Кома: ключ к пробуждению - Минделл Арнольд (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Питер: Кто была та женщина на полу?
Арни: Не чувствуешь ли ты, что подобно ей ты в некотором смысле "свалился"?
Питер: Кажется, что она — это кто-то, кто просто потерял надежду и кого нужно вновь пробудить. Я был безнадежен и почти перестал жить.
Арни: Что значит — пробудить ее?
Питер: Одному Богу известно. Что ты думаешь?
Арни: Для меня здесь больше нет ни жизни, ни смерти, есть только процесс становления самим собой.
Питер (со смехом): Ты невообразим! Это могло бы стать настоящим пробуждением!
Мы помолчали еще несколько минут, а потом я услышал, как он мурлычет что-то вполголоса.
Арни: Как называется эта песня?
Питер: Просто французская песенка о свободе.
Арни: Разве это не великая вещь — освободиться, сжечь все, что нам не нужно? Когда сосредоточиваешься только на том, что действительно важно, это приносит свободу.
Питер: Да, как любовь.
На сновидения можно смотреть по-разному. Вместо того чтобы теоретизировать по их поводу, я предпочитаю приблизиться к тому, что происходит. Очень полезно понимать сновидения как описания процессов, которые мы лишь частично осознаем и которые пытаются произойти с сознанием, большим, чем наше. Другими словами, сновидения Питера предполагают, что часть его «выпала» из внешней ситуации. На самом деле он был близок к тому, чтобы войти в кому, выпасть из общепринятой реальности [1] и пробудиться к новой жизни.
Однако в то время я полагал, что спящая женщина являлась той его частью, которую нужно было пробудить, быть может, чувственной частью, которую он каким-то образом «обронил». И только теперь, когда я записываю эту историю, я понимаю, что спящая женщина символизировала то мощное переживание, которое должно было вот-вот случиться. Он готовился ко сну. Ему нужно было оставить все, чтобы войти в кому прежде, чем он сможет пробудиться.
На следующий день я снова увидел Питера. В его палате и около нее наблюдалось большое скопление членов семьи и родственников. Несмотря на это собрание, лихорадку и прогрессирующую пневмонию, Питер взволнованно сказал мне, что всю ночь не сомкнул глаз. Он попросил всех родственников, за исключением Сэнди, покинуть палату и рассказал мне следующие сны.
"Я поднимаюсь вверх сквозь бурные водопады и спускаюсь к тихому и теплому пруду в глубине леса. Я поднимаюсь и спускаюсь по водопадам много раз".
Едва переведя дыхание, он поспешно заговорил о втором сне:
"Я готовлюсь к женитьбе. Приземляется вертолет, и из него выходит командир. Он плывет в море на маленькой шлюпке, которая вот-вот перевернется, и все же ему удается благополучно добраться до земли".
Я раздумывал про себя, почему он говорит так быстро и что означает эта спешка. Было ли это горение из предыдущего сна? Или всему причиной лихорадка? А может быть, волнение, которое он испытывал, оставляя старое сознание позади? Возможно, эта спешка была вызвана раздражением от нагрянувших посетителей.
Поскольку Питер сказал, что он видел водопады, я остановился на зрительном восприятии и посоветовал, чтобы он увидел себя входящим в водопад. Он закрыл глаза и несколько минут спустя сказал мне, что он чувствует водопад. После минутного раздумья он, без тени сомнения, заявил, что бурные воды — это его страх перед умиранием. Я посоветовал ему отдаться этим водам, войти в них и трястись. Я сказал ему: "Валяй, бойся!" Он начал трястись в кровати, попеременно входя то в паническое, то в расслабленное и сонливое состояние. Некоторое время спустя он вернулся и сказал, что теперь он спустился в тихие воды.
"Отдаться моему страху смерти, оседлать его — это все равно что попасть в водопад, — объяснял он. Это естественный путь к успокоению. Ух! Ох! Опять подступает страх". В его глазах застыл ужас, он оглядывал палату, как дикий зверь в опасности.
"Отдайся бурным водам, как будто это и есть естественный путь", — предложил я ему. Он вошел в свой страх, как он это делал в сновидении, потом снова оказался в тихих водах. Мы оба расслабились и успокоились.
Затем ему захотелось медитировать. Я откликнулся на его просьбу, и мы оба медитировали некоторое время. Затем он заснул — впервые за последние шестьдесят часов, как сообщила мне сиделка. Очевидно, что лихорадка, дрожь, бессонница были связаны со страхом умирания. Когда он проснулся несколько часов спустя, лихорадка прошла, и он чувствовал себя лучше. /
Погружение в панические чувства произвело на Питера успокаивающий эффект. Сновидение явным образом показывало ему, как оседлать поток событий. Подобно пилоту вертолета из его сна, выходящему в море и едва не тонущему, и так же, как в сновидении о плавании в водопаде, он обучался тому, как следовать потоку страха и паники и находить путь назад, к безопасности и сосредоточенности.
Покидая палату Питера, я ощущал настроение подавленности в группе родственников, ожидавших снаружи. Один из них яростно заявил, что Питеру следовало раньше уверовать в Бога. Другой ответил, что Питер всегда был отличным парнем. Каждый подходил к его предстоящей смерти наиболее привычным для себя образом. Некоторые из этих людей давно не виделись, и казалось, они пользуются возможностью разобраться со своими семейными делами. Это тоже должно было бы стать частью моей работы, но я был слишком измучен, чтобы помочь им, и оставил Эми и Сэнди разбираться в ситуации.
На следующий день у Питера затруднилось дыхание, и на нем была кислородная маска. Он был в сонливом состоянии. Сиделка сказала, что у него пульс 150. Он обильно потел и не имел возможности или желания общаться.
Я взял его за руку и тихонько запел. Он начал шевелить ногами, причем, казалось, слишком энергично для своего состояния. Я мягко приостановил движение одной ноги, чтобы усилить импульс, стоящий за этим движением. Я сказал, что в его ногах достаточно силы, чтобы он мог делать все, что захочет.
Внезапно он сел, агрессивно лягнулся и громко завопил.
Питер: Дерьмо!
Арни: Дерьмо что? (Крича.) Договори фразу до конца!
Питер: А то дерьмо, что я так болен. Сраная лейкемия!
Судьба приводила его в ярость. Лихорадка и частый пульс были проявлением этой ярости. Накричавшись, он задышал свободнее и стянул маску в манере, не допускающей возражений. Он измерил свой пульс и сказал: "Мне лучше". Я заметил, что он похож на скверного мальчишку, который только что сказал неприличное слово. "Тебе всегда следует быть хорошим и принимать все, что с тобой происходит", — пошутил я. Он озорно ухмыльнулся.
Как раз в этот момент вошел один из его родственников. Питер внезапно начал задыхаться, снова надел маску и повалился на койку. Я попросил родственника подождать снаружи, а Питера вежливо пожурил за то, что он симулирует сон в то время, когда ему следовало бы сразу же выпускать свои яростные чувства наружу.
Он возразил: "У тебя хорошие нервы! Ты свеженький!" Я поздравил его с тем, что он меня отшил, и ответил: "Это правда. У меня действительно крепкие нервы. Я говорю «дерьмо», когда мне это требуется". Мы вместе от души посмеялись. Мы восхищались храбростью друг друга, наслаждаясь испытываемым облегчением. Когда вошел очередной родственник, Питер попросил его выйти, посмеялся, а потом заснул.
На следующий день я сидел возле Питера, пока тот спал. Вошла Сэнди. Она села рядом и всхлипнула.
Арни: Почему ты плачешь?
