Дочки-матери. третий лишний? - Эльячефф Каролин (лучшие книги онлайн txt) 📗
Недостаток материнской поддержки, особенно, если дочь чувствует себя или действительно является неполноценной, может проявляться в пограничной форме систематических унижений, позволяющих матери с методичной жестокостью подкреплять свое превосходство. Так, в романе графини де Сегюр «Франсуа Горбатый» (1864), мадам Дезорм, мать маленькой Кристины регулярно нападает на свою дочь, постоянно критикует ее поведение и подавляет ее психику: «Ты далеко не красавица, моя бедняжка!»; «Она изомнет мне выходное платье или запачкает его ногами!»; «Кристина, ты слишком много ешь! Не заглатывай пищу так жадно! Ты хватаешь слишком большими кусками!» и т.д.
Тоже самое мы услышим от ужасной матери из пьесы «До конца» Томаса Бернхарда: мы уже рассказывали об этой вдове, которая не любила и не желала покойного мужа, а теперь живет вдвоем со своей взрослой дочерью. Она неустанно терроризирует дочь, всячески оскорбляет ее и осыпает бранными словами, которые оказывают непоправимо разрушительное воздействие, так как мать высказывает их прямо в лицо дочери и унижает ее человеческое достоинство (в отличие от матери Изабель из романа «Немилость», которая говорит об этом мужу, но этот разговор хотя бы не предназначался для ушей ее дочери):
«Ребенком ты всегда была уродом
с добрейшими глазами но уродом
и нужно время чтобы плоть урода
обличье человечье обрела»
Даже отец, или, по меньшей мере, воспоминания о нем, используются, чтобы как можно больнее уязвить дочь:
«Отец твой никогда в тебя не верил
она зачахнет сдохнет околеет
всегда твердил он от нее не будет толка
а в голове ее лишь чушь да бредни
она не грациозна не пластична
ей музыкального не дали музы слуха
такая не пригодна ни к чему»
Чувство вины у дочери усугубляется чувством собственной неполноценности, когда мать возлагает на нее ответственность за свое одиночество, хотя она сама поддерживает его всеми возможными способами:
«И все вокруг давно от нас сбежали
ведь ты все сделаешь всегда не так как надо»
В этом случае речь идет о том, что можно было бы назвать «антинарциссическими злоупотреблениями», когда господство матери подпитывается психическим и даже физическим унижением дочери:
«Да я тебя всегда такой любила
чтоб ты стояла на коленях предо мною
с таким почтением как перед королевой
ужель ты думаешь что встать тебе позволю»...
В «нарциссических злоупотреблениях», о которых говорилось в первой части, «мать в большей степени, чем женщина» проецирует на дочь собственные неудовлетворенные стремления к величию, которые переполняют ее, в какой бы форме они не проявлялись, реальной или воображаемой. Мать, выведенная в этой пьесе, скорее всего также принадлежит к категории «матерей в большей степени, чем женщин», так как всякий третий исключается из материнско-дочерних отношений. Но, в отличие от матерей, которые склонны к нарциссическим злоупотреблениям в своем отношении к дочерям и постоянно принуждают их становиться все более совершенными (как в фильмах «Самая красивая» или «Пианистка»), антинарциссические злоупотребления отражают собственную неудовлетворенность матерей, воплощение которой они видят в своих дочерях: «Она смотрелась в мои глаза. Я была ее разочаровывающим зеркалом», – так говорит о своей матери героиня из романа Виолетты Ледюк «Опустошение» (1955).
Дело не в том, что дочь объективно не обладает никакими физическими или интеллектуальными качествами, которые могли бы вызвать нежность и преданность матери (прекрасно известно, как дети с задержкой умственного развития или инвалиды способны пробуждать эти чувства), а в том, что мать просто не желает замечать в своей дочери ничего, кроме недостатков. Таким образом, столь характерные для вечно неудовлетворенных матерей антинарциссические злоупотребления зачастую – всего лишь производные безостановочной критики.
