Синдром Мэрилин Монро - Израэльсон Сьюзен (читать лучшие читаемые книги txt) 📗

Я г открытое существо, я принимаю новый образ жизни, где нет места боли, унижениям, депрессии, несчастию и нездоровью.

Я готова к новой жизни.

Я – существо цельное.

Я счастлива оттого, что у меня есть я.

ГЛАВА 7 О-oп! И ты поскользнулась

ПИРРОВЫ ПОБЕДЫ. НАЗАД К ПРЕЖНЕМУ, ДА ЕЩЕ КУДА ПОХУЖЕ

Путь к выздоровлению, особенно в самом начале – процесс очень сложный. На любом этапе выздоровления ты, вопреки всему, что говорит рассудок, можешь поскользнуться и снова попасть к «нему» в лапы. Мы называем это «поскользнуться» потому, что ты действительно как бы скользишь и падаешь в свои прежние болезненные состояния и переживания. На первый взгляд ты будто одерживаешь победу, но эта победа – пиррова, поскольку она дается слишком большой ценой.

Когда ты поскальзываешься, у тебя такое чувство, будто ты прыгнула с крыши самого высокого небоскреба в Нью-Йорке и изо всей силы шмякнулась об асфальт. Тебе так плохо, что трудно, невозможно в это поверить! Все шло так хорошо, а потом вдруг все лопнуло, и теперь тебе стыдно смотреть себе и людям вглаза. Боль просто невыносима. Поскользнувшись, ты Испытываешь настоящий шок и тебя всю буквально трясет. Будто одним щелчком, как какую-то букашку, тебя сбросили вниз: ты очнулась от фантазий и снова сидишь у разбитого корыта.

ЧТО ЗНАЧИТ «ПОСКОЛЬЗНУТЬСЯ»?

«Поскользнуться» – значит испытать аллергическую реакцию по отношению к прежним своим чувствам, вернуться к прежним нормам поведения, которые тебе диктовала твоя зависимость. Это приблизительно то же самое, что и соскальзывание в состояние «отказа», когда ты словно забываешь о том, как плохо тебе было, когда у тебя был «он». Это как бы утрата самой себя, утрата способности управлять собой и своим поведением, добровольный отказ от своей воли в его пользу. А выздоровление как раз и означает обретение собственной воли, способности управлять собой и своей жизнью. Это сама Вселенная напоминает тебе о тебе самой и пытается снова направить тебя на путь к выздоровлению. Это напоминание еще раз ясно демонстрирует тебе, как все это было, когда вы были вместе, когда пребывали в Доме Скорби и Страданий все двадцать четыре часа в сутки. Это напоминание о том, как разрушительно он действовал на тебя и твою жизнь, когда все твое внимание было сосредоточено только на нем, когда ты полностью пренебрегала собой.

Подобные ситуации соскальзывания в прежнее состояние составляют важнейшую часть процесса твоего исцеления, поскольку они позволяют тебе воочию увидеть свою зависимость со всеми ее опасностями, во всем ее безобразии. Они учат тебя тому, чтобы ты все-таки, несмотря ни на что, нашла в себе силы посмотреть на себя трезво и вернуться к действительности. А действительность заключается в том, что быть с ним вместе ты не можешь.

Когда ты и так испытываешь постоянную боль, еще одно болезненное событие мало что меняет в твоей ситуации. Когда же ты ступила на путь выздоровления и увидела первые плоды исцеления, когда и разум, и дух, и тело стали очищаться от заразы синдрома, когда ты стала ощущать себя совершенно по-иному, любая сильная боль в результате такого соскальзывания переживается как весьма серьезное нарушение функционирования всего организма, как громкий предупредительный сигнал о том, что у тебя что-то не так. Внимательно прислушайся к своему телу, прислушайся к своему разуму и своему духу. Что они говорят тебе?

Соскальзывание есть напоминание о разрушительной силе, которую несет в себе твоя болезнь. Оно как бы предостерегает тебя, сообщая, как легко ты можешь быть выведена из равновесия, если не будешь предельно внимательна, как легко тебя может вновь унести саморазрушительный порыв. Соскальзывание усиливает понимание того, почему ты и твое здоровье должны стать приоритетом номер один в твоей жизни.

Состояние соскальзывания требует от тебя полного внимания и сосредоточенности. Оно воспитывает в тебе смирение. Оно как бы говорит тебе: вот почему ты должна защищаться от него. Вот почему тебе нельзя к нему возвращаться. Вот почему ты всегда должна трезво оценивать ситуацию. Вот почему тебе нужно лечиться.

