Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Таким образом, Тео, объект ее одержимости, был не столько реальным человеком, сколько символом – воплощенной в жизнь идеей безупречного парня. Я тоже существовала не как отдельная личность, а как обобщенное понятие: безликий сосуд, в который она могла изливать свои истории, чтобы чувствовать себя услышанной и принятой. Ирония заключалась в том, что она стремилась к физическому присутствию и человеческому общению, не желая принимать реальность того, что представляет собой другой человек: индивидуальность со своими взглядами, жизнью и самостоятельностью. Майя требовала близости с телом другого человека, но не хотела и не могла вынести контакт с его разумом. Она желала любви, не обремененной трудностями и компромиссами, хотя без них не обойтись. У нее было неустойчивое представление об отношениях, из-за которого она постоянно чувствовала себя на грани срыва.
В поисках истоков этой глубоко ошибочной модели отношений я начала направлять наши разговоры в сторону ее детства. Стало ясно, что оба родителя причинили ей серьезный психологический вред – каждый по-своему. Отец ушел из семьи, когда Майе было всего шесть. Это посеяло семена, которые позднее прорастут в виде страха быть покинутой – определяющий элемент в жизни девушки. Общение с отцом с годами стало редким, поскольку он вступил в брак и завел детей от новой жены, из-за чего Майя чувствовала себя вычеркнутой из его жизни. Ее воспоминания о времени, проведенном с отцом, были телесными и даже имели слабый эротический оттенок. Майя рассказывала, как сидела у него на коленях, а он обнимал ее и пел. По ее словам, с тех пор она искала мужчину, который обеспечил бы ей такое же чувство безопасности и комфорта. Она согласилась с моим предположением о том, что в подростковом возрасте и позднее она часто путала сексуальный интерес с любовной привязанностью, смешивая эти два понятия и полагая, что физическая связь естественным образом приведет к стабильным отношениям.
Мать Майи, Джейд, была сиделкой. Она пропадала на работе и практически не получала поддержки от родных при воспитании четверых детей, из которых Майя была старшей. Мать-одиночка изо всех сил пыталась заботиться о близких и ежедневно сталкивалась со страданиями и агрессией со стороны пожилых пациентов. Она часто вымещала разочарование и тревогу на Майе. Она ожидала, что старшая дочь возьмет на себя заботу о других детях, но редко предлагала взамен доброту или понимание. Вместо этого Майя постоянно сталкивалась с новыми требованиями, подвергалась жестоким наказаниям и критике за выбор одежды, которую ее мать считала неподходящей.
Майя рано достигла половой зрелости, а еще от нее с юных лет ожидали, что она будет нести ответственность за братьев и сестер. Поэтому можно предположить, что у нее не было нормального детства, полного любви, заботы или стабильности. У меня тоже половое созревание наступило рано, поэтому ее рассказ задел за живое: я отчетливо вспомнила, насколько неприятным было нежелательное мужское внимание и как трудно примириться со стремлением к какому-то самоутверждению. В отличие от Майи мне посчастливилось чувствовать себя любимой дома, но у меня все же сложились непростые отношения с телом, вышедшим из-под контроля, и его неожиданной способностью привлекать к себе взгляды. Это был ключевой момент отождествления себя с пациентом: ваши общие проблемы ощущаются явственно, а чувство настоящего понимания и связи оказываются легкодоступны. Мне было легко сопереживать Майе, когда она описывала, как ее быстро взрослеющее тело стало привлекать внимание, к которому она была эмоционально не готова, и как в 14 лет она стала прогуливать школу и встречаться с мальчиками постарше. Это оказалось первым признаком ее потребности в мужской заботе и защите, чтобы заполнить пустоту, возникшую из-за ухода отца. Эта преждевременная сексуализация вызвала у Майи сильные и противоречивые эмоции. Отчасти ей было стыдно за то, как ее воспринимали в школе и с какой легкостью мальчики подходили к ней с недвусмысленными намерениями (опираясь на ее мнение). Другая часть находила утешение в повышении самооценки, которому способствовало их внимание.
