Моя жизнь после смерти - Уилсон Роберт Антон (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Учитывая, что все эти пять факторов - гены, импринтирование, кондиционирование, обучение и обстоятельства - играют определенную роль в жизни человека (и животного) и что при проведении будущих исследований могут также всплыть шестой, седьмой и прочие факторы, все примитивные дебаты вроде "гены или выбор" отдают редукционизмом и средневековым душком. Надеюсь, вы уже догадались, что я придерживаюсь этой точки зрения в отношении не только сексуальной ориентации, а вообще всех человеческих качеств. Но вернемся к нашим баранам.
Помимо моложавости и стройности, - качеств, о которых я упомянул лишь с целью продемонстрировать, что время от времени обращаю внимание не только на ум, но и на какие-то другие характеристики людей, - Дон подкупал своей любезностью и обаянием. Даже во время первой встречи со мной, мужчиной более старшего возраста при жене и детях, он не столь агрессивно отстаивал свою голубизну и не столь откровенно подозревал меня в скрытой гомофобии, как делали это почти все геи, которых я знал. Но, разумеется, больше всего меня интересовала не его сексуальная ориентация. Моложавость или незащищенность. Меня совершенно потряс его блестящий ум. По окончании интервью я сказал, что всегда буду рад видеть его в своем доме и с удовольствием с ним беседовать.
В течение пяти или шести лет - до 1982 года, когда мы с Арлен переехали в Ирландию, - мы были близкими друзьями. Вплоть до 1981 года Дон, Арлен и я посещали Падейский университет. Это было альтернативное учебное заведение, которое могло появиться только в Калифорнии. Порой у нас возникало ощущение, что контркультурное новаторство Падеи заходит настолько далеко, что калифорнийское министерство просвещения непременно исключит ее из категории "одобренных государством" учебных заведений. Но этого не случилось, а недавно я узнал, что, напротив, Падея разделилась на два новых, еще более радикальных и новаторских университета, один из которых получил категорию "разрешенных" учебных заведений, а второй относится к разряду "анархических". После нашего отъезда в Ирландию мы продолжали дружить с Доном "по почте", хотя он писал не так часто, как Боб Ши. Когда в 1988 году мы с Арлен вернулись в Штаты, я виделся с Доном несколько раз в году, потому что он по-прежнему жил в Сан-Франциско, а я в тот период обосновался в Лос-Анджелесе.
Дон помог мне освоиться в стремительном потоке компьютерной революции и способствовал тому, что даже я смог себе позволить домашний компьютер для писательской работы. Он открыл мне Интернет. Он привлек мое внимание к творчеству нескольких интересных писателей, в том числе Уильяма Гибсона, а я пробудил в нем интерес к Джеймсу Джойсу.
От знакомых людей из Сан-Франциско (когда-то я тоже там жил и знаю массу людей оттуда) я постоянно слышал об активности, с которой Дон пропагандировал компьютеры, либеральное движение геев и (черт побери) мои книги, которыми он непомерно восторгался. Я полагаю, что именно Дон вдохновил людей написать лозунги на стенах мест общественного пользования в округе Кастро, о которых даже сообщалось в "Кроникл": ИСКОРЕНИМ ПРИОРИТЕТ РАЗМЕРА.
Когда-то я придумал этот лозунг и вложил его в уста недовольного карлика Маркоффа Чейни из трилогии "Кот Шредингера". Этот персонаж относится к концепции "нормального" с враждебностью, достойной самого проф. Финнегана из КСРСНЯ. Чейни, подобно Финнегану, утверждает, что вся концепция "нормальности" путает нейрологические уровни абстракции, подменяя абстрактной математикой экзистенциальный опыт, чем еще более обезличивает и приводит в упадок все, что не вписывается в тупое усреднение параметров. (Я вижу по крайней мере две причины, по которым многие геи из р-на Кастро, возможно читавшие эту книгу благодаря миссионерской работе Дона, испытывали симпатию к Чейни и его лозунгу "ИСКОРЕНИМ ПРИОРИТЕТ РАЗМЕРА").
