Секс в кино и литературе - Бейлькин Михаил Меерович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Доктор Джонс погрузил Мориса в гипнотический транс и спросил его:
“– Теперь, когда вы отключились, что вы можете сказать о моём кабинете?
– Хороший кабинет.
– Не слишком темно?
– Довольно-таки.
– Но вам всё же видно картину, не так ли?
Тут Морис увидел картину на противоположной стене, хотя знал, что никакой картины там нет.
– Взгляните на неё, мистер Холл, Подойдите ближе. …А теперь скажите, что, на ваш взгляд, изображено на этой картине? Кто?
– Кто изображён на этой картине?
– Эдна Мей, – подсказал доктор.
– Мистер Эдна Мей.
– Нет, мистер Холл, не мистер, а мисс Эдна Мей.
– Нет, это мистер Эдна Мей.
–Не правда ли, она прелестна?
– Я хочу домой к маме.
Оба засмеялись этой реплике, причём первый засмеялся доктор.
– Мисс Эдна Мей не только прелестна, она привлекательна.
– Меня она не привлекает, – с раздражением возразил Морис.
– О, мистер Холл, какая неэлегантная реплика. Посмотрите, какие у неё очаровательные волосы.
– Мне больше нравятся короткие.
– Почему?
– Потому, что их можно ерошить…
И он заплакал. Очнулся он сидящим в кресле”.
Повторный сеанс гипноза и вовсе не удался, и доктор поставил крест на пациенте. “Больше он никогда не вспомнит о молодом извращенце”.
Почти документальное правдоподобие сцен, посвящённых общению Мориса с врачами, объясняется их автобиографичностью.
Доктор Джонс верно определил природу гомосексуальности Мориса (в наше время её принято называть “ядерной”). Проведенный сеанс гипноза был вполне оправдан: врач сравнивал силу обоих потенциалов пациента, гомо– и гетеросексуального. Ошибочным было главное – его намерение лечить “ядерную” девиацию. Такой уж была медицинская парадигма начала ХХ века: гомосексуальность расценивалась как болезнь, а стремление “стать нормальным” считалось абсолютно естественным и не подвергалось сомнению. Доктора можно упрекнуть и в том, что, убедившись в невозможности приобщить пациента к половой жизни с женщинами, он бросил его на произвол судьбы.
Современные сексологи поумнели; гомосексуальность давно исключена из перечня психических заболеваний. Между тем, проблема выбора лечебной тактики при обращении гомосексуалов к врачам не стала со временем проще. По меньшей мере, каждый четвёртый гей хотел бы сменить свою сексуальную ориентацию и стать “таким, как все”. В подобных случаях говорят об эго-дистонической форме девиации.
Отрицание собственной нестандартной сексуальности, конечно же, объясняется психологическим давлением со стороны гетеросексуального большинства, а оно, как известно, не терпит инакомыслия в сфере половых взаимоотношений. Представители сексуальных меньшинств в той или иной мере подвергались дискриминации во все времена. Когда гомофобные предрассудки усваиваются самими гомосексуалами, говорят об их интернализованной (усвоенной) гомофобии. Она порождает неврозы, требующие лечения.
Итак, уточним: согласно общепринятым представлениям, современное общество привержено гетеросексизму, в рамках которого, по словам У. Блуменфельда и Д. Раймонда, “гетеросексуальность рассматривается как единственная приемлемая форма сексуального поведения”. Это влечёт за собой формирование у основной массы представителей сексуального большинства неприязни, презрения и даже ненависти к геям в сочетании со страхом перед нестандартной сексуальностью.
В свою очередь, гомофобия общества приводит к развитию интернализованной гомофобии у лиц с однополым влечением. “Социализация любого гея предполагает интернализацию того унижения, которое он переживает”, – замечает Р. Исэй. Гонсориек и Рудольф добавляют:“Это может проявляться в широком диапазоне признаков – от склонности к переживанию собственной неполноценности, связанной с проявлением негативного отношения окружающих, до выраженного отвращения к самому себе и самодеструктивного поведения” .
Для интернализованной гомофобии характерны следующие предпосылки и клинические проявления:
1. Гомосексуальная идентичность может отвергаться (эго-дистоническая форма гомосексуальности), либо интегрироваться личностью в собственное я (эго-синтоническая форма). Последнее вовсе не исключает неосознанного презрения к представителям сексуального меньшинства, в том числе к себе самому, а также страха перед гомосексуальностью.