Даже если такая критика кому-то может показаться справедливой, она теряет всю свою воспитательную ценность (если огульная критика, высказываемая, к тому же, в оскорбительной форме, вообще может иметь какую-то воспитательную ценность), поскольку является систематической, несправедливой, чрезмерной, и всегда все обесценивает. Так, «Удушье» (1946), другой роман Виолетты Ледюк показывает, насколько опасна неадекватно жестокая реакция матери на «глупые выходки» маленькой дочери: «Босыми ногами по холодной плитке! Ты что, хочешь, чтобы я умерла от огорчения?» Когда девочка теряет свой зонтик, следует еще более неадекватная реакция: «Меня это просто убивает. Посмотрите на нее. Она хочет пустить нас по миру. Совершенно новый зонтик. Самый красивый во всем городе. Она недостойна того, что для нее делается. Не хватало еще, чтобы ты его кому-нибудь отдала. Это никуда не годится, просто ни уму, ни сердцу! Сумасшедшая какая-то! Точно, сумасшедшая».
Не признавая в своей дочери ни малейших достоинств – ни физических, ни психологических, систематически критикуя ее за то, какая она есть, и за все, что она делает, мать рассчитывает, что эти в высшей степени асимметричные взаимоотношения, постоянные унижения ее личности полностью исключат любые проявления соперничества со стороны дочери. Это настоящее психическое уничтожение, иногда оно проявляется в таких пограничных формах, которые возникли в воображении Томаса Бернхарда, а обычно встречается в более мягких формах, и это довольно широко распространено.
Такие матери обеспечивают себе абсолютное в своем роде превосходство, которого они жаждут, но которое могут реализовать только в отношениях с дочерью, которая так похожа на мать. Ради этой цели они обращаются с дочерьми как с рабынями, не оставляя им ни единой возможности обрести независимость. В этом проявляется кошмарная фантазия на тему «гинекократии», которую швейцарский мыслитель Иоган Жакоб Башофен облек в научную форму, а Т. Берхнард – в драматическую:
«Ты ничего и никогда не совершила
чего бы я тебе не разрешила
Без моего приказа не посмела б ты не так ли
То не вопрос не нужно отвечать
Произвела тебя на свет я только для себя
ты для меня одной
принадлежать ты будешь мне пока жива я буду
Ты полностью свободна ты же знаешь
но мне обязана ты до скончанья дней моих»
Как обычно бывает в отношениях раб – хозяин, рабство проявляется в различных формах, так как мать настолько же зависима от своей дочери, насколько дочь принадлежит или думает, что принадлежит матери:
«Ты мне всегда необходима это ясно
Всегда нуждаюсь я в тебе
Всечасно [...]
Смертельно свыклась я с тобой
Смертельно [...]
О да дитя мое не сразу пусть ты все же научилась
читать в моих глазах мои желанья
и в шевеленьи моего мизинца
глубокий разгадать сумела смысл
вот почему ты чувствуешь себя счастливой»...
Когда мать кичится данной мужу на его смертном одре клятвой: «Я буду жить всегда для дочери моей / Мое дитя не будет ведать страха», – в этом обещании нельзя не услышать смертельной угрозы для той, кому мать отравляет жизнь, потому что захватила ее полностью и не дает свободно вздохнуть. Если дочери действительно больше нечего бояться, так это потому, что худшее с ней уже произошло.
Может быть, ей даже умереть придется от руки своей матери, которая таким образом подтвердила бы свое всевластие над дочерью – вплоть до права распоряжаться ее жизнью и смертью. В фильме Робера Гедигяна «Город спокоен» (2001) дочь страдает зависимостью от наркотиков, но мать вновь полностью подчиняет ее, когда сама начинает доставать для нее героин. Не желая понимать, что кроется за душераздирающими просьбами дочери: «Мама, мне это нужно!», она будет давать дочери наркотик до тех пор, пока та не превысит смертельную дозу, таким страшным способом она освободит и себя, и дочь от того третьего, который их разделял, – от наркотика. Физическое убийство часто представляет собой всего лишь переход к действиям от многолетнего психического уничтожения: не освобождают ли матери-убийцы своих дочерей от смертельной зависимости, к которой они сами полностью сводят жизнь своего потомства?
