Стратегии гениев. Том 2. Альберт Эйнштейн - Дилтс Роберт (книги серии онлайн txt) 📗
Но ученый наделен чувством универсальной причинности. Будущее для него ни на йоту не менее необходимо и определенно, чем прошлое… Его религиозное чувство принимает форму восторженного изумления перед гармонией естественных законов природы, которое приоткрывается в разуме такого уровня, что по сравнению с ним все систематическое мышление и действия земных созданий – лишь слабое отражение. Это чувство – ведущий принцип его жизни и работы, но только если ему удается удержаться от соблазнов эгоистичных притязаний. Это запредельный вопрос, качество сродни тому, которым обладали религиозные гении всех веков”.
Комментарии Эйнштейна указывают, что его восприятие Бога более духовно, чем восприятие им “религии”. Стратегии Эйнштейна, скорее, открывали “гармонии естественных законов”, чем поддерживали или навязывали какую-либо особую религию или научные убеждения. И, как мы вскоре увидим, это включало возможность интегрировать казавшееся фундаментально противоположным. Данный процесс максимально ясно отражен в теории относительности, он охватывает все сферы его жизни. Перед Эйнштейном как ученым стояли столетиями не решенные проблемы и конфликты, которые он стремился решить.
“На протяжении прошлого столетия и частично – предшествующего общепризнанной была непримиримость конфликта между знанием и верой. Среди передовых умов превалировало мнение, что настало время все больше и больше заменять веру знанием. Вера, сама по себе не покоящаяся на знании, считалась суеверием и, будучи таковой, должна была быть опровергнута…
Это правда, что убеждения лучше всего поддерживаются опытом и ясным сознанием… Однако убеждения эти, необходимые и определяющие для нашего поведения и суждений, нельзя обнаружить исключительно на твердой стезе науки…
Научный метод не может научить нас ничему, кроме того, факты соотносятся и обусловлены друг другом”.
Здесь Эйнштейн поднимает кажущуюся фундаментальной противоположность между личными “убеждениями”, или “верой”, и “научным знанием”. Эти два способа мышления традиционно считались несопоставимыми и даже антагонистичными. Ученые считали “веру” суеверием, идеалистичной, оторванной от реальной жизни и “слишком смутной и зыбкой, чтобы выводить из нее надежные специфические правила, которыми человек руководствуется в жизни”. Наука, в свою очередь, представлялась непрофессионалам механистичной, сухой, отстраненной и даже корыстной.
Эйнштейн, будучи сам представителем науки, признавал, что для эффективного и должного бытия в этом мире недостаточно научного метода:
“Наука ищет доказательств, не зависящих от личности исследователя. Даже когда предметом исследования является сам человек… Концепции, использующиеся для выстраивания согласованной системы, исключают эмоции. Для ученого реально только “бытие”, “существование”, а не всякие прочие “желания”, “оценки” добра и зла, цели – он держится подальше от всего волюнтаристского или эмоционального. Между прочим, эта черта является результатом медленного развития, особенно западной мысли”.
До Эйнштейна ученые вглядывались в окружающий мир, измеряя и описывая его, упуская при этом влияние, которое они как наблюдатели могли на этот мир оказывать. Даже психологи, казалось, игнорировали эффект своего воздействия на изучаемые ими создания. Например, Иван Павлов никогда не задумывался, как его взаимоотношения с подопытными собаками влияют на ход экспериментов. Он тщательно контролировал освещение в комнате, звуки и вибрации, но при этом абсолютно не принимал в расчет себя как вполне осязаемый стимул для животных, будто говоря: “Мои взаимоотношения с собакой не влияют на ее поведение”.
Самая большая проблема такого подхода заключается в том, что, предоставляя эффективные средства для достижения определенных целей, не зависящих от наблюдателя или исследователя, он не предоставляет всю необходимую информацию, которая определяла бы, будет ли конечный результат подходящим или экологичным для всей системы – и для наблюдателя, и для объекта его наблюдения. Эйнштейн утверждал:
“Знание о том, что уже есть, не приоткрывает дверь в то, что должно быть. Можно совершенно отчетливо и полностью осознавать существующее и в то же время не предвидеть будущее человеческих устремлений… Наше бытие и наши деяния приобретают смысл, только движимые подобными целями-устремлениями и соотносящимися с ними ценностями”.
Здесь Эйнштейн перекликается с положением Аристотеля о финальных причинах: в живых системах действия направляются целями. Способность манипулировать символами, наблюдать, измерять или изготавливать орудия труда еще не создает гения или добропорядочного человека. Убеждения, этика и мудрость имеют отношение к формированию фундаментальных целей. Однажды Эйнштейн написал:
“Совершенство средств и сумятица целей, на мой взгляд, характеризуют нашу эпоху”.
Процитируем слова великого американского психолога Вильяма Джеймса:
“Претворение будущих результатов и выбор средств для их достижения означают присутствие разума в явлении”.
Точно также в НЛП мы представляем последовательность когнитивных и сенсорных процессов, определяющих особую ментальную стратегию – обратную связь, именуемую ТОТЕ (Миллер, 1960). Аббревиатура ТОТЕ означает: Тест – Операция – Тест – Выход (Exit). Концепция ТОТЕ утверждает, что все ментальные и поведенческие программы вращаются вокруг некоей установленной цели и разнообразных средств ее достижения. Таким образом, базовые процессы мышления будут следующими: Т (тест) сенсорная проверка информации для определения, есть ли реальное продвижение вперед к цели; затем О (операция) – изменение какого-либо отрезка (участка) текущего опыта таким образом, чтобы удовлетворить требования следующего теста (Т) и Е (выход) на новую ступень программы.
Пристально изучая людей, добившихся успеха в любых областях, НЛП выявило три обязательных условия успешной деятельности творческой личности:
1. Руководство ясной установленной целью.
2. Эффективная обратная связь через сенсорные свидетельства о продвижении по направлению к цели достаточно близкий контакт с сенсорной очевидностью продвижения вперед по направлению к цели. (налаженная “обратная связь”).
3. Гибкость поведения, позволяющая варьировать действия так, чтобы достигать цели максимально легко и эффективно.
Эйнштейн предполагал, что научные методы имеют тенденцию к незыблемости средств или процедур и вырабатывают цели, как правило, вариативные. Научные описания обычно вращаются вокруг определения причинно-следственных отношений и отслеживают связь с событиями прошлого (те, что Аристотель называл “предшествующими” или “механическими” причинами). Понятие “финальных причин” – события запускаются целью из будущего – не допускается научным мышлением. А все же этика и разумность – функции целей и “финальности”.
Вильям Джеймс писал:
“Во все времена человек, устремлявший свои помыслы к самым дальним целям, обладал наивысшим интеллектом”.
Согласно модели ТОТЕ, наши убеждения и ценности должны быть той самой “Тестовой” (проверочной) фазой жизненных программ, а знания и технические методы – соответственно “Операциями”, используемыми нами для достижения высших целей.
Посмотрим, как Эйнштейн начал соединять и гармонизировать отношения между знанием и верой, религией и наукой.
“Наука – это многовековое устремление системного мышления объединить все сущие явления мира в наиболее полное сообщество…
Религия – многовековое устремление человечества ясно и полно осознать [фундаментальные – Р.Д.] ценности и цели и постоянно усиливать и распространять их влияние…
Когда человек постигает религию и науку в соответствии с этими определениями, тогда конфликт между ними представляется невозможным. Для науки достоверно то, что есть, а не гипотетическое “что было бы”… Религия, с другой стороны, связана с оценками человеческих помыслов и деяний и не может законно судить о фактах и взаимоотношениях между ними”.
