Непроторенная Дорога - Пек Морган Скотт (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
На лице Хелен появилась сияющая улыбка:
— Знаете, вы, кажется, и вправду заботитесь обо мне…
— Как это? — опешил я.
— Если бы вы не заботились обо мне, вы не были бы так расстроены, — сказала она таким тоном, словно все это было вполне очевидно.
Уже на следующем сеансе Хелен стала рассказывать мне такие веши, которые она прежде утаивала или перевирала, а через неделю у меня уже было отчетливое понимание ее основной проблемы, диагноз болезни и общее представление о дальнейшем ходе лечения.
И в этом случае моя реакция была полна смысла и значения для Хелен именно благодаря моей глубокой вовлеченности, интенсивности нашей совместной работы. Мы теперь можем видеть тот существенный компонент, который делает психотерапию эффективной и успешной. Это не «безусловно положительное отношение», не магические слова, техники или жесты; это человеческая вовлеченность и борьба. Это воля и готовность врача расширить свое Я ради питания духовного роста пациента, готовность идти на риск, искренне вовлечься на эмоциональном уровне в отношения, искренне бороться с пациентом и с собой. Одним словом, существенный ингредиент успешной, глубокой, значительной психотерапии — любовь.
Характерно — и почти невероятно: обширная западная профессиональная литература по психотерапии игнорирует проблему любви. Индийские гуру нередко просто и без церемоний говорят о том, что любовь — источник их силы. [19] Ближе всего к этому вопросу подходят те западные авторы, которые предпринимают попытки анализировать различия между «успешными» и «неуспешными» психотерапевтами; обычно характеристики успешных врачей содержат такие слова, как «тепло» и «сопереживание». Но чаще всего вопрос о любви приводит нас в замешательство. Этому есть целый ряд причин. Одна из них — смешение понятий подлинной любви и столь пропитавшей нашу культуру романтической любви, а также другие смешения, о которых шла речь в этой главе. Другая причина в том, что «научная медицина» склонна ко всему осязаемому, рациональному, измеримому, психотерапия же как профессия формировалась в значительной степени за пределами «научной медицины». Поскольку любовь — феномен неосязаемый, неизмеримый и сверхрациональный, то научному анализу он не поддается.
Еще одна причина — сила психоаналитических традиций в психиатрии; эти традиции с их идеалом холодного, отчужденного психоаналитика лежат на совести не столько Фрейда, сколько его последователей. Согласно этим традициям, всякое чувство любви, которое пациент испытывает к врачу, обычно клеймится термином «перенос», равно как и всякое чувство любви врача к пациенту — «контрперенос»; разумеется, оба эти чувства считаются аномалией, частью проблемы, а не ее решением, и их необходимо избегать.
Это совершенный абсурд. Перенос, как упоминалось в предыдущей главе, относится к неприемлемым чувствам, восприятиям и реакциям. Нет ничего неприемлемого в том, что пациенты начинают любить врача, который искренне выслушивает их час за часом и не судит их, а воспринимает их как они есть, как их, вероятно, никто раньше не воспринимал; он не использует их в своих целях, и он облегчает их страдания. На практике содержание переноса во многих случаях таково, что оно мешает развитию у пациента любовного отношения к врачу, и тогда лечение заключается в преодолении переноса, так, чтобы пациент смог испытать успешное любовное отношение, нередко впервые в жизни.
Подобным же образом, нет ничего неприемлемого в том, что у врача возникает чувство любви к пациенту, когда пациент подчиняется дисциплине психотерапии, принимает участие в лечении, охотно учится у врача и через эти отношения начинает успешно развиваться. Интенсивная психотерапия во многих отношениях напоминает возобновление родительских отношений с ребенком. Чувство любви у психотерапевта к пациенту столь же приемлемо, как и чувство любви у хорошего родителя к своему ребенку. Более того, с точки зрения успешного лечения любовь врача к пациенту благотворна, и если успех приходит, то лечебные отношения становятся взаимно любовными. И врач неизбежно будет испытывать любовное чувство, совпадающее с подлинной любовью, которую он проявил по отношению к пациенту.
