Современный психоанализ. Теория и практика - Змановская Елена Валерьевна (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
В возрасте приблизительно трех месяцев ребенок переходит на депрессивную позицию (четыре – девять месяцев). Данной позиции приписывается центральная роль в раннем развитии, поскольку на этой фазе осуществляется интроекция целостных объектов – синтез любимых и ненавидимых аспектов объекта. Иными словами, ребенок начинает воспринимать «плохую» и «хорошую» части матери как единое целое.
Это, в свою очередь, порождает чувство вины (Супер-Эго) и скорби. Теперь тревога ребенка связана со страхом, что он разрушит или повредит объект своей любви. В результате младенец начинает искать возможность интроецировать мать орально, как бы защищая ее от своей деструктивности. Оральное всемогущество, однако, ведет к страху, что «хороший» внешний и внутренний объект каким-либо способом могут быть поглощены и уничтожены, и, таким образом, даже попытки сохранить объект переживаются как деструктивные. Для этой фазы в целом характерны депрессивные чувства страха и безнадежности [45. С. 16]. « Депрессивная тревога связана с переживанием собственной враждебности по отношению к хорошей матери, а следовательно, с чувством вины » [48. С. 364].
Последующее развитие Супер-Эго и эдипов комплекс углубляют депрессию. На пике орально-садистической фазы (в возрасте около восьми – девяти месяцев) под влиянием страха преследования и депрессивного аффекта и мальчики и девочки отворачиваются от матери и ее груди к отцу как к новому объекту орального желания [208]. Эго пытается преодолеть депрессивную позицию путем интеграции, а также повышения познавательного интереса и общей активности.
Таким образом, страх преследования и депрессивная тревога – главные факторы психического развития младенца, которые хотя и снижаются по мере взросления, однако полностью не искореняются никогда. Чрезмерная тревога преследования или депрессивная тревога лежат в основе формирования психических расстройств.
Для описания ведущих защит от данных страхов Кляйн использовала такие термины, как «проекция», «проективная и интроективная идентификация». Суть проекции раскрывается посредством следующего замечания: « Стремление проецировать ( “отбрасывать” ), изгнание “плохого” возрастает вместе со страхом внутренних преследователей » [48. С. 300].
При проективной идентификации части Эго и внутренних объектов расщепляются до «хороших» и «плохих» и проецируются на внешний объект. Ее защитными целями являются слияние с внешним объектом, контроль над деструктивным («плохим») объектом, сохранение «хороших» частей Эго. Проективная идентификация доминирует в рамках параноидно-шизоидной позиции, но может сохраняться как ведущая в течение всей жизни. Термины «проекция» и «проективная идентификация» используются в кляйнианском анализе фактически как синонимы, но с одним различием: в первом случае подразумевается только защитный механизм, во втором – также воображаемые объектные отношения.
Интроективная идентификация представляет собой противоположный процесс. Она включает фантазии об оральной инкорпорации (поглощении) объекта и идентификации (уподобления) с ним. Ребенок инкорпорирует то, что он идентифицировал как «хорошее», и соответственно отщепляет и проецирует вовне «плохие» аспекты внутреннего объекта. Интроективная идентификация доминирует при депрессивной позиции, защищая ребенка от его собственных деструктивных импульсов и содействуя формированию целостного объекта. Интроективная идентификация также может выступать в роли защитного механизма в форме интернализации «плохого» внешнего объекта, для уменьшения тревоги или сохранения ценных свойств последнего. Напротив, если первичный объект интроецируется и укореняется в Эго с достаточной стабильностью, то закладывается прочная основа для нормального развития личности.
По мнению Мелани Кляйн, чередование проективной и интроективной идентификации представляет собой непрерывный процесс реконструирования внешних объектов и формирования внутреннего мира индивида [48].
Одним из наиболее дискуссионных моментов кляйнианской теории является положение, в соответствии с которым переживание тревоги, применение защитных механизмов, бессознательные фантазии, функции Эго, – все это присутствует в интрапсихической динамике с момента рождения ребенка.
Так же как и влечение к смерти, влечение к жизни, или либидо, связанно с грудью, с первым внешним объектом. Эта «хорошая» грудь также интернализуется, в результате чего борьба между влечением к смерти и влечением к жизни представляется как борьба между пожирающей и питающей грудью.
С этим связана и роль зависти , которая, по мнению Кляйн, относится к одной из наиболее примитивных и фундаментальных эмоций. Зависть существует с первых дней жизни младенца и проявляется в виде деструктивных импульсов. Так как идеальная грудь воспринимается как источник любви и доброты, Эго старается ей соответствовать. Если это не представляется возможным, ребенок стремится атаковать и разрушить «хорошую» грудь, чтобы избавиться от источника зависти. С этой целью он пытается расщепить болезненный аффект. Если данная попытка завершается успешно, благодарность, интроецированная в идеальную грудь, обогащает и усиливает Эго [45].
« Вследствие сменяющих друг друга процессов дезинтеграции и интеграции постепенно развивается более интегрированное Эго, с возросшей способностью справляться с тревогой преследования » [46. С. 302].
Несомненной заслугой М. Кляйн является то, что она обратила внимание психоаналитиков на важность доэдиповой стадии в развитии ребенка. Доэдипальные фантазии признавались Мелани Кляйн в качестве ведущей детерминанты развития ребенка, более важной, например, чем внешние стрессы. Понятия проекции, интроекции, проективной идентификации прочно вошли в психоаналитический лексикон и занимают центральное место в современной теории объектных отношений.
Обогатило психоаналитическую теорию развития также и выдвинутое Мелани Кляйн положение о том, что стадии психосексуального развития (по Фрейду, оральная, анальная, фаллическая/генитальная) не являются последовательно сменяющимися этапами, но присутствуют у каждого ребенка с самого рождения в качестве тенденций, а ранние проявления эдипова конфликта начинают переживаться младенцем еще при кормлении грудью.
Одновременно со всем сказанным выше ряд положений кляйнианской теории носит дискуссионный характер [84, 105, 164]. Утверждение, что фантазия доступна ребенку от рождения, не соответствует данным когнитивной психологии и нейрофизиологии. Вызывает критику и центральное положение теории Кляйн, что основной конфликт разворачивается между двумя врожденными влечениями, а не между разными психическими структурами. Большинство аналитиков считает, что Кляйн минимизирует роль внешних объектов, среды и индивидуального опыта, практически утверждая, что фантазии продуцируются изнутри с помощью активности импульсов. Наконец, хотя концепцию Кляйн нередко относят к теориям объектных отношений, для нее значимость объекта вторична по сравнению со значимостью влечений. Проявлению реальных качеств объекта и его роли в развитии ребенка уделяется явно недостаточное внимание.
С точки зрения практики психоанализа наиболее важным достижением Кляйн было создание собственной техники работы с детьми [164]. Кляйн обладала особым талантом раскрывать с помощью игровых техник бессознательные фантазии маленького ребенка. Вместо свободных ассоциаций «маленькая фрау», как ее называла одна из пациенток, применила метод свободной игры, инициатором которой является ребенок и которая, так же как вербальные ассоциации взрослого человека, становится способом выражения его желаний, фантазий и жизненного опыта. Кляйн определила, каково должно быть расписание психоаналитических сеансов при работе с детьми и как должна быть устроена игровая комната. Каждый ребенок, в частности, имел свой отдельный ящик с игрушками, причем особый акцент делался на том, чтобы игрушки были небольшими, что позволяло им выступать непосредственно в качестве символов внутреннего мира ребенка .