Анализ характера - Райх Вильгельм (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Типичная детская фобия в данном случае была связана с лошадьми и змеями. В шестилетнем возрасте пациент почти каждую ночь страдал от кошмаров. Очень часто ему снилась лошадь, откусывающая один из его пальцев (страх мастурбации, кастрация). Однажды он просто решил больше не бояться, и в следующем сновидении, в котором лошадь откусывала его палец, ему удалось освободиться от тревоги. В это же время возникло блокирование аффекта; оно приняло вид фобии. Кошмары не повторялись до пубертатного периода, когда тревожные сновидения возобновились.
Рассмотрим подробнее своеобразное решение пациента больше не бояться. Раскрыть динамический процесс в этой связи в полной мере не представляется возможным. Однако вся жизнь этого пациента определялась подобного рода решениями; он ничего не мог предпринимать, прежде не приняв специального решения. В основе такого поведения лежало анальное упрямство и строгое родительское требование контролировать себя. Анальное упрямство представляло собой энергетический базис для блокирования аффекта. Среди прочего, оно означало универсальное отношение к миру Гётца фон Берлихингена. [37] Только через шесть месяцев анализа нам удалось выяснить, что перед тем, как нажать кнопку звонка у дверей моего кабинета, он обязательно возносил молитву, причем повторял ее три раза как магическую защиту от анализа. Пожалуй, невозможно было придумать лучшего способа выразить блокирование аффекта словами.
Самыми важными компонентами блокированного аффекта были анальное упрямство и реакция пациента, направленная против садизма. Его панцирь абсорбировал энергию садизма так же, как и интенсивную детскую тревогу (застой тревоги плюс кастрационная тревога). Только пробившись сквозь стену разнообразных вытеснений и реактивных образований, анализ смог достичь сильных генитальных кровосмесительных желаний.
Развитие фобии свидетельствовало, что эго было слишком ослаблено, чтобы совладать с определенными либидинальными влечениями. Возникновение характерной черты или типичной установки на основе фобии означает, что произошло усиление эго, которое представляет собой образование хронического защитного панциря против ид и внешнего мира. Фобия указывает на разлом личности, формирование характерной черты, унифицированной, синтетической реакции эго на конфликт личности, который в конце концов становится нестерпимым.
Несмотря на контраст между фобией и последовавшим в ответ на нее формированием характера, основная тенденция фобии сохраняется в черте характера. «Аристократичность» вышеописанного пациента, блокирование аффекта компульсивного характера, вежливость пассивно-фемининного характера и прочее в прежнем своем обличий являются фобиями, а значит, они не что иное, как позиция избегания.
Появление панциря определенным образом усиливает эго, но в то же время ограничивает его подвижность и способность к действиям. Чем больше панцирь ухудшает способность к сексуальному переживанию, тем больше его структура напоминает то, что мы называем невротическим характером, и тем сильнее вероятность нового упадка эго. При последующем невротическом заболевании снова прорывается старая фобия, потому что характерный панцирь не может удержать сдерживаемое либидинальное возбуждение и застой тревоги. В типичном невротическом заболевании можно выделить следующие фазы.
1. Детский конфликт между либидо и фрустрацией.
2. Вытеснение либидинального влечения — усиление эго.
3. Прорыв вытесненного, фобия — ослабление эго.
4. Совладание с фобией путем формирования невротической черты характера — усиление эго.
5. Подростковый конфликт (или количественно аналогичный процесс) — недостаточность характерного панциря.
6. Возрождение старой фобии или формирование соответственного симптома.
7. Новые попытки эго совладать с фобической тревогой путем образования характерного панциря.
Взрослых пациентов, обратившихся к аналитику, можно разделить на два различных типа: на тех, кто находится в фазе упадка (6), когда на основе невротической реакции развивается симптом (возобновляется фобия и т. д.), и на тех, кто уже находится в фазе реконструкции (7), в которой эго успешно начинает поглощать симптомы. Ограничивающая и болезненная компульсивность, к примеру, теряет свою остроту и болезненность, когда тотальное эго разрабатывает некие «ритуалы», которые пропитывают повседневную активность таким образом, что они заметны только опытному наблюдателю. Это — симуляция самооздоровления. Но необходимо помнить, что распространение и «растворение» симптомов наносит вред способности действовать не меньше, чем ограничивающий симптом: теперь пациент обращается к терапевту не из-за болезненного симптома, а по причине общего недомогания, отсутствия жизнерадостности и т. д. Таким образом, продолжается борьба между эго и его симптомами, между формированием симптома и поглощением симптомов. Каждое поглощение симптома идет рука об руку с изменением характера. Самые поздние из поглощенных эго симптомов только отражают тот процесс детства, когда детская фобия трансформировалась в структуру характера.
Мы творили о фобии, потому что она с либидинально-эконо-мической точки зрения является наиболее интересным и наиболее важным выражением отклонения личности. Но процессы, которые мы описали, могут иметь место в случае любой тревоги раннего возраста. К примеру, совершенно рациональная боязнь жестокого отца может индуцировать хронические изменения характера, такие, как упрямство или жесткость, которые занимают место тревоги.
Поскольку переживания инфантильной тревоги и других конфликтных ситуаций эдипова комплекса могут определять структуру характера, детский опыт может зафиксироваться двумя способами: как содержание (бессознательные идеи) и как форма (характерные установки). Мне бы хотелось кратко проиллюстрировать это клиническим примером.
Hарциссически-мазохистский ипохондрик беспрестанно и бурно жаловался на свои страдания из-за сурового обращения с ним отца. Содержание анализа, длившегося не один месяц, в целом можно было выразить так: «Видите, как я страдаю от отца. Он замучил меня и сделал непригодным для жизни». Его детские конфликты с отцом прорабатывались в процессе анализа, проведенного одним аналитиком, и полугодовой работы с другим. Несмотря на это, в его симптомах и поведении трудно было обнаружить хоть какие-то изменения.
Меня заинтересовал один аспект его поведения. Движения этого клиента были вялыми, экспрессия — усталой, речь — монотонной и угрюмой. Интонации выражали смысл его поведения: он говорил словно под пыткой, как будто он умирает. Я выяснил, что вне ситуации анализа в определенных случаях он бессознательно отыгрывает подобную апатичность все с тем же смыслом: «Посмотри, что отец сделал со мной, как он истязает меня. Он замучил меня». Его установка представляла собой суровый укор.
Эффект моей интерпретации его «угасания», жалоб и упрекающей манеры говорить был неожиданным. Как будто с растворением его прошлой, формальной фиксирующей точки отношений с отцом все прежние интерпретации содержания вдруг стали эффективными. Пока его манера говорить не утратила свой бессознательный смысл, она сдерживала значительную долю аффекта, сопутствующего его отношениям с отцом. По этой причине содержание отношений, хотя они и были выведены в сознание, несло слишком слабый аффект, чтобы быть терапевтически эффективными.
Один и тот же аспект бессознательной инфантильной структуры сохраняется и выражается двумя разными путями: в том, что пациент делает, высказывает или думает, и в том, как он действует говорит или размышляет. Надо заметить, что анализ «что» несмотря на единство содержания и формы, оставляет «как» незатронутым, и это «как» остается темным пятном того самого психического содержания, которое уже вроде бы разрешено или осознано при анализе «что». И, наконец, анализ «как» значительно эффективнее для высвобождения аффекта.
