. Вы знаете?” В эти дни мировая пресса сообщала, что начальник английской полиции, полковник, среди бела дня в центре города был убит выстрелом в спину. Убийце удалось скрыться. Выяснилось, что убийца был американец, японский шпион и торговец наркотиками. “Знаю о заварухе”. — “И знаете, кто убил полковника?” — “Знаю. Я.” Пальцы у консула задрожали. Он выдвинул ящик, достал формуляр паспорта и стал заполнять под мою диктовку. “Берите. Все?”
Я встал и, изменив голос, сказал с низким поклоном:
“Ваше превосходительство, наша страна счастлива, что ее представляют столь благородные люди и блестящие дипломаты”. Мы пошли к дверям. Старик сначала не понял перемены ситуации. Потом залепетал: “Да, да. Благодарю за посещение, сэр! Я счастлив сделать это знакомство, сэр! Проездом заходите, не забывайте, сэр!” Створки раздвижной двери поехали в разные стороны. Еще секунда — и все кончится. И вдруг консул крепко сжал мою талию и громко отчеканил по-русски: “Вы только что из Москвы?!” — “А?” — не удержался я, но тут-то и познается разведчик: мгновенно я склеил английскую фразу, начинающуюся с этого звука: “Я не понимаю по-польски!” — “Ах, извините, я устал, это ошибка, сэр!”
И мы расстались. Я уносил паспорт в кармане с чувством первой маленькой победы”.
223. Закон “реорганизации”
Любая деловая или организационная система, включающая, по определению, человека в качестве базового элемента, обладает и всеми свойствами человека. Это значит, что со временем она нуждается в обновлении программных установок, смене деятельности, изменении контактного круга и обязательности различения фаз становления. Подобное в жизни людей называется «поумнением». В жизни же производств это зовется реорганизацией.
