Моя жизнь после смерти - Уилсон Роберт Антон (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Простое утверждение, что Абсолютно Нормальное должно где-то существовать, потому что мы можем это представить (софизм Платона) не считается "доказательством" чтобы получить награду КСРСНЯ, вы должны предъявить и дать возможность судьям проверить конкретный пример Идеальной Нормальности.
Однако до сих пор никто не предъявил такую конкретную абстракцию.
Поэтому я допускаю, что вселенная нашего опыта, или материально-чувственный мир, как говорил Маркс, состоит только из ненормальных или эксцентричных всплесков в пространственно-временном континууме. Вы никогда не найдете нормального человека, нормальную собаку или даже нормальную зебру. Никто никогда не сможет предъявить нормальную сонату, нормальную картину Поллока или даже нормального "партнера месяца".
"Математически нормальное" выражает понятие, которое не подтверждается ни одним реальным событием.
Как написал известный древнеяпонский поэт:
Горное озеро
Лягушка прыгает
Буль - буль - буль!
Глава четвертая. Полуночные колокола
В которой весь комизм заключается
в шутке о моей смерти
Для чего предназначены эти углеродные ячейки?
"Стар Трек": киноверсия
"Друзья" - это состояние души.
"Переход Миллера"
Всего через неделю после того, как я якобы пересек Сумеречную Зону, или попал на небеса (как называет это Армия Спасения) - а на американском народном языке "сыграл в ящик", - я проснулся с мыслью, что надо позвонить Бобу Ши в больницу.
Утренний ритуал начался с варки кофе (как истинный гурман, я сам смалываю зерна: ритуал во славу Эпикура). С чашкой дымящегося кофе я сел у телефона. Набрав номер больничной палаты, в которой лежал Ши, я рассказал ему для развлечения неприличный анекдот. Но голос Боба звучал слабее, чем обычно, и у меня снова возникло это ужасное щемящее чувство полной беспомощности из-за того, что я совершенно не знаю, чем реально могу ему помочь.
Мы поговорили о "NYPD Blue", новом телевизионном шоу, которое нам обоим нравилось. Мы сошлись во мнении. Что Сипович всегда выбирает лучшие строки: "Раз или два в году я люблю выполнять обещание в присутствии свидетеля, поэтому помню, на что похоже это ощущение". "Хотя это и ошарашит тебя, Джон, но я должен тебе сказать: иногда в этом здании не вершится истинное правосудие".
"Я чувствую себя лучше, - под конец сказал Ши полушепотом. - Намного лучше. Просто сейчас я немного устал".
"Ладно, - сказал я. Я тебя отпускаю".
"Я люблю тебя", - неожиданно произнес он.
"И я тебя люблю", - сказал я, вешая трубку. Я сел и задумался. В нашем обществе требуется почти три десятка лет и тяжелая болезнь, чтобы гетеросексуальные мужчины могли сказать друг другу "Я тебя люблю"... Я размышлял об этом и об оптимизме Ши, потому что не хотел думать о том, каким слабым и измученным был его голос.
Оглядываясь назад, я так и не знаю, хотел ли он внушить этот оптимизм своему страдающему телу - перестроить его иммунологическую защиту при помощи могучей нейрохимии надежды - или же он сказал это, чтобы избавить меня от дальнейших переживаний и на несколько часов уменьшить мою тревогу.
В следующий раз, когда я позвонил Бобу Ши, голос на автоответчике сообщил, что Боб находится в коме, и попросил больше в больницу не звонить. Даже тогда я не поверил, не хотел верить в реальность происходившего. Когда примерно дня через три сообщение на автоответчике поменялось, и тот же голос просто сказал, что Боб Ши умер, я испытал потрясение. Мне следовало ожидать, что это произойдет, но я не был к этому готов. К этому никогда не бываешь готов. Я настолько старался вселить надежду в Боба, что сам заразился этой надеждой на чудо.
Я сидел с трубкой в руках, как Уайл И. Койот, когда его только что ударило камнем размером со слона, но он еще это не чувствует и не знает, что по логике вещей должен уже упасть. Я медленно повесил трубку, по-прежнему не в состоянии смотреть правде в глаза, все еще находясь в состоянии шока. Внешне казалось, что Боб выиграл этот раунд (за последние полгода ни одной новой опухоли) как он мог умереть от побочных эффектов?
