Психология и психоанализ характера - Райгородский Д. Я. (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Естественно, что это отнимает огромное количество энергии. Всю дорогу необходима чудовищная внутренняя борьба, чтобы удерживать себя в русле движения. Вследствие этого, интроверт особенно подвержен психастении, «болезни, отличающейся, с одной стороны, большой сенситивностью, а, с другой, непомерной истощаемостью и хроническим утомлением».
В обычных случаях интроверты оказываются попросту более консервативными: они экономят энергию и предпочитают оставаться на месте, нежели двигаться. Но благодаря привычной субъективной ориентации, также наблюдается заметная степень инфляции эго, вкупе с бессознательной энергией побуждения.
Хотя Юнг признавал, что «особенности» интроверта, во многом, плод суждения экстравертной установки, он также указывал, что интроверт «ни в коей степени не является социальной потерей. Его уход в себя не есть окончательное самоотречение от мира, а лишь поиск тишины и покоя, которые дают ему возможность, в свою очередь, сделать свой вклад в общественную жизнь».
Кроме того, пишет Юнг, там где экстраверт склонен избегать интроспекции, «самообщение» интроверта остается его непременной радостью и удовольствием:
«Он чувствует себя в своем мире как дома, здесь все перемены осуществляются только им самим. Лучшая работа делается с помощью собственных ресурсов, по собственной инициативе, собственным путем. И если он преуспевает после длительной и часто утомительной борьбы по усвоению чего-то чуждого ему, то способен придать этому значительную пользу».
Интровертный мыслительный тип
Мышление в интровертной установке ориентируется прежде всего субъективным фактором. Фокусируется ли мыслительный процесс на конкретных или абстрактных объектах, его мотивация исходит изнутри.
Интроверт — мышление не зависит ни от непосредственного переживания, ни от общепринятых традиционных идей. Оно не в меньшей степени (или в большей) логично, чем экстравертное мышление, но не мотивируется ни объективной реальностью, ни какими-либо директивами извне.
«Внешние факты не являются причиной и целью этого мышления, — хотя интровертный мыслительный тип очень часто хотел бы придать своему мышлению такой вид, — но это мышление начинается в субъекте и приводит обратно к субъекту, даже если оно делает широкие экскурсии в область реальных фактов. Поэтому оно, в деле установления новых фактов, имеет, главным образом, косвенную ценность, поскольку передает, прежде всего, новые воззрения, и, в гораздо меньшей мере, знание новых фактов. Такое мышление выдвигает вопросы и теории, открывает перспективы и направляет взор вглубь, но к фактам оно относится со сдержанностью. Оно принимает их в качестве иллюстрирующих примеров, однако, последние не должны преобладать. Оно собирает факты лишь в качестве доказательств, но никогда не ради них самих… Для этого мышления факты имеют второстепенное значение, а преобладающую ценность имеет для него развитие и изложение субъективной идеи, изначального символического образа, который более или менее туманно вырисовывается перед его внутренним взором».
Другими словами, там, где экстравертное мышление напрямую выискивает факты, а затем обдумывает их, интровертное мышление обращено прежде всего на прояснение идей или даже самого умственного процесса и лишь потом (возможно) на его практическое применение. Оба превосходны во внесении порядка в жизнь; одно работает снаружи внутрь, другое изнутри наружу.
Интровертные мыслители, по определению, не являются практически мыслящими, они склонны быть теоретиками. Интенсивность, напряженность, сила и энергия — вот их цель, а не экстенсивность, не распространение. Они следуют своим идеалам, обращенным внутрь, а не наружу. Фон Франц описывает их следующим образом:
«В науке существуют люди, которые постоянно пытаются помешать своим коллегам потеряться в экспериментах, которые, время от времени, стремятся вернуться назад к основным понятиям и спрашивают, а что же, в действительности, мы совершаем на своем умственном пути. В физике обычно есть один профессор практической физики, и есть другой — физики теоретической; один читает лекцию о камере Вильсона и организует эксперименты, а другой рассказывает о математических принципах и теории науки».
Как и экстравертные мыслительные типы, интровертные мыслители поставляют хороших редакторов, хотя те и могут бесконечно суетиться по поводу одного неправильного слова. Поскольку их мыслительный процесс логичен и прямолинеен, они особенно замечательны при заполнении лакун, в так называемом, нелинейном или латеральном мышлении — прыгание от мысли к мысли, — что характеризует интуитива. В писательском ремесле писатели, их сильная сторона не в оригинальности содержания, а скорее, в ясности и точности в организации и представлении имеющегося материала.