2. Интернализованная гомофобия, в том числе, неосознаваемая, проявляется в противоречивых высказываниях и поступках гомосексуала. Человек может практиковать интенсивную гомосексуальную активность и, в то же время, презирать и своих партнёров-геев, и, неосознанно, себя самого. Возможен и другой вариант – гей может декларировать гордость по поводу своей принадлежности к сексуальному меньшинству, как к элите общества, и, в то же время, проявлять неоправданную и неспровоцированную враждебность и даже агрессивность к его отдельным представителям.
3. Интернализованная гомофобия порождает депрессии и всевозможные фобии, на первый взгляд, никак не связанные с гомосексуальностью, либо принимает характер вегетативных расстройств.
4. Сопровождаясь комплексом вины, она может приводить к поступкам, провоцирующим осуждение и наказание со стороны окружающих, усугубляя, таким образом, гомофобию общества.
Прослеживается типичная цепочка причинно-следственных отношений: неосознанное презрение к самому себе приводит к поискам доказательств собственной ценности, прежде всего, путём демонстрации себе и окружающим своей сексуальной привлекательности. Это порождает вечную погоню за всё новыми и новыми сексуальными партнёрами. Подобное поведение, то есть навязчивый (аддиктивный) промискуитет, в свою очередь, требует внутреннего оправдания. Это приводит к стереотипной фазности в отношениях с партнёрами: поначалу каждый из них чуть ли не обожествляется, но вскоре оказывается отвергнутым, как недостойный уважения и серьёзного отношения. Своеобразная потребность невротика в “бескорыстном обожании”, как в доказательстве его сексуальной привлекательности, наличия у него редких душевных качеств, мудрости и т. д. и т. п., заставляет его прибегать к щепетильным подсчётам затраченных материальных средств, что обычно воспринимается партнёрами как банальная жадность. Таков далеко неполный перечень невротических черт, порождённых интернализованной гомофобией. Всё это приводит к трагическим последствиям – к неспособности любить, к одиночеству, подозрительности, депрессии, психосоматическим расстройствам.
Тот факт, что Морис именовал себя не иначе как “выродком оскаруайльдовского типа ”, свидетельствует о невротическом отвержении им собственной гомосексуальности. Причиной возникновения его невроза стал разрыв с давним любовником Клайвом, неожиданно для себя самого вдруг ставшим “нормальным” и разлюбившим Мориса. Вот тогда-то молодого человека обуял страх перед девиацией, вполне, впрочем, понятный: его ужасала перспектива одиночества. Испугался он и внезапно вспыхнувшего желания вступить в связь с юношей, вполне возможно, далёкому от однополого влечения, хотя, похоже, не имеющему ничего против того, чтобы переспать с Морисом. В отчаянии молодой человек твердит: “Я хочу быть как все остальные мужчины, а не как эти отщепенцы, с которыми никто не желает…”. Всерьёз подумает он о самоубийстве.
Налицо сложная структура переживаний: толчком к отрицанию собственной сексуальности стала полученная Морисом психическая травма; в основу же этого отрицания легли гомофобные установки общества. Речь идёт, таким образом, об интернализованной гомофобии, вылившейся в преходящую, хотя и затяжную, невротическую реакцию.
Иная форма интернализованной гомофобии у 25-летнего теннисиста Джима Уилларда, героя романа Гора Видала “Город и столп”. У него богатейший опыт гомосексуальных контактов; он мечтает о встрече со школьным другом Бобом, интимная близость с которым была самым ярким событием его подростковых лет. Джим не способен на физическую близость с женщинами, да его к ним и не влечёт. Тем не менее, молодой человек вовсе не считает себя гомосексуалом и, как выясняется, презирает геев похлеще, чем иные представители сексуального большинства. Вот, например, позорная сценка в гей-баре: Джима “снимает” гомосексуал, разменявший четвёртый десяток, а тот играет с ним в поддавки и исподтишка издевается над ним. Всё закончилось садистским выпадом Уилларда с последующей нервной реакцией, выдавшей невротическую природу его гомофобии: