Философские сказки для обдумывающих житье или веселая книга о свободе и нравственности - Козлов Николай Иванович
– Ты смеешься надо мною. Посмотри, какая я черная…
Она поднимает кверху маленькие темные руки, и широкие рукава легко скользят вниз, к плечам, обнажая ее локти. И она говорит жалобно:
– Братья мои рассердились на меня и поставили меня стеречь виноградник, и вот – погляди, как опалило меня солнце!
– О нет, солнце сделало тебя еще красивее, прекраснейшая из женщин! Вот ты засмеялась, и зубы твои – как белые ягнята-двойняшки, вышедшие из купальни, и ни на одном из них нет порока. Щеки твои – точно половинки граната под кудрями твоими. Губы твои алы – наслаждение смотреть на них. А волосы твои… О, как ты красива, прекраснейшая из женщин!
– О, говори, говори еще…
– А когда ты обернулась назад, на мой зов, и подул ветер, то я увидел под одеждой оба сосца твои и подумал: вот две маленькие серны, которые пасутся между лилиями. Стан твой был похож на пальму, и груди твои – на грозди виноградные.
Девушка слабо вскрикивает, краснеет и закрывает лицо ладонями.
– И бедра твои я увидел. Они стройны, как драгоценная ваза – изделие искусного художника. Отними же твои руки, девушка. Покажи мне лицо твое.
Она покорно опускает руки вниз. Густое золотое сияние льется из глаз Соломона и очаровывает ее, и кружит ей голову, и сладкой, теплой дрожью струится по коже ее тела.
– Скажи мне, кто ты? – говорит она медленно, с недоумением. – Я никогда не видела подобного тебе. Скажи мне твое имя, я не знаю его!
Он на мгновение, точно нерешительно, опускает ресницы, но тотчас же поднимает их:
– Я один из царской свиты, и имя у меня одно с царем. Меня зовут Соломон. Но зачем ты стоишь далеко от меня? Подойди ближе, сестра моя! Сядь вот здесь и расскажи мне что-нибудь о себе. Как твое имя?
– Суламифь, – говорит она. – Скажи, а правда ли, что ягоды мандрагоры помогают в любви?
– Нет, Суламифь, в любви помогает только любовь. – Царь смеется, тихо обнимает Суламифь, привлекает ее к себе и говорит на ухо:
– У тебя такая гордая, такая горячая грудь!
Она молчит, горя от стыда и счастья. Глаза ее светятся и меркнут, они туманятся блаженной улыбкой. Царь слышит в своей руке бурное биение ее сердца.
– О, не гляди на меня! – просит Суламифь. – Глаза твои волнуют меня.
Но она сама изгибает назад спину и кладет голову на грудь Соломона. Губы ее рдеют над блестящими зубами, веки дрожат от мучительного желания. Соломон припадает жадно устами к ее зовущему рту. Он чувствует пламень ее губ, и скользкость ее зубов, и сладкую влажность ее языка, и весь горит таким нестерпимым желанием, какого он еще никогда не знал в жизни.
Так проходит минута и две.
– Что ты делаешь со мною! – слабо говорит Суламифь, закрывая глаза. – Что ты делаешь со мною!
Но Соломон страстно шепчет около самого ее рта:
– О, иди скорее ко мне. Здесь за стеной темно и прохладно. Никто не увидит нас. Здесь мягкая зелень под кедрами.
– Нет, нет, оставь меня, я не хочу, я не могу.
– Суламифь… ты хочешь, ты хочешь… Иди ко мне!
– Не целуй меня… Не целуй меня… Милый! Целуй меня еще!
Так проходит несколько минут. Наконец, отрываясь губами от ее рта, Соломон говорит в упоении, и голос его дрожит:
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!
– О, как ты прекрасен, возлюбленный мой!
Слезы восторга и благодарности – блаженные слезы блестят на бледном и прекрасном лице Суламифи. Изнемогая от любви, она опускается на землю и едва слышно шепчет безумные слова:
– Ложе у нас – зелень. Кедры – потолок над нами… Лобзай меня лобзанием уст своих. Ибо ласки твои лучше вина…
Время прекращает свое течение и смыкается над ними солнечным кругом. Ложе у них – зелень, кровля – кедры, стены – кипарисы. И знамя над их шатром – любовь.