В большинстве случаев душевная болезнь обусловлена отсутствием или дефектом любви, которая требуется конкретному ребенку от его конкретных родителей для успешного роста и духовного развития. Очевидно, таким образом, что для исцеления с помощью психотерапии пациент должен получить от психотерапевта хотя бы часть подлинной любви, которой был лишен в детстве. Если психотерапевт не может по-настоящему любить пациента, лечение не состоится. Никакое обучение и никакие дипломы психотерапевта не помогут, если он не может расширить свою душу через любовь к пациенту; общие результаты врачебной практики такого психотерапевта будут низкими. И наоборот, недипломированный, непрофессиональный врач с минимальной подготовкой, но с огромной способностью любить достигает таких же высоких результатов, как и самые лучшие психиатры.
Поскольку любовь и секс тесно переплетены и взаимосвязаны, то здесь уместно будет кратко затронуть проблему сексуальных отношений между психотерапевтами и их пациентами — проблему, в наше время нередко привлекающую пристальное внимание прессы. Ввиду необходимо любовного и интимного характера психотерапевтического процесса между пациентами и врачами естественно и неизбежно возникают сильные — или чрезвычайно сильные — взаимные сексуальные влечения. Тяга к сексуальному завершению таких влечений может быть огромной. Я подозреваю, что некоторые психиатры-профессионалы, бросающие камень в психотерапевта, который вступил в сексуальную связь с пациенткой, сами не могут быть любящими врачами и не могут по-настоящему понять эту колоссальную тягу. Скажу больше: если бы у меня возникла такая ситуация, когда после тщательного и здравого размышления я пришел бы к выводу, что сексуальные отношения с пациенткой будут существенно благотворны для ее духовного роста, — я решился бы на эти отношения. За пятнадцать лет практики, однако, такого случая у меня не было, и я плохо представляю себе, как он мог бы реально возникнуть. Прежде всего, как я уже говорил, роль хорошего врача аналогична роли хорошего родителя, а хорошие родители не допускают сексуальной связи со своими детьми по ряду очень важных причин. Смысл работы родителя заключается в том, чтобы принести пользу ребенку, а не использовать ребенка для собственного удовлетворения. Смысл работы врача — принести пользу пациенту, а не использовать пациента в своих интересах. Задача родителя — поддержать ребенка на пути к независимости; задача врача по отношению к пациенту — та же самая. Трудно представить, каким образом врач, вступивший в сексуальную связь с пациентом (пациенткой), не использовал бы пациента для удовлетворения собственных потребностей или каким образом он способствовал бы при этом независимости пациента.
У многих пациентов, особенно соблазнительной внешности, с детства развивается сексуализированный характер привязанности к одному из родителей, что, несомненно, препятствует свободе и развитию ребенка. И теория, и немногие доступные нам практические факты подтверждают, что сексуальные отношения между врачом и таким пациентом скорее закрепляют незрелые привязанности пациента, чем ослабляют их. Даже если эти отношения не доводятся до сексуального завершения, «влюбленность» между врачом и пациентом разрушительна, поскольку, как мы видели, всякая влюбленность влечет за собой сужение границ эго и ослабление нормального чувства отдельности между индивидами.
Врач, влюбившийся в пациента, видимо, не может быть объективным в отношении его, пациента, нужд или отделить эти нужды от собственных. Именно из любви к своим пациентам врачи не позволяют себе удовольствия влюбляться в них. Поскольку истинная любовь требует уважения к отдельной личности любимого, подлинно любящий врач признает и принимает тот факт, что жизненный путь пациента является — и должен являться — отдельным от жизни врача. Для некоторых врачей это означает, что их пути никогда, за исключением лечебного времени, не должны пересекаться с путями пациентов.