Соскальзывание – единственный способ заставить тебя в конце концов настоять на своем – оно открывает перед тобой всю глубину твоего падения, голую правду о твоем заболевании и предоставляет возможность воочию убедиться в том, что перед тобой только две Дороги: с ним (а это означает смерть) или с собой (а это значит жизнь). Другого выбора у тебя нет. Получить и то, и другое невозможно. И в конечном счете, соскальзывание дает тебе шанс увидеть, что будет с тобой, если ты вернешься к нему, а также возможность сравнить это с тем, что ты получила, уйдя от него.

Был День Благодарения, я жила в Бостоне и собиралась к шести вечера отправиться к родителям. Я позвонила в Нью-Йорк, чтобы послушать свой автоответчик и узнать, не звонил ли кто. Оказалось, звонил Эдвард. Вот уже год, как я избегала его, я делала все, что могла, чтобы окончательно порвать с ним, и даже уехала для этого обратно в Бостон. Я сказала себе, что там смогу найти работу получше, но на самом деле я просто удрала подальше от него, чтобы, не дай бог, не столкнуться с ним как-нибудь случайно на улице. Я позвонила еще раз – проверить, не ошиблась ли я… я хотела убедиться, не снится ли мне все это, но нет, он действительно звонил. Меня так и затрясло, когда я услышала знакомые модуляции его голоса. А я-то думала, что совсем уже их забыла. Я немедленно позвонила ему.

Он спросил, как у меня дела. Я принялась хвастаться, что у меня все здорово и дела идут прекрасно, что я зарабатываю кучу денег. Он сказал, голосом, перед которым я никогда не могла устоять, и он это прекрасно знал, что сейчас на мели, а раз у меня все так хорошо – не могу ли я одолжить ему немного денег, мол, ему позарез нужно срочно ехать в Атлантик-Сити. И добавил, что ему всегда хотелось быть со мной вместе. И вдруг, не знаю как это случилось, мне захотелось его увидеть, да так сильно, что, казалось, никакая в мире сила не могла остановить меня. Я уже представляла себе его лицо… Как он прикасается ко мне, как обнимает. Я не стала говорить ему, что мой нью-йоркский номер – просто ловушка, что я уже год как живу в Бостоне (а не в доме напротив, как раньше), что я и теперь в Бостоне, и родители ждут меня сегодня к обеду. Мы договорились встретиться в Атлантик-Сити в десять. Я не стала признаваться, что и я на мели. Потом я позвонила матери и сказала, что не приду, приведя какую-то глупую отговорку. Она, конечно, чуть не взбесилась. А потом я принялась названивать друзьям, отчаявшись достать для него денег, чтобы он мог их тут же спустить в каком-нибудь казино (он был запойный игрок).

Деньги я в конце концов достала и, как сумасшедшая, помчалась в Атлантик-Сити, подгоняемая демонами проснувшихся надежд. Может, он изменился к лучшему. Может, бросил свою новую подружку. А может, после года разлуки увидит, как я хороша, и вернется, и все у нас станет по-другому. Может быть, может быть.

Уже через десять минут после того, как мы встретились возле казино, Эдвард сделал последнюю ставку и спустил все, что я для него достала с таким трудом. Через двадцать минут мы были в номере гостиницы, за который заплатила тоже я, и совершенно без денег – у нас не было даже пяти долларов на такси до аэропорта. Он был холоден, более чем сдержан, замкнулся в себе и сразу уставился в телевизор, где показывали бейсбол.

Я пыталась завязать разговор, но что бы я ни говорила – он только молчал и злился. Наконец заговорил он, и с ходу заявил, что терпеть не может моих приставаний. Потом сказал, что я растолстела до безобразия и поинтересовался, какой у меня теперь вес. И меня охватил все тот же знакомый ужас. Меня буквально затрясло, у меня было ощущение, что во всем мире нет существа, отвратительней, чем я. Мне казалось, я не доживу до утра. Он игнорировал меня полностью, а под конец заявил, что я ему так противна, что он даже спать со мной не хочет в одной постели, и предложил мне лечь на кушетку. Ничего не оставалось делать. Около двух он уже храпел в кровати, а мне было так плохо, что я не могла больше оставаться с ним в одном номере. Казалось, у меня живого места не осталось – сплошная рана.