Жить надо! - Калинаускас Игорь Николаевич (полные книги TXT) 📗
А если мы снаружи туда посмотрим – это что? Я пришел в гостиницу, говорю: «Мужики, спасайте, я вот тут зашел в ресторан…» Все говорят: «Как ты оттуда живой ушел?» Я говорю: «Будите меня на первый автобус». И упал. Они меня разбудили, и я первым автобусом в пять утра – побыстрей! Вы представляете, если я не пришел на «дело», легавый, значит. А легавому – один путь…
В каждом мире свои законы. Что можно, чего нельзя, что принято, что не принято. Есть социально-психологические миры, в которых понятие дружбы имеет такое конкретное содержание, что в другом мире – это просто мордобой.
Социально-психологические миры совсем не обязательно включают в себя людей из одной социальной плоскости, то есть места в социальной иерархии. Туда могут входить и люди «верхов» общества, и «низов». Есть такие миры, где спокойно совмещаются совершенно разные социальные пласты общества. Но социально-психологически они составляют один мир, и этот мир определяет в человеке так много, что невозможно отделить человека от этого мира.
В нашей жизни гораздо больше типического, чем мы все предполагаем, хоть это как-то и обижает нас. Как говорил Гурджиев: «Мы все, ребята, действительно разные, но совсем в другом месте».
Найти в себе место истинной уникальности, с одной стороны, невероятно трудно, а с другой стороны – надо ли? Смею вас уверить, что, обнаружив свою уникальность, вы особой радости не испытаете. Потому что, как только вы ее обнаружите, усилится чувство вашего одиночества. Потому что в этом месте, где ваша уникальность, вы действительно один.
Вы будете всю жизнь искать еще одного такого! С такой же уникальностью. Потому что нет большего наказания для человека, чем изоляция. А изоляция – не обязательно физическая, она может быть и психологической, и познавательной. Представляете ученых, у них такие бывают ситуации, когда кого-то из них могут понять только три человека в мире. Один живет в Новой Зеландии, другой в России, третий в США, а сам он где-нибудь в Англии, в Кембридже. Только они четверо могут друг друга понять в этом мире, и больше никто. Представляете, какую ценность для них имеют их контакты?
Или, скажем, люди на работе, – как мы говорим, люди, профессионально живущие в мире духовного сообщества. Когда мы встречаемся, вы не представляете, какое это счастье! Все равно, к каким традициям мы принадлежим. Просто можно пообщаться со своим человеком, нас же мало.
Так что вы подумайте, прежде чем открывать свою уникальность: а стоит ли? Мы все время в двойственности: с одной стороны, хотим выявить свою уникальность, обнаружить свою неповторимость, а с другой стороны – не дай бог!
Более того, большинству страшно даже выявить свой социально-психологический мир, понять, каков он на самом деле. А вдруг реально вокруг никого из этого мира не окажется? Не зря же говорят, что ничто человек так не хочет знать, как самого себя, и ничто человек так не боится узнать, как самого себя. Это инстинктивная защита.
Чем обусловлена защита от познания самого себя? Чем она обнаруживается? Защиту обусловливает самосохранение. А обнаруживается она социумом. Человек сделан из людей. Одинокие потомства не оставляли, как правило.
Спрашивается: как покинуть свой социально-психологический мир? С одной стороны, самый прямой путь – это путешествие по разным социально-психологическим мирам, там постепенно узнаешь, откуда ты сам. А с другой стороны, по мере накопления знаний можно путем саморефлексии сделать это, но для такого способа требуется большое мужество, потому что ты можешь оказаться совсем не оттуда, откуда хотел бы быть.
Ситуация все та же. Человек хочет и одновременно не хочет знать правду о себе. Есть старинное выражение: «То, что в нас ищет, и есть то, что мы ищем». Это томление духа.
У меня есть замечательный друг. Он время от времени исчезает, а потом приходит и говорит: «Я тут за это время два раза решил – все, никакой духовности… вообще надо делом заниматься, деньги зарабатывать, нормально жить, как люди живут, но, – говорит, – вот какое-то томление духа, вот опять я к тебе пришел, понимаешь!» Он замечательный человек, что он видит это. Он видит и то и другое: и то, что в нем не хочет, и то, что в нем хочет. Он не прячется от этой борьбы в себе самом и не списывает ее на внешние обстоятельства. Он уже видит, что это внутри него самого. И это очень важно.
