Психология и психоанализ характера - Райгородский Д. Я. (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Но положение такое не вечно, на то оно и обозначено как переходное. Доминирующие направления, устойчивый предмет будут выбраны, эпоха (что в жизни личности, что в жизни общества) обретет новый символ, новую судьбу и знак, новый путь. Понятно, что выбор этот при всей его внешней хаотичности не случаен. Он определен как моментами духовного, провидческого плана, о которых пока повременим говорить, так и установками внутрипсихологическими. Что же наиболее характерно для этих последних?
Мы видели, что советская эпоха сформировала группо-центрическую ориентацию общества и личности и, соответственно, группоцентрические внутренние, часто не осознаваемые установки. Теперь, в нынешних условиях многие предметы и символы, венчающие эти установки оказались дискредитированными, утерявшими прежнюю привлекательность. Предметы ушли или поблекли, но установки остаются, ибо они обладают обычно большой инерцией, тяжестью и не меняются в одночасье из-за внешних причин.
И действительно — сейчас мы наблюдаем, казалось бы, резкую, кардинальную перемену символов и увлечений, однако по внутренней своей сути, по смыслу личностных установок их породивших, они остаются прежними. В известном плане группоцентризм сейчас не только не преодолен, но, напротив, расцвел, обрел новые формы и воплощения — сепаратизм, национализм, всевозможные формы группования, кучкования и противостояния.
В истории двадцатого века было два чудовищных апофеоза группоцентрической ориентации — коммунизм и фашизм. В основе коммунизма лежит центризм классовой идеи. В основе фашизма — центризм нации. То и другое произрастает из одного психологического корня, из одного соблазна — люциферовой идеи отъединения от общего и гордости за частное. Наша современность только подтверждает эту общность: ныне две эти ветви, первоначально как бы враждебные, соединились — на сцену вышли красно-коричневые.
Но даже там, где, к счастью, этого не происходит, группоцентризм все равно выдвигается на первое место, пусть в других, более мягких формах. Причем характерно, что группоцентрические, сепаратистские тенденции возглавляют те же коммунистические лидеры, но обычно не первого, явно дискредитировавшего себя, а второго, третьего эшелона власти. Буквально — вторые, третьи секретари ЦК компартий республик, секретари по идеологии и т.п. Причем ратуя ныне за национальную самостоятельность в противовес своим прежним разговорам об интеранционализме и единстве Союза, они не очень и кривят душой, ибо с психологической, внутренней стороны продолжают служить все тому же — группоцентрической идее. Сбылось в этом плане пророчество одного из польских диссидентов: «Национализм — последняя стадия коммунизма».
Злую шутку сыграл группоцентризм и с российским демократическим движением — этой первой посттоталитарной любовью многих. Демократия возможна только на прочной основе правовой государственности, которая в свою очередь порождает и зиждется на просоциальном типе личности как образце, уповании общества. Не имея этой подпоры, демократическое движение с необыкновенной быстротой сползло в тот же группоцентризм, породило новые номенклатурные ряды, привилегии, «демобюрократов» и т.п. (Эти даже хуже прежних, жалуются предприниматели, — те понахватали свое, а у этих неутоленный аппетит). Сама же «демократичность» свелась к повсеместному ослаблению, атрофии государственной власти и контроля, что обернулось полной незащищенностью людей и отсутствием каких-либо единых правил, гарантий и пределов (недаром в журналистский и житейский обиход вошло ныне сугубо блатное слово «беспредел», означающее игнорирование всех правил и отбрасывание всех норм).
На этом фоне романтически окрашенная национальная идея начинает приобретать все больший вес, а демократия подвергается все большей критике. Не берется во внимание при этом, что данные явления сугубо разнопорядковые. Демократия — способ правления, а не идея государства, поэтому идея не противоречит демократии, а, напротив, может быть наиболее полно осуществлена именно демократическим путем.
Но группоцентризму, что у той, что у другой стороны не до этих тонкостей — важно поскорей разделить на ваших и наших, а то, что в одном случае речь идет о колесах экипажа, а в другом о том, куда ему ехать, не различается спорящими. Одни спешат сесть в экипаж без колес, а другие так увлеклись испытанием и прилаживанием колес, что и думать не хотят о целях и значении путешествия. Последние При этом, если продолжить аналогию, вместо круглых колес пока упорно экспериментируют с квадратными или вдруг пускают шаткую, на живую нитку слепленную повозку под горку не соорудив тормоза. Все же неудобства и опасности (прямо скажем, смертельные) такой езды люди связывают с имедем, присвоенным экспериментаторами этой повозке — с демократией, которая имеет на деле мало общего с этим диким сооружением, и которая прошла проверку веками не только на путях и пространствах западных и заморских стран, но и нашей собственной истории (принцип общинности, соборность, вечевая республика Новгорода).
Можно ли, однако, сказать, что национализм и сепаратизм — именно то предметное содержание, что разрешит кризис переходного состояния, станет культом новой культуры, сформирует устойчивую потребность и устойчивое стремление к деятельности по ее удовлетворению?
Весьма на то похоже, однако надо отдавать себе полный отчет, что эта линия, будучи до конца и последовательно осуществленной, таит чрезвычайные опасности. Как этап, как важная, но промежуточная ступень возрождени, она, по сути дела, неизбежна, но застывание, стагнация на этом уровне ведет к тупику, к двум отмеченным формам последовательного группоцентризма — коммунизму и фашизму или к их смещениям. Искать какую-либо новую, благую форму группоцентризма, возведенного в ранг государственности — занятие сомнительное. Хватит с нас того, что мы три четверти двадцатого века служили полигоном коммунизма. Путь же фашизма — от самых ранних, внешне невинных форм до катастрофы — продемонстрировала Германия, оставшаяся, правда, по отношению к нам в лучшем положении — там эта чума свирепствовала только 12 лет.
Прежде чем попытаться разобраться, зададимся следующим существенным вопросом — какая из двух намеченных групп устремлений нашего переходного состояния главная, ведущая — политико-социальная или духовная, что должно сейчас вести нашу жизнь — сфера политико-экономическая, а духовная лишь сопровождать, оттенять, ограждать от крайностей, окултурировать ее или устремление духовные, а политика и экономика лишь реализовывать, подчиняться, определяться ею.
Вопрос в нынешней ситуации кажется излишним, а сама постановка либо наивной, либо прекраснодушной, маниловской, до проблем ли приоритета духовности сейчас? Конечно, почему бы не поговорить, почему бы не уделить внимание, не поинтересоваться этим в меру, но главное, людей надо обуть и накормить, поля засеять и убрать, машины заправить бензином, преступность обуздать, медицине дать лекарства, просвещению средства и т.д. и т.п.
При этом, конечно, смотрят на Запад с его чистой, ухоженной, приличной жизнью. Нам бы хоть приблизиться к этому, передохнуть от грязи, хамства, бескормицы и беспорядка, тогда уже и духовность подтянем, а пока что не до привлекательных иллюзий.
Возражение, конечно, серьезное. При одном, однако, условии: если рассматривать духовность как нечто отделенное от повседневной жизни, забот, трудов, созидательной деятельности. Но обратимся еще раз к психологии и постараемся с ее помощью рассмотреть эту коллизию. Воспользуемся для наглядности следующим образом. При обсуждении картины Николая Рериха «Гонец» Л.Н.Толстой не столько, видимо, о самой картине, сколько в жизненное напутствие еще молодому тогда художнику сказал: «Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований надо рулить всегда выше — жизнь все снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет. Представим сказанное в виде простой схемы:
