Семья и развитие личности. Мать и дитя - Винникотт Дональд Вудс (читать книги полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
1. Разница между лечением болезни и советами относительно жизни.
2. Необходимость скорее держать проблему в себе, чем предлагать пути ее решения.
3. Профессиональные интервью.
Лечение болезни и советы о жизни
Так как сегодня врачи и сестры все больше интересуются психологией, то есть эмоциональной и чувственной стороной жизни, им нужно понять одно обстоятельство: они не специалисты в области психологии. Иными словами, оказавшись на границе между двумя территориями — территорией физических болезней и территорией процессов жизни, — они должны использовать совсем другую методику. Позвольте привести пример.
Педиатр осматривает ребенка в связи с состоянием желез в горле. Он ставит диагноз и сообщает его матери, а также объясняет особенности предполагаемого лечения. Матери и ребенку этот педиатр нравится, потому что он добр и полон сочувствия и потому что хорошо справился с осмотром ребенка. Будучи современным специалистом, врач позволяет матери немного поговорить о себе и о ее семье. Мать замечает, что ребенку плохо в школе, где его преследуют другие дети; она подумывает, не сменить ли школу. До этого момента все шло хорошо, но тут врач, который привык давать советы в своей области, говорит матери: «Да, я считаю, что было бы полезно сменить школу».
В этот момент врач вышел за пределы своей территории, но прихватил с собой свое авторитарное отношение. Мать этого не знает, но он посоветовал сменить школу только потому, что недавно сам поменял школу для своего ребенка, которому в школе приходилось несладко, поэтому эта идея была для него близка. Другой тип личного опыта побудил бы его дать противоположный совет. На самом деле врач вообще не может давать совет в этой области. Слушая рассказ матери, он, не зная этого, осуществлял полезную функцию, но потом повел себя безответственно и дал совет, тем более что его об этом даже не спрашивали.
Подобное в практике врачей и сестер происходит все время, и положение можно будет изменить, только если врачи и сестры поймут, что они не должны решать проблемы жизни своих пациентов, мужчин и женщин, которые часто являются более зрелыми личностями, чем врач или сестра, дающие совет.
Следующий пример иллюстрирует противоположный метод.
Молодые родители обратились к врачу по поводу своего второго младенца, восьми месяцев. Ребенок «не отнимался» от груди. Никакой болезни не было. В ходе часового разговора выяснилось, что мать ребенка направила к врачу ее собственная мать. У бабушки в прошлом были большие трудности, когда ей самой приходилось отнимать от груди мать младенца. В основе всего происшествия просматривалась депрессия — и у бабушки, и у матери. Когда все это выяснилось, мать сама удивилась своему безутешному плачу.
Решение проблемы было связано с признанием матери, что проблема заключается в ее отношениях со своей матерью, после чего она смогла перейти к практическим вопросам отнятия от груди без необходимости проявлять жестокость по отношению к девочке и продолжать любить ее. Совет в данном случае ничем не помог бы, потому что проблема заключалась в эмоциональной перестройке.
По контрасту следующий пример касается девочки, с которой я встретился, когда ей было десять лет.
Девочка, будучи единственным ребенком, любила родителей, но причиняла им множество хлопот. Тщательное изучение истории болезни показало, что трудности начались, когда девочку в восемь месяцев отлучили от груди. После отлучения от груди девочка потеряла способность наслаждаться едой. В три года ее показали врачу, который, к несчастью, не понял, что ребенок нуждается в психологической помощи. Девочка тогда уже была непоседливой, не могла долго участвовать в играх и вообще всем мешала. Врач сказал: «Подбодритесь, мамаша, скоро ей будет четыре!»
В другом случае родители советовались с педиатром в тот период, когда испытывали трудности отнятия от груди.
Врач осмотрел ребенка, не нашел ничего плохого и так и сказал родителям. Но ом пошел дальше. Он предложил матери немедленно отнять-ребенка от груди, что та и сделала.