В 15 лет у Майи появились первые сексуальные отношения с Максом, который был на два года старше нее и жил во временной приемной семье. Он познакомил ее с наркотиками и одурманивающим чувством облегчения, которое они могли дать, избавляя от тоскливой домашней жизни и школьных тревог. Но Макс сталкивался с трудностями, отчаянно пытался вырваться из системы опеки и боялся серьезных отношений. Когда он бросил Майю и уехал, сердце девушки было разбито. В ответ на это она порезала вены, выпила большую дозу парацетамола с водкой и впервые озвучила угрозу самоубийства.
Такие действия – пугающее отражение боли, которую Майя успела испытать за свою короткую жизнь, но они же повлияли на ее отношения с матерью. Джейд осознала, пусть и с опозданием, как сильно страдает дочь, и стала принимать активное участие в восстановлении ее здоровья. Поддержка матери и школьного психолога помогла Майе оправиться и преуспеть – возможно, впервые в жизни. Все еще расстроенная расставанием с Максом, девушка старалась отвлечься с помощью учебы. Желание контролировать, которое стало разрушительным в период ухудшения отношений с Тео, сослужило ей хорошую службу ближе к окончанию школы. Она полностью сосредоточилась на занятиях и превзошла все ожидания, получив хорошие оценки на экзаменах и поступив в университет. Именно здесь она надеялась изобрести себя заново: изменить течение беспокойной жизни, в которой она так редко обладала желаемым контролем.
Встречи, где мы обсуждали детство Майи, начали пробивать брешь в фасаде, который поначалу вызывал у меня столько беспокойства. После первых четырех сеансов я стала переживать, что из-за ее безграничной одержимости Тео мы, возможно, никогда не сможем уйти дальше знакомого сценария его любви к ней и неизбежности их будущего примирения. Мир ее грез казался нерушимым, а убеждения, на которых он основывался, непоколебимыми, так что я всерьез задумывалась, получится ли добиться прогресса и сможет ли Майя отличать фантазию от реальности. Для нее вымышленный и настоящий миры полностью слились, и я была не уверена, что нам удастся отделить один от другого.
Но в психотерапии, как и в жизни, иногда одно случайное событие меняет ситуацию в вашу пользу. Расписание автобусов не входит в список клинически проверенных методов психологического лечения. Но в нашем случае оно послужило катализатором: из-за непредвиденных изменений Майя опоздала на пятую сессию. Она злилась, расстраивалась и громко настаивала, чтобы мы продлили сессию и она соответствовала обычной продолжительности. Я ответила, что это невозможно, потому что после у меня стоит другая консультация. Из-за этого девушка пришла в ярость и стала кричать, что мне на нее плевать и я ставлю других людей выше нее. Разве я не понимаю, насколько важна для нее психотерапия? Почему другой человек не может подождать, пока мы проводим сеанс в полном объеме?
Когда она обвиняла меня в черствости и безразличии, я испытала физический страх, что на сессиях случается редко. Гнев Майи был настолько сильным и продолжительным, что я подумала, что она может наброситься на меня. И это была та же самая девушка, которая на первых сеансах говорила так тихо, что мне было трудно ее расслышать.
Наконец я воспользовалась паузой в ее гневной тираде, чтобы поделиться наблюдением. Она была расстроена не из-за того, что сессия продлится меньше обычного, а из-за того, что у меня были другие пациенты. Для нее это было равносильно предательству. Если я не готова работать исключительно с ней и больше ни с кем, то терапию вообще нужно прекратить. Это совершенно очевидное толкование, казалось, остановило Майю на полуслове. Она выглядела напуганной и грубо выбитой из привычной мысленной колеи, которая была удобной и знакомой. События этого дня невольно поспособствовали тому, что Майя впервые увидела во мне человека, который существовал вне этих сеансов и нес ответственность перед другими людьми, а не только перед ней. Это была ударная доза того, что Фрейд называл «принципом реальности», после того как ей поначалу удавалось вписать наши сессии в рамки вымышленной жизни. Гнев Майи иссяк и сменился слезами, а голос снова стал тихим. Она сказала, что мысль о других пациентах вызвала у нее ненависть к себе и моментальный вывод, что мне, должно быть, больше нравятся другие люди и с ними легче работать.