Почему мы так тоскуем по своему детству? Потому что все бесплатно. Вся любовь – бесплатно. Нам все давали, а мы ни за что не отвечали. А теперь представьте себе, что вы вылупились из этого, остались один на один с миром. Это же за все отвечать надо. И никакого Мы.
Стоим мы как-то на балконе с одним моим знакомым, курим. Говорим: «Вот мы с тобой по двадцать с лишним лет учились, работали, добились, чего хотели, и к чему мы пришли?» И почти одновременно произносим одну и ту же фразу, одними и теми же словами: «Странное это занятие – жизнь». Вот к чему мы пришли.
Пока идешь, все понятно – вон цель, вот я, вот дорога. Я иду. А вот когда доходишь, когда цели реализованы, когда никакой другой цели придумать невозможно, потому что для этого надо иметь определенную долю иллюзии, тогда остается это странное занятие – жить.
Напутственным словом моего Мастера было: «Жить надо!» – и это самое сложное. Потому что автоматически ничего не срабатывает, кроме биологических потребностей тела. И то их, в принципе, можно подавить. Когда знаешь, что в любой момент можно включить программу на саморазрушение, и так, совершенно естественно, умрешь. Естественно для всех, кроме себя. И это в твоей власти. Это очень хорошо стимулирует.
Никогда не ленюсь объяснять: это не лучше и не хуже, не выше и не ниже, это другой способ быть в мире. Осознавать свою уникальность – это значит быть в мире одному. Не в смысле без людей, в скиту, в пещере, а в смысле один на один.
Не является ли одной из важнейших патологий нашей повседневной жизни эта псевдоповседневность, лишившая нас самого главного, ради чего мы на свет появились, – радости быть? Кому мы это оставили? Кто у нас это забрал? «Cogito, ergo sum». Мыслю, следовательно, могу не существовать, вообще-то надо так говорить.
Кто забрал мои переживания? Кто забрал жизненный тонус? Кто забрал радость быть? Аноним под названием «наша цивилизация». Аноним под названием «обстоятельства». Ну, так если аноним забрал, почему бы нам не забрать это назад? Хозяина-то все равно нет. Ни советская власть, ни какая-нибудь другая власть, ни нищета, ни богатство, ни знания, ни отсутствие их – ничто и никто не может помешать человеку быть. И радоваться этой жизни.
Это не означает, что у вас все будет прекрасно, это не означает, что вы не будете страдать, мучиться, печалиться, – будете. Но это означает, что все здание под названием «жизнь» будет иметь фундамент под названием «радость бытия».
Замечательное поколение психологов, философов, прошедших ужасы двадцатого века, – Фромм, Франкл, Маслоу, – еще раз сказали человечеству известную, но великолепную сентенцию: «Смысл жизни – в жизни». В ней самой есть смысл. Она сама есть смысл свой. Слово о Слове, обращенное к Слову. И если это утеряно, тогда никаких других смыслов нет. Тогда жизнь – это драка. Побоище за урожай, за место под солнцем, за карьеру, власть, знание.
Все люди делятся на победителей, побежденных и на тех, кто судит. Я много лет говорил: «Подумайте! Почему в шахматы играет много людей, а чемпион мира всегда один?» Не то в прошлом, не то в позапрошлом году, наконец, сам же и ответил на этот вопрос – не дождался. Потому что это символ нашей с вами псевдожизни – соревнование! И победитель должен быть один. Ему поставят памятник при жизни. А мы будем делать под него жизнь.
Я заговорил о празднике, и легкая грусть посетила меня. Потому что я и сам попадался в ловушку серьезности, псевдосерьезности. Потому что и я – дитя этой цивилизации, был им, и если бы не духовная традиция, к которой я принадлежу, то так бы и думал, что главное – быть умным. И много знать. И продался бы за знание, как продавались на моих глазах замечательные люди. Если есть дьявол, то это знание. Люди за знание продают любовь, дружбу, идеалы, честность, порядочность, душу свою продают. Умерщвляют ее. Все отдают. А от любви уже никто не умирает. От страсти уже никто не сходит с ума.
