Искусство и визуальное восприятие - Арнхейм Рудольф (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Что выглядит жизнеподобно?
Сегодня мы сталкиваемся с любопытной ситуацией. Считают, что «современное» искусство слишком удалено от реальной действительности, а проективный иллюзионизм наиболее близко приближается к ней, хотя из вышеприведенного анализа, пожалуй, трудно сказать, какой из двух методов более радикально отклоняется от основного визуального представления. Почему происходит такая разница в оценках? Что заставляет нас легко узнать изображенный на картине знакомый нам предмет, который глубоко бы озадачил людей других цивилизаций? И почему кар тина или статуя будет выглядеть для них жизнеподобной, а для нас нет?
На каком основании судят о жизненности образа? Можно поду мать, что это делается просто путем сопоставления образов с тем, что воспринимается в «реальной жизни». Однако это не совсем так. Насколько мы можем судить по письменным документам, которые дошли до нас из далекого прошлого, произведения искусства всегда рассматривались как правдивая копия реальных вещей. Величайшая похвала, которой удостаивалось произведение искусства, состояла в признании его реалистичности, которая, как говорят, была на столько сильной, что могла обмануть любого человека и животного. Теория уточняла эту оценку, включая в нее требование отбора художником всего наиболее значительного и прекрасного. Но даже этот идеализированный образ рассматривался лишь как правдивая копия того, что должно или могло существовать.
Китайские и греческие предания об иллюзии реальности в некоторых шедеврах живописи отсылают нас к художественным стилям, которые можно назвать по-разному, но только не иллюзионистскими в современном смысле слова. В качестве более позднего примера из западного искусства можно привести творчество итальянского художника Джотто. Сильно стилизованные картины Джотто едва ли могли обмануть его современников, если бы жизнеподобие его произведений оценивалось путем непосредственного сравнения с реальной действительностью, а не с той манерой рисования, к ко торой они привыкли. При сравнении его с ближайшими предшественниками изображение итальянским мастером глубины, объема, выразительности жестов, пейзажа действительно можно назвать реалистическим. И именно эта манера его изображения порождала удивительный эффект. Даже примеры из недалекого прошлого показывают, что прогресс в передаче жизнеподобия создает иллюзию самой жизни. Показанные в 90-х годах прошлого столетия первые кинокартины являлись технически грубыми, но зрители, увидев мчащийся на них поезд, вскрикивали в испуге. Это явление повторялось в так называемых «стереоскопических фильмах».
Конечно, в действительности иллюзии — явление весьма редкое. Но они являются чрезвычайным и наиболее осязаемым проявлением факта, что в определенных культурных условиях, как правило, хорошо знакомый стиль художественного изображения не осознается совсем — просто образ выглядит правдивым воспроизведением само го объекта. В современной цивилизации это является верным в отношении «реалистических» произведений; для многих людей, кто не осознает их весьма сложного и специфического стиля, они вы глядят «совсем как в жизни». Однако этот «художественный уровень» может очень быстро измениться. Сегодня мы едва ли можем вообразить, что несколько десятилетий тому назад произведения Сезанна и Ренуара выглядели совершенно нереальными.
Вероятно, только дальнейшее изменение «художественного уровня» заставит воспринимать произведения Пикассо, Брака или Клее похожими на вещи, которые изображают эти художники. Любой человек, занимающийся исследованием современного искусства, знает, что все более трудным становится осознавать те отклонения от реалистического толкования образа, которые так сильно воздействуют на новичка. Несмотря на то что вся наша жизнь благодаря усилиям дизайнеров, которые трудятся над украшением витрин магазинов, созданием обложек для книг, рекламных плакатов, обоев, пропитана всеми средствами современного искусства, уровень художественного развития «среднего человека» вряд ли превышает уровень 1750 года. Я должен подчеркнуть, что в данном случае я не говорю о вопросах вкуса, а имею в виду более или менее элементарный опыт в восприятии. Сталкиваясь с натюрмортом Ван Гога, современный критик фактически видит совсем другой объект, нежели его коллега в 1890 году.
Что касается самих художников, то, по-видимому, нет сомнения, что в своих работах они видят лишь точный эквивалент предмета, Их высказывания свидетельствуют о том, что они под «стилем» подразумевают просто средства достижения этого результата. «Оригинальность» — это непроизвольный продукт удачной попытке одаренного художника быть честным и правдивым. Сознательный поиск личного стиля неизбежно вредит ценности художественного произведения, так как этот поиск вводит элемент произвольности в процесс, который может управляться только закономерностью.
Было бы трудно объяснить факты отождествления предметов и образов психологией восприятия, в соответствии с которой следует ожидать, что две модели выглядят идентичными или похожими друг на друга, только если одна из этих моделей является точной и совершенной копией другой по всем измеримым элементам: форме, направлению, размерам, цвету. Все примеры парадоксального отождествления объекта и образа возможны лишь потому, что восприятие полагается на бросающиеся в глаза характерные структурные черты модели, которые информируют о ее выразительности, а не о ее точности и завершенности.
Рассмотрение проблемы «идентичности» и «опознания» вещей порождает трудности, так как современные логики приучили нас к категоричному мышлению, согласно которому образ либо создает полную иллюзию, либо предполагает лишь «значение», основанное на соглашении. Фактически же все образы воспринимаются (в той или иной степени) буквально как «бытие» вещей, изображением которых они являются. Вместо наивного предположения, что ребе нок, играющий с палкой как с куклой, является жертвой иллюзии, нам следовало бы понять, что нет ничего необычного в том, что предмет, будучи куском дерева, является в то же время и образом человека. Американские индейцы считали белых ученых виновниками голода, так как те, зарисовав бизонов, «забрали» их на страницы своих записных книжек. Тем самым индейцы, исходя из перцептивного подобия, отождествили объект с его образом. Они не пытались убить бизона в книге и съесть его, не старались сделать из зарисовок и какой-либо магический «символ»: бизоны были в одно и то же время и реальными и нереальными существами. Частичное отождествление образа с реальным объектом является скорее правилом, чем его исключением, не только у детей и первобытных людей, но и у всякого взрослого человека, который воспринимает образ, причем неважно, увидел ли он его во сне, в кино, в церкви, на фотографии или в художественном музее.
Можно утверждать, что любое удачное произведение искусства — независимо от его стиля и механической точности воспроизведения — передает целый фейерверк особенностей изображаемого объекта. Портрет школьницы Пикассо выполнен в беспорядочных, частично совпадающих формах, имеющих к тому же выразительное цветовое решение. На первый взгляд содержание картины остается неопределенным. Однако картина мастерски передает элементарную живость юного создания, детскую непосредственность, застенчивость ее лица, прямо зачесанные волосы, обременительную ношу огромного учебника.
Почему художник настаивает на художественном камуфляже, который скрывает то, что могло бы дать натуралистическое изображение школьницы? Ответ должен быть одним: для Пикассо (и не только для него) метод, которым он пользовался, делает в наших глазах школьного ребенка более жизненным, чем любой другой метод. Чтобы достичь этого эффекта, Пикассо в большей степени использует выразительные свойства формы и цвета, тогда как де тали внешнего вида модели оказываются для него менее важными. Посредством противопоставления простых геометрических форм и чистых цветовых оттенков Пикассо попытался дать целостное понимание предмета изображения.