Недостаток ориентации на внешние факты, интровертные мыслительные типы легко компенсируют в мире фантазии. Их субъективная ориентация может совратить на создание теорий ради самих теорий, с очевидностью, основанных на реальности, но в действительности, привязанных к внутреннему образу. В самом крайнем случае этот образ становится всепотребляющим и отчуждается от других.
Как и следовало бы ожидать, эти типы склонны проявлять безразличие к мнениям других. В той степени, в какой они не поддаются влиянию, они не стремятся влиять и на других. Они лишь представляют свою оценку реальности — как ее видят — и совершенно не заботятся о том, как это будет воспринято.
Самым слабым местом у данного типа является подчиненная функция, то есть экстравертное чувство. Связанное с внутренним миром мыслей и идеалов, оно склонно быть рассеянным, забывчивым к объективным требованиям, скажем, межличностных взаимоотношений. Это не значит, что такие люди не любят, но они попросту в затруднении, не зная, как это выразить. Их чувства стремятся быть причудливыми и капризными — сами типы часто не знают вообще, что они чувствуют — но когда эти чувства оказываются на поверхности, обычно зараженные аффектом, то могут статься непреодолимыми и неконтролируемыми. (В таких случаях бывает необходимо различать между эмоциональной реакцией и чувством, как функцией психологической).
Такое бессознательное чувство может быть восхитительным и удивительным, равно как и совершенно тягостным, когда оно направлено на другое лицо. Фон Франц (она, по ее собственному признанию, — интровертный мыслительный тип) говорит, что подчиненное экстравертное чувство проявляется, как что-то вроде «липкой привязанности»:
«В то время как экстравертный мыслительный тип глубоко любит свою жену, но говорит вместе с Рильке: „Я люблю тебя, но это не твое дело“, чувство интровертного мыслительного типа привязано к внешним объектам. Он мог бы, поэтому, сказать в манере Рильке: „Я люблю тебя, и это твое дело. Я сделаю это твоим делом!“… Подчиненное чувство обоих типов прилипчиво, и экстравертный мыслительный тип сохраняет такого же рода невидимую верность, которая может длиться бесконечно. То же самое истинно для экстравертного чувства интровертного мыслительного типа, за исключением того, что оно не будет невидимым… Это имеет сходство с клееобразным потоком чувства у эпилептоидного больного; тот же род прилипчивости, собачьей привязанности, которая, в особенности, для самого возлюбленного, далеко не развлекательна. Можно сравнить подчиненную функцию интровертного мыслительного с потоком горячей лавы из вулкана — поток движется всего лишь пять футов в час, но на своем пути уничтожает все».
Подчиненное экстравертное чувство может, тем не менее, быть совершенно неподдельным. Являясь недифференцированным, оно примитивно, но нерасчетливо — «точно так же, как собака виляет своим хвостом», — пишет фон Франц.
Обратным образом, подчиненное экстравертное чувство проявляется в том, что другие чувствуют себя обесцененными и «невидимыми». Юнг отмечает:
«Интровертный мыслительный тип, как и параллельный ему экстравертный случай, находится под решающим влиянием идей, которые вытекают, однако, не из объективно данного, а из субъективной основы. Он, как и экстравертный, будет следовать своим идеям, но только в обратном направлении, — не наружу, а вовнутрь. Он стремится к углублению, а не к расширению. По этому качеству он, в высшей степени, отличается и характеристически от параллельного ему экстравертного случая. То, что отличает от другого, а именно, его интенсивная отнесенность к объекту, отсутствует у него иногда почти совершенно, как, впрочем, и у всякого интровертного типа. Если объектом выступает человек, то этот человек ясно чувствует, что он, собственно говоря, фигурирует здесь лишь отрицательно, то есть в более мягких случаях, он просто чувствует себя лишним, в более крайних случаях, он начинает понимать, что его, как мешающего, просто отстраняют. Это отрицательное отношение к объекту, — от безразличия до устранения, — характеризует всякого интровертного и делает само описание интровертного типа вообще крайне затруднительным. В нем все стремится к исчезновению и к скрытности».
