Всё и вся. Рассказы Вельзевула своему внуку - Гурджиев Георгий Иванович (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
И с тех пор в отношении всякого, так сказать «обезьянничанья», то есть подражания обычным механическим проявлениям окружающих, в моем составе возникало «нечто», всегда и во всем порождающее то, что я назвал бы теперь «непреодолимым стремлением» делать все не так, как другие.
В этом возрасте я поступал, к примеру, следующим образом.
Если, например, учась ловить мяч правой рукой, мой брат, сестры и соседские дети, приходившие играть с нами, подбрасывали мяч вверх, я, имея в виду ту же цель, сперва сильно ударял мячом о землю, и только когда он отскакивал, я, сперва сделав сальто, ловил его и то только большим и средним пальцами левой руки; или, если все другие дети скатывались с пригорка вперед головой, я старался делать это, и притом всякий раз лучше и лучше, как у детей это тогда называлось, «задом наперед»; или, если нам, детям, давали разные «абаранские печенья», то все другие дети, прежде чем положить в рот, сперва облизывали его, по-видимому для того чтобы попробовать на вкус и продлить удовольствие, а я… сперва обнюхивал его со всех сторон и, может быть, даже прикладывал к уху и внимательно прислушивался и потом, хотя почти бессознательно, однако, тем не менее, серьезно, приговаривая про себя:
и, ритмично напевая в такт, откусывал только один кусочек и, не смакуя, его проглатывал, – и т. д. и т. п.
Первое из событий, во время которого во мне возникло одно из двух упомянутых данных, ставших «живительными источниками» для питания и совершенствования наказа моей бабушки, произошло в том возрасте, когда я превратился из пухленького карапуза в так называемого «молодого повесу» и уже становился, как иногда говорится, «кандидатом в молодого человека приятной наружности и подозрительной внутренности».
И это событие произошло при следующих обстоятельствах, возможно, даже специально скомбинированных самой Судьбой.
Вместе с несколькими такими же, как я сам, молодыми повесами, я однажды ставил силки на голубей на крыше соседского дома, когда вдруг один из мальчиков, стоявший надо мной и внимательно наблюдавший за мной, сказал:
– Я думаю, что петлю из конского волоса нужно расположить так, чтобы в нее попал большой палец голубя, потому что, как нам недавно объяснил учитель зоологии, во время движения именно в этом пальце сосредотачивается резервная сила голубя, и поэтому, если этот большой палец голубя попадет в петлю, голубь может, конечно, легко разорвать ее.
Другой мальчик, наклонившийся как раз напротив меня, у которого, между прочим, когда он говорил, всегда изо рта во все стороны обильно разлеталась слюна, фыркнул при этом замечании первого мальчика следующими словами, сопровождаемыми обильным количеством слюны:
– Закрой свою пасть, ты, жалкий готтентотский ублюдок! Ты такой же недоносок, как и твой учитель! Если наибольшая физическая сила голубя сосредоточена в этом большом пальце, то тем более мы должны стремиться, чтобы как раз этот палец и попал в петлю. Только тогда наша цель – то есть поймать этих несчастных голубей – будет иметь какой-то смысл в той особенности мозга, свойственной всем обладателям этого мягкого и скользкого «нечто», которая состоит в том, что, когда (из-за других действий, от которых зависит его ничтожная способность проявления) возникает периодически необходимое закономерное так называемое «изменение присутствия», этот небольшой так называемый «закономерный кавардак» (которому надлежит происходить для оживления его других процессов в его общем функционировании) тотчас же создает возможность временного перемещения центра тяжести всего функционирования (в котором это скользкое «нечто» играет очень небольшую роль) из своего обычного места в другое, вследствие чего во всем этом общем функционировании часто получаются неожиданные результаты, смехотворные до нелепости.
Он выпалил последние слова с таким фонтаном слюны, что мое лицо как будто оказалось подставленным под «пульверизатор» (причем не «эрзац» продукции), изобретенный немцами для окрашивания материалов анилиновыми красителями.
Этого я стерпеть не мог, и, прямо из своего положения на корточках, бросился на него и, ударив его изо всей силы головой под ложечку, мгновенно сбил с ног, и он, как говориться, «потерял сознание».
Я не знаю и не желаю знать, в каком духе сформулируется в вашем мышлении результат информации об этом необычайном, по моему мнению, совпадении жизненных обстоятельств, которое я сейчас намереваюсь здесь описать, хотя для моего мышления это совпадение было прекрасным материалом, подтверждающим возможность того, что это описанное мною событие, случившееся в моей юности, произошло не просто случайно, а было намеренно создано некими внешними силами.
Дело в том, что этому ловкому приему всего лишь за несколько дней до этого события меня в совершенстве обучил один греческий священник из Турции, который был вынужден бежать оттуда, преследуемый турками за свои политические убеждения, и, по прибытии в наш город, был нанят моими родителями, чтобы обучать меня современному греческому языку.
Я не знаю, на каких данных основывались его политические убеждения и идеи, но я очень хорошо помню, что во всех разговорах этого греческого священника, даже когда он объяснял мне разницу между междометиями в древнем и современном греческом, действительно всегда очень ясно были видны его мечты как можно скорее попасть на остров Крит и проявить себя там, как подобает истинному патриоту.
Так вот, лицезрея последствия своего искусства, я, должен признаться, сильно испугался, так как, ничего не зная о подобной реакции от удара в это место, я в самом деле решил, что убил его.
В тот момент, когда я переживал этот страх, другой мальчик, двоюродный брат того, кто стал первой жертвой моего, так сказать, «искусства самозащиты», видя это, без промедления и явно обуреваемый, так сказать, «родственными чувствами», тотчас же кинулся на меня и со всего размаха ударил меня кулаком в лицо.
От этого удара у меня, как говориться, искры из глаз посыпались, и в то же самое время мой рот так наполнился, как будто в него набили столько корма, что хватило бы откормить тысячу цыплят.
Через некоторое время, когда оба эти странные ощущения во мне успокоились, я тогда действительно обнаружил у себя во рту какое-то инородное тело, и, когда вытащил его пальцами, оказалось, что это не что иное, как зуб огромных размеров и странной формы.
Видя, что я уставился на этот необыкновенный зуб, все мальчики столпились вокруг меня и тоже начали разглядывать его с большим любопытством и при необычном молчании.
К этому времени сбитый с ног и неподвижно лежавший мальчик пришел в себя и, поднявшись, тоже стал, как ни в чем не бывало, рассматривать мой зуб вместе с остальными мальчиками.
У этого странного зуба было семь корней, и на конце каждого из них выступила капля крови, и через каждую отдельную каплю ясно и отчетливо просвечивал один из семи аспектов проявления белого луча.
После этого молчания, необычного для нас, «молодых повес», опять поднялся обычный гвалт, и в этом гаме было решено немедленно идти к цирюльнику, специалисту по удалению зубов, и спросить его, почему этот зуб такой.
Итак, мы все слезли с крыши и направились к цирюльнику. И я, как «герой дня», выступал впереди их всех.
Цирюльник, бросив небрежный взгляд, сказал, что это просто «зуб мудрости» и что такой зуб имеют все, принадлежащие к мужскому полу, которых, до того как они впервые произнесут «папа» и «мама», вскармливают молоком только их собственной матери и которые с первого взгляда способны различить среди многих других лиц лицо своего собственного отца.