Еще раз подчеркну: так вел себя человек, взгляды на жизнь которого сформировал сам Господь. Значит, именно такие отношения между мужчинами и женщинами были угодны христианскому Богу Иегове.
Не мне с ним спорить.
Евангелие также не содержит никакой антисексуальной программы. Христос, правда, не был жизнелюбом, но добрее относился к блудницам, нежели к своим религиозным оппонентам. Конечно, он не одобрял все, что отвлекает человека от служения Его Отцу, но секс не был для него пунктиком.
От религиозного служения отвлекает не только секс – отвлекает и семья, и работа. Тем более телевизор, танцы и компьютерные игры. Но называть это развратом??
Христос никогда не возглавил бы антисексуальные гонения. Не он оказался Драконом. Драконом стала Церковь, взявшая себе его имя.
Дракон распускает крылья
«С тех пор, как я женился, не осквернились мы общением, ни она, ни я: и она пребывает девицей. Каждый из нас спит отдельно, ночью мы носим власяницы».
Как всякая умная организация, Христианская церковь вначале вела себя тихо и только набирала силу.
Миролюбивая и строгая к себе, Церковь несколько веков воздействовала на народ только словом.
Что, впрочем, не мешало ей в нужные моменты жестко драться за власть.
Наступление, переход от разъяснительной работы к карательным мерам начались только где-то с VII века и мирян вначале не трогали. Разборки касались только служителей церкви, и в списке прегрешений сексуальные развлечения шли на втором плане.
Например, в VIII веке, по пенитенциарию папы Григория III устанавливались следующие расценки за грехи: лесбиянство среди монахинь стоило всего 160 дней покаяния, мужеложство священника – один год, а его участие в охоте – целых три года.
Кстати, можно понять. Охота – это убийство с азартом. А какой состав преступления в мужеложстве?
Правда, в XII веке это уже страшный грех не только для служителей церкви, но и для мирян, в XIV – не просто грех, а ересь и дорога на костер.
Именно в XIV веке Церковь развернула самые жестокие бои с естественными нравами людей. Доктрина, стоявшая за новой церковной моралью, была проста, как оплеуха: в мире идет Великая война между Добром и Злом, представители Зла на земле – женщины (действительно, из-за кого Адам был изгнан из рая?), а секс – то, что притягивает мужчин к женщинам, то есть злу. Притягивает, потому что мы все телесны, поэтому тело тоже проклято.
Кто разглядит в этой доктрине любовь, пусть первым бросит в меня камень.
Издательство книг тогда было делом трудным и дорогим, но «Молот ведьм» святая Инквизиция издала (и переиздавала за век с небольшим двадцать девять раз). Это методическое пособие по борьбе с ведьмами имело очень бодрое начало: «Это молот злодеек. Ересь эта не злодеев, а злодеек, потому так и названо. Если бы не женская извращенность, мир был бы свободен от множества опасностей. Женщины далеко превосходят мужчин в суеверии, мстительности, тщеславии, лживости, страстности и ненасытной чувственности. Женщина по внутреннему своему ничтожеству всегда слабее в вере, чем мужчина».
Ликуйте, мужики!
Для обнаружения ведьм использовали остроумнейший метод: подозреваемую женщину связывали и бросали в воду. Если она тонула, все вздыхали облегченно: «Не ведьма», а если каким-то чудом оставалась в живых, то ее признавали ведьмой и сжигали на костре.
Мне бы очень хотелось посмотреть на автора этого социального изобретения. А также узнать, как у него складывались взаимоотношения с женщинами.
В немецком городе Оснабрюке в начале XVI века за год сожгли и замучили 400 ведьм при общем числе женского населения около 700 человек. В середине XVI – начале XVII столетия в некоторых немецких городах было до 600 казней в год, то есть по две в день, исключая воскресенье.
Народу всегда нравились костры: зрелище, искорки…
Надо отметить, что эта травля женщин-ведьм была исключительно выгодна властям. Зачем ломать голову, что делать при недороде или падеже скота, гораздо дешевле отыскать очередную виноватую во всем ведьму и на городском празднике ее сжечь.
