Охота За Мыслью - Леви Владимир Львович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Признаемся же: каждый из нас, почти каждый — нехотяй в той или иной степени, в той или иной области. Но — да поверит читатель частичному нехотяю смешанной разновидности — разница между «волевой натурой» и «нехотяем» той же природы, что и разница в развитии мускулов между атлетом и человеком, проводящим жизнь в неподвижности. Полная нетренированность, но не полное отсутствие возможностей... Основная причина безволия — стойко укрепившаяся вера в него, то есть неверие в свою волю, стойкое отрицательное самовнушение. Все та же неуправляемость подсознания... Но вера в свою волю — величина не постоянная, а переменная, и доказывают это, между прочим, срывы в безволие, бывающие изредка и у самых что ни на есть волевых натур.
Напомним, что титул «гений» присваивается людям людьми (если не считать случаев, когда он присваивается самолично), с ним не рождаются и, как показывают биографии гениев, не передают по наследству. По правде сказать, телячьи восторги по поводу гениальности основательно надоели. Мы подойдем к этому не затем, чтобы еще раз поблагоговеть, а с утилитарных позиций. Итак, что есть гений?
Обычно в это слово вкладывается два переплетающихся смысла. Один — социально-исторический: гений — тот, кто делает нечто сверхзначимое, исключительно важное, ценное. Поворотный пункт, открытие, эпоха...
Другой — психобиологический. Человек с возможностями, неизмеримо превосходящими средние. Высшая степень одаренности, загадочный психический феномен. Но не гений загадка, а торжество посредственности. Действительно, при общении с гением — будь это романы Толстого и Достоевского, стихи Пушкина или картины Рембрандта, был ли сам гений здоровым или больным — нас не покидает чувство естественности. Это чувство говорит нам: только так, иначе нельзя.
Удивительно, что именно это чувство и лежит в основе нашего плохо осознаваемого убеждения, что гениальность — явление сверхъестественное. Сверхъестественная естественность?
Не в том ли дело, что полное проявление естественного в творчестве такая же чрезвычайная редкость, как полная гармония телосложения, как идеальный характер?
Могут заподозрить, что автор — один из тех, кто обольщает наивных, будто гениальность нечто общедоступное: «подойди и возьми, только потрудись хорошенько». Нет, вопрос ставится не настолько прямолинейно.
Огромна неравномерность распределения способностей между людьми. Но еще вопрос, в чем причина этой неравномерности: в неравенстве возможностей или в неодинаковости их использования? Точнее, каково соотношение того и другого? Ведь людской приговор определяют достижения, и только они. Не может быть достижений без возможностей. Но разве не может быть возможностей без достижений?
Ведь и среди самих людей, зачисленных историей в разряд гениев, не было равномерности в распределении дарований. Далеко не в одинаковых пропорциях сочетались у них в разных случаях компоненты «специальных» способностей и волевых качеств. По этому признаку условно можно выделить два полюса гениальности.
Представителей одного полюса можно было бы по традиции назвать гениями «от бога», представителей другого — гениями «от себя».
Гении «от бога» — Моцарты, Рафаэли, Пушкины — творят, как поют птицы, страстно, самозабвенно и в то же время естественно и непринужденно. Они, как правило, вундеркинды; в начале жизненного пути судьба им благоприятствует, и их обязательное трудолюбие сливается воедино со стихийным, непроизвольным творческим импульсом. Огромная избыточность «специальных» способностей проявляется у них на фоне сравнительно скромных волевых качеств.
О Моцарте, чистейшем образе «божественной» гениальности, один из близких друзей писал в воспоминаниях, что, не получи он такого исключительно хорошего воспитания, он мог бы стать «гнусным злодеем», настолько он был впечатлителен и к хорошему и к дурному.
Чисто волевые его качества были, насколько можно судить, посредственными. Работа служила для него исключительно удовольствием, неизбывным и непрерывным. Зато через всю биографию проходит мощное волевое влияние отца. Это был образцовый отец вундеркинда, наделенный в должной мере и любовью, и здравым смыслом, и требовательностью — учитель, воспитатель и импресарио сына.
У гениев «от себя» развитие медленное, иногда запоздалое, судьба довольно жестока.
В исторической веренице людей этого типа мы видим застенчивого, косноязычного Демосфена, ставшего величайшим оратором; здесь наш Ломоносов, преодолевший свою великовозрастную неграмотность; здесь и Джек Лондон с его обостренным до болезненности чувством собственного достоинства и настоящим культом самопреодоления; здесь душевнобольной Ван-Гог; здесь Вагнер, овладевший нотным письмом лишь двадцати лет.
