Общественное мнение - Липпман Уолтер (бесплатные полные книги TXT) 📗
Тезаурус Липпмана настолько широк, насколько широким он может быть у выпускника Гарвардского университета, вращавшегося в кругу политической и культурной элиты своего времени. Обществоведам, читателям этого перевода, вероятно, интересно будет узнать, что он общался с такими деятелями, как Герберт Уэллс, Бернард Шоу, с основателями Лондонской школы экономики Беатрис и Сидни Веббами, высшим политическим руководством США.
Приходится с сожалением признать, что переводчику и научному редактору книги не удалось произвести атрибуцию всех цитат и дополнить все недостающие выходные данные. Некоторые ссылки в переводе являются компромиссным решением: указаны более поздние издания источников, чем те, с которыми работал автор книги, но сверка цитат по этим, более поздним, изданиям не производилась.
Наибольшую сложность в процессе перевода книги составили ее ключевые понятия: government, public, pattern, popular.
Термин government — типичный случай языковой полисемии — переводится в зависимости от контекста как «правительство», «правление» и «управление».
Сложный характер термина public отмечает в уже упомянутой мной работе Н. Луман. «Складывается впечатление, — пишет он, — что в понятие public всегда был встроен элемент непредсказуемости» [39].
Перевод понятия public осложняется исторически сложившимися идиоматемами русского языка. Эти идиоматемы зачастую препятствуют последовательному соблюдению концептуальных связей. Например, в русском переводе лексическая связь между понятиями public policy и public opinion утрачивается, потому что исторически сложилось так, что первое передается как «государственная политика», а второе — как «общественное мнение».
Особую проблему составила также неизбежная модернизация текста. Решения относительно модернизации принимались ситуативно. В некоторых случаях я сознательно приняла решение в пользу модернизации. В 1922 году, по-видимому, еще отсутствовал термин «респондент», поскольку Липпман использует описательное выражение «those who replied». Однако я ввожу термин «респондент» в свою интерпретацию текста, ввиду его абсолютного соответствия смыслу оригинала.
В других случаях, скажем в случае с термином «pattern», я ее избегаю, так как введение общепринятого паттерн стало бы, по-видимому, стилевым и, возможно, смысловым диссонансом.
Не исключено, что именно эти и многие другие переводческие проблемы были одним из обстоятельств, помешавших введению сочинений Липпмана в отечественный научный и общественный оборот. В фундаментальной монографии о Липпмане, написанной В.О. Печатновым по материалам архивов Липпмана в Йельском университете, нет ни одной ссылки на отечественные публикации, хотя интерес среди отечественных исследователей к творчеству Липпмана существует [40]. Обычно его имя упоминается в контексте исследований стереотипов [41], так как считается, что именно он ввел понятие стереотипа в социальную теорию [42].
Не считая перепечатки статьи Липпмана в газете «Известия» во время Карибского кризиса [43], данная книга, видимо, — первый перевод Уолтера Липпмана на русский язык [44]. Вероятно, этот проект, инициированный Фондом «Общественное мнение», найдет свое продолжение.
Помимо краткого описания исторического и научного контекстов написания книги «Общественное мнение» и взглядов его автора данное Предисловие преследует еще одну цель: поблагодарить тех людей, которые помогали мне в работе.
Итак, в заключение я с удовольствием отдаю долг тем, кто разделил со мной тяготы двух лет моей жизни с текстом переведенной мной книги.
Профессор Г.С. Батыгин вдохновил меня на работу над этой книгой. Без него этот проект был бы невозможен. Л.А. Козлова курировала административную работу по проекту и поддерживала во мне веру, что текст будет, в конце концов, переведен и понят читателями, вопреки известному тезису о неопределенности перевода. И. Борхардт оказала мне неоценимую помощь в работе над справочным аппаратом к книге и в переводе отдельных мест текста. Профессор В. Карпович, С. Линдеманн-Комарова, А. Константинов, Л. Льютон и профессор Э. Штёльтинг помогли мне при расшифровке фрагментов, которые требовали знания истории, американской политической культуры и теории либерализма. Все эти люди не пожалели своих сил, чтобы помочь мне донести до русского читателя идеи автора и особенности его стиля. И они, конечно, не отвечают за неточности перевода и библиографического оформления текста.
Низко кланяюсь своим друзьям и близким, поддержавшим меня в критические моменты осуществления проекта.
Особая благодарность — Фонду «Общественное мнение», который доверил мне работу над этим классическим текстом.
Т.В. Барчунова
Часть 1
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1
Внешний мир и его картина в нашем сознании
В океане лежит остров, где в 1914 году жили англичане, французы и немцы. В те времена этот остров не имел телеграфной связи с внешним миром. Письма и газеты доставлял раз в два месяца английский почтовый пароход. Ожидая его в сентябре, островитяне все еще обсуждали содержание последней дошедшей до них газеты, где сообщалось о предстоящем процессе над госпожой Кайло, обвинявшейся в убийстве Гастона Калмета [45]. И потому в день прибытия парохода в середине сентября поселенцы, высыпавшие все как один на набережную встречать его, пребывали в необычайном возбуждении. Все ждали сообщения капитана о том, какой же приговор вынес суд. Вместо этого они узнали, что уже больше шести недель назад те из них, кто были англичанами и французами, стали врагами островитян-немцев. Все эти шесть странных недель они вели себя как друзья, тогда как на самом деле являлись врагами.
Однако участь этих людей не слишком отличалась от участи большинства населения Европы. Если островитяне находились в неведении в течение шести недель, то жители континента — от шести дней до шести часов. Так или иначе, непременно был интервал. Именно в этот отрезок времени образ Европы, в соответствии с которым люди занимались повседневными делами, уже не соответствовал той Европе, которая должна была вот-вот превратить их жизнь в хаос. Еще какое-то время каждый жил в соответствии с порядком, который рухнул. Во всем мире вплоть до 25 июля [46] люди производили товары, которые уже не суждено было экспортировать, покупали товары, которые не суждено было импортировать; думали о карьере и строили планы, надеялись и ждали, веря, что мир был именно таким, каким они себе его представляли. Писатели изображали этот мир в книгах. Европейцы доверяли картине мира, которую рисовало их сознание. А потом, спустя четыре года, в четверг утром, пришла весть о перемирии, и они с облегчением узнали о том, что мировая бойня завершилась. Тем не менее, за пять дней до вступления перемирия в силу и уже после того, как было отпраздновано окончание войны, тысячи солдат пали на полях сражений.
Оглядываясь назад, можно увидеть, насколько опосредованно наше знание о мире, в котором мы живем. Мы видим, что вести об изменениях в нем приходят то быстро, то с опозданием; но что бы мы ни принимали за подлинную картину мира, относимся мы к ней так, как будто она и есть реальная жизнь. Это трудно учитывать, когда речь идет о нас лично и о представлениях, которыми мы руководствуемся в повседневной жизни. Однако мы убеждены в очевидности этого, когда речь заходит о людях, живших в иные исторические периоды согласно своему, с нашей точки зрения смешному, мировоззрению. Мы утверждаем, глядя на них со стороны, что мир, который представая перед ними, был зачастую абсолютно противоположен миру, который они себе представляли. Мы также видим, что, повелевая и сражаясь, торгуя и проводя реформы в мире, каким они его представляли, наши предки добивались или не добивались своих целей в мире реальном. Они отправились в Индию, а открыли Америку. Они считали, что изгоняют нечистую силу, а на самом деле вешали старух. Они думали, что могут разбогатеть, все время продавая и никогда не покупая. Халиф, уверенный, что подчиняется воле Аллаха, сжег библиотеку в Александрии.