Последний раз до финальной встречи на дне рождения я виделся с Доном в университете Стэнфорда. Я вылетел туда из Лос-Анджелеса. Чтобы принять участие в конференции по психоделикам. Дон примчался ко мне из Кастро и мы вместе обедали. Он был, как всегда, остроумен, блистателен, молод (тогда ему, должно быть, уже перевалило за сорок) и здоров. Мы, как обычно, разговаривали обо всем на свете, но больше всего о Джордже Буше. Который обоих нас до смерти пугал. Мы оба считали. Что Буш может оказаться самым худшим президентом в американской истории и худшим человеком двадцатого столетия во всемирной истории, даже на фоне таких могучих соперников, как Гитлер, Сталин и Мао. Помню, как бурно я отмечал победу Клинтона на выборах в 1992 году. Наверное, Дон тоже ликовал.
Точную дату я не помню, но где-то в начале 1993 года мне позвонил Стэн, бывший любовник Дона, который по-прежнему оставался ему близким другом. Он сообщил мне о болезни Дона и объяснил, что такое ВИЧ-инфицированное слабоумие.
В последующие месяцы я несколько раз звонил Дону по телефону. Мне кажется. Эти беседы его радовали, но для меня они были адом. Нет ничего мучительнее разговора с умным человеком, который "двинулся мозгами". Ты никогда не знаешь, какую часть сказанного он понимает, зато точно знаешь, что он все еще сохраняет часть своего интеллекта и кое-что понимает. И вдруг выясняется. Что он не помнит, чем болен, как тебя зовут и что ты только что сказал. А потом снова вспоминает.
На протяжении нескольких месяцев я с горечью и ужасом наблюдал, как постепенно гибнет блестящий ум.
Я отправил Дону несколько писем. Стэн сказал, что Дон их прочитал и пару раз даже цитировал из них какие-то фразы. Но его безумие усиливалось периоды помутнения сознания учащались. Один раз он сказал мне по телефону: "Я не хочу превратиться в одного из тех больных. Которых я видел в лечебнице... это же невменяемые идиоты..."
О том. Что ВИЧ-инфицированное слабоумие будет развиваться, как и обычная болезнь Альцгеймера, заранее ничего сказать нельзя. Один врач даже сказал Стэну, что Дон может протянуть еще несколько лет в "относительно нормальном" психическом состоянии.
Иногда, названивая Стэну, чтобы узнать новые подробности о состоянии Дона. О которых не мог спросить самого Дона, я слышал о некотором улучшении. А в следующий раз выяснялось. Что болезнь снова начала прогрессировать. И все это на фоне рака Боба Ши, который то прогрессировал, то отступал, - и так до бесконечности.
Естественно, когда у тебя умирают два друга, ты сам немного становишься ипохондриком. Это произошло и со мной: каждый незначительный болезненный симптом, который я ощущал в течение часа или двух казался мне началом смертельной болезни. Большая часть этих симптомов проходила раньше, чем я собирался сходить к врачу. (Пока что я не страдаю ни одним серьезным заболеванием. Хотя сейчас больше, чем в молодости, слежу за своим питанием. Через двадцать три года, которые прошли с момента моего переезда в Калифорнию, я, наконец, ем практически то, что якобы едят все калифорнийцы. - точнее, ем так большую часть времени...)
Когда мы приехали на день рождения Дона, которому суждено было стать последним, в доме находилось несколько друзей и несколько незнакомцев. Кто-то из них знал Дона по "голубому" братству, а кто-то - по компьютерной индустрии. (Он был соучредителем сети CommuniTree). В какой-то момент я лениво подумал: интересно, кто из этих гостей принадлежит к миру мужчин с нормальной сексуальной ориентацией, а кто - к "голубому" братству?
Подобно многим праздным и глупым вопросам, этот вопрос стоил того, чтобы над ним задуматься. Поскольку я с ослепительной ясностью понял, как мало значит сексуальная ориентация с человеческой точки зрения. То, что действительно важно, находится в нравственном измерении. Словно энергию бетховенского аккорда, я физически ощущал ту сверхчеловеческую энергию любви, тепла, заботы и поддержки, которая исходила от всех гостей на этом дне рождения.
Все эти люди любили Дона и были воплощением сострадания, которое, как мне кажется, делает людей прекрасными и благородными.
Сам Дон говорил мало и с трудом держал голову прямо; она все время опускалась вниз. Я много с ним общался: вел интеллектуальные разговоры, рассказывал ему последние шутки, расхваливал фильмы, которые мне понравились. Мне показалось, что он рад меня видеть, но это не могло поднять его дух и вывести из явно депрессивного состояния.