Гремлины запустили в Интернет слух о смерти одного автора "Иллюминатуса!", а по-настоящему умер другой.
Я выглянул из окна. Солнце едва взошло - я поднимаюсь на рассвете, когда небо на востоке чуть тронуто светло-коричневыми и мандариновыми разводами, - но во внутреннем дворике моего дома уже собралось "общество к завтраку". Зяблики, дрозды и воробьи подпрыгивали и хлопали крыльями, поклевывая из моей кормушки. Прилетели две нахохлившиеся косматые сойки, отпугивая всех остальных пернатых, и энергично нырнули клювами в кормушку. Африканская горлица на дереве подавала свой обычный скорбный призыв, словно не верила, что когда-нибудь на земле станет меньше печали. Где-то проехала машина, невидимая за стеной дворика. В моей голове все еще не укладывалось. Как можно свести воедино два понятия "Боб Ши" и "смерть". Мне это казалось чем-то вроде "круглого квадрата" или "гигантского лилипута". Как сказал Витгенштейн. Есть понятия, которые не связываются в содержательную мысль.
Я подумал об одном надгробном камне в Слиго, на диком западе Ирландии:
Окинь холодным взглядом
Жизнь и смерть.
И проезжай, всадник.
Я размышлял о том, как идеализировал судья Шэллоу мятежную весну своей юности ("Иисусе, какие бурные деньки") и как сдержанно отвечал ему Фальстаф, на которого эти сладкие воспоминания навевали горькую тоску: "И звон полуночных колоколов, мастер Шэллоу". Никто кроме Орсона Уэллса никогда не придавал этой строке того особого значения. Которое она заслуживает... В ней говорится: "Наши кутежи и вправду длились допоздна" (с точки зрения жителей страны с аграрной экономикой, где большинство людей ложится спать на закате солнца), но еще она означает: "Наши дни сочтены: звон колоколов напоминает о могиле".
На улице прогрохотала еще одна машина. И африканская горлица снова пожаловалась на несправедливость жизни. Я вдруг увидел, насколько сексуальна зелень Природы за стеклянной дверью моего дворика. Потом на огромной скорости пронеслась еще одна машина: наверное, парень опаздывал на работу.
В первые годы нашего знакомства с Бобом Ши мы никогда не видели ни птиц, ни цветов, ни деревьев, зато слышали грохот ревущих машин. Наша дружба зародилась в Чикаго, среди индустриальной суматохи и сутолоки, вони, крови и дерьма на скотных дворах: я вспоминаю это как асфальтовое чистилище Дали (и Дэйли). Мы сошлись ближе, когда Боб и я получили дозу слезоточивого газа и газа нервного действия во время демократической конвенции 1968 года, той самой, которую оградили колючей проволокой, потому что мэр Ричард П. Дэйли (разумеется, не Дали, хотя его мысли часто казались сюрреалистическими) решил, что не позволит американцам вмешиваться в дела правительства.
Протестующие скандировали: "Раз, два, три, четыре! Нам не нужна ваша чертова война! Пять, шесть, семь, восемь: организуемся и сметем госдепартамент!" Поблизости взорвалась еще одна канистра со слезоточивым газом, и, обливаясь слезами, мы с Ши понеслись вдоль Мичигана, успев нырнуть в боковую улочку. Так нам удалось спастись от избиения дубинками, которое применили к тем, кто не умел бегать так же стремительно, как мы. Если хотите узнать, что стало с менее проворными демонстрантами. Вовсе не обязательно разыскивать в архиве пленку с отснятым материалом событий 1968 года. Достаточно еще раз посмотреть фильм Родни Кинга. Полицейские вели себя по-зверски, и их забавы мало меняются с годами.
Потягивая кофе, я отсчитал годы назад. Все верно, мы с Ши знаем друг друга без малого тридцать лет. За тридцать лет человек выходит из пеленок и дорастает до получения первого трехколесного велосипеда, первого оргазма и даже диссертации. Человек может получить постоянную работу или научиться просить милостыню на улицах, ухаживать за девушкой, жениться и стать родителем или пойти в армию и потерять ногу. До начала двадцатого века средняя продолжительность жизни людей составляла не более тридцати лет. Дружба, которая длится так долго становится чем-то большим, чем дружба. Ши значил для меня столько же, сколько любой член моей семьи.