Этот совет матери не плохой и не хороший, он просто неуместный. Он был связан с бессознательным конфликтом матери относительно отнятия от груди ребенка, единственного ребенка, который могу нее, вероятно, быть (ей тогда было тридцать восемь лет). Конечно, она послушалась совета специалиста: что еще ей оставалось делать? Но он не должен был давать этот совет. Он должен был заниматься своей непосредственной работой и передать решение конфликта, связанного с отнятием от груди, кому-нибудь другому, обладающему более обширными познаниям в области жизни и жизненных отношений.
К несчастью, подобное происходит часто; такова повседневная медицинская практика. Приведу еще один, достаточно длинный пример.
Мне позвонила женщина и сказала, что находится с дочкой в детской клинике, но хочет поговорить со мной о своем ребенке приватно. Мы договорились о приеме, и она пришла с младенцем, которому было семь месяцев. Молодая мать сидела в кресле, держа ребенка на коленях, и мне было легко наблюдать за ребенком. Я хочу сказать, что мог говорить с матерью и в то же время заниматься ребенком без помощи или вмешательства матери. Мне вскоре стало ясно, что мать вполне нормальная личность и нормальны ее отношения с младенцем. Ребенок сидел у нее на коленях спокойно, в его поведении не было ничего фальшивого, никакого дерганья или подпрыгивания.
Роды прошли легко; девочка родилась словно бы «спящей»: ее очень трудно было заставить взять сосок; по существу она не просыпалась. Мать описала, какие усилия предпринимались в больничной палате, чтобы заставить ребенка взять сосок. Она в течение недели собирала свое грудное молоко и давала его ребенку в бутылочке. Сестра была настроена решительно, она хотела обязательно приучить ребенка к груди и непрестанно всовывала соску в рот младенцу, щекотала девочке пальцы ног и подбрасывала ее. Все эти процедуры не произвели никакого эффекта, и поведение девочки оставалось прежним; больше того, много позже мать обнаружила, что когда пытается «активизировать» бутылочное кормление, девочка немедленно засыпает. К концу первой недели была сделана попытка перейди на грудное кормление, однако матери не позволили использовать свое инстинктивное понимание потребностей младенца. Для нее это было крайне болезненно. Ей казалось, что на самом деле никто не заинтересован в успехе. Ей приходилось просто сидеть и ждать, пока сестра делала все, что могла, чтобы заставить ребенка есть. Сестра, достаточно опытная, прижимала голову ребенка к груди. Поскольку такие действия вызывали только глубокий сон, от грудного кормления совсем отказались, и последующие попытки привели к значительным ухудшениям.
Неожиданно в две с половиной недели произошло улучшение. В месячном возрасте девочка весила 6 фунтов 6 унций[8] (при рождении — 6 фунтов 9 и три четверти унции); в это время ее выписали, и она вместе с матерью вернулась домой. Матери велели кормить ребенка ложечкой.
Сама мать считала, что могла бы отлично кормить девочку, хотя к этому времени молока у нее уже не было. Она кормила девочку по полтора часа и была готова кормить ее часто и понемногу. Но к этому времени в больнице обратили внимание на некоторые нарушения в состоянии ребенка и посоветовали лечиться амбулаторно. Совет был основан на представлении, что матери уже трудно кормить младенца, тогда как на самом деле ей это нравилось и совсем не казалось трудным. Она не согласилась с советом врача (заметила: «В следующий раз я точно не буду рожать в больнице»). Вопреки протестам матери в больнице провели бесчисленные исследования, но, естественно, она считала, что заботу о физической стороне дела надо предоставить врачам. У девочки оказалась укороченная левая рука и расщепленное нёбо (волчья пасть), причем были затронуты только мягкие ткани.
Поскольку обнаружились физические отклонения, мать была вынуждена держать девочку в больнице, но это означало, что ей приходилось выслушивать советы относительно кормления ребенка, как правило, основанные на непонимании ее собственного отношения. Ей посоветовали с трех месяцев кормить девочку твердой пищей, чтобы избавиться от длительных и частых кормлений. Но это было бесполезно, и она к этому совету не прислушалась. В семь месяцев девочка сама захотела твердую пищу, потому что ее усаживали во время обеда за стол с родителями. Ей стали давать кусочки, и со временем она усвоила мысль, что существует и другой вид еды. Тем временем ее кормили молоком и шоколадным пудингом, и весила она уже 14 фунтов 4 унции.