Многие из них в детстве и юности производили впечатление малоспособных и даже тупых. Джемс Уатт и Свифт были «пасынками школы», считались бездарными. Ньютону не давалась школьная физика и математика. Карлу Линнею прочили карьеру сапожника. Гельмгольца учителя признавали чуть ли не слабоумным. Про Вальтера Скотта профессор университета сказал: «Он глуп и останется глупым». О Шеридане писали: «Тот, кому суждено было в двадцать пять лет от роду приводить всю Англию в восторг своими комедиями и красноречием своим на трибуне потрясать сердца слушателей, в 1759 году (то есть в восьмилетнем возрасте) получил название самого безнадежного дурака». «У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс, ты будешь позором для себя и своей семьи», — говорил отец Чарльзу Дарвину. Похоже, что к этому типу относится и Эйнштейн, который не шутя заявил однажды: «У меня нет никакого таланта, а только упрямство мула и страстное любопытство». В школьные и студенческие годы создатель теории относительности тоже, как известно, особенно не блистал, но с самого детства выделялся независимостью и самостоятельностью суждений.
Огромная воля, самоутверждение, колоссальная жажда знаний и деятельности, феноменальная работоспособность. Работая, они достигают вершин напряжения, преодолевают свои физические и психические недуги, и на самом творчестве их, как правило, лежит отпечаток какого-то яростного усилия. Им не хватает той очаровательной непринужденности, той великолепной небрежности, что свойственны гениям «от бога»: на уровень гениальности их выносят страсть и мастерство, рождаемое требовательностью к себе. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов исходный заряд дарования, и у них что-то должно питать веру в себя: может быть, какое-то смутное чувство нераскрытых возможностей... Но бесспорно: на этом полюсе впереди всего саморазвитие и самопреодоление. Это искусные усилители своего дарования, антиподы людей, которых Веле-мир Хлебников называл «нехотяями».
На их примере особенно отчетливо видно, что нет абсолютно непереходимой пропасти между гениальностью и посредственностью. Я имею в виду не творения — здесь действительно пропасть, особенно заметная у самих гениев, которым случалось создавать слабые вещи. Я имею в виду психофизиологию.
Кто не знал в жизни минут, когда все поразительно проясняется и удается, когда все получается само — и как раз то, что раньше не получалось? Эти необъяснимые взлеты, эти вдохновенные взрывы, позволяющие иной раз новичку выигрывать у классного игрока... Посредственность на короткое время взлетает до уровня таланта, талант... В таких случаях говорят: он «в ударе». Но не является ли «удар» маленькой искрой, проскакивающей от горючего материала спящих возможностей? Быть «в ударе» — не значит ли это находиться в (увы!) кратковременном, ускользающем состоянии гениальности? Микрогениальность?.. Не этими ли состояниями природа, словно дразнясь, показывает, чего можно добиться, к чему можно по крайней мере приблизиться?
Вот еще одно типичное письмо.
«...Мне девятнадцать лет. Учусь на филологическом факультете П-ского университета. И признаюсь сразу, готовлюсь для литературной работы. Вот это признание я и выберу отправной точкой моего письма. Считается, что для литературной деятельности требуются более чем хорошая память, сила логического мышления и наблюдательность. Я привык считать, что обладаю этими качествами, но первые же мои литературные опыты показали их явно недостаточную степень. Передо мной встал вопрос: как развить в себе эти качества до уровня,' необходимого в литературной деятельности. Я готов начать с «нуля», чтобы восполнить свой пробел. В вашей статье говорится о необходимости донести в доступной форме до массы молодых людей уже выработанные наукой способы развития и тренировки самых общих способностей, а именно: памяти, логического мышления, наблюдательности, используя сегодняшние достижения психологии. Но от статьи в журнале до жизненного воплощения — дистанция огромного размера. Поэтому я и обращаюсь к вам с личной просьбой помочь мне в приобретении, точнее развитии, вышеуказанных качеств. Укажите мне, пожалуйста, литературу по данному материалу и, быть может, пути ее изыскания; если возможно, с учетом моей пристрастности к литературе и, конечно, современных достижений психологии. Если вам для научной деятельности могут понадобиться результаты моих тренировок, я обещаю в качестве добровольного «подопытного» сообщать их вам.
