Музыкофилия: сказки о музыке и мозге. - Сакс Оливер (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

Нейронные корреляты абсолютного слуха были выявлены путем сравнения мозга музыкантов с абсолютным слухом и без такового с помощью метода структурной визуализации (магнитно-резонансной морфометрии) и функциональной визуализации мозга в те моменты, когда испытуемые распознавали музыкальные тоны и интервалы. В опубликованной в 1995 году статье Готфрид Шлауг и его соавторы показали, что у музыкантов с абсолютным слухом, в отличие от музыкантов без абсолютного слуха, наблюдалась выраженная асимметрия между объемами правой и левой височных областей, структур, играющих важную роль в восприятии речи и музыки. Такая же асимметрия височных областей была выявлена и у других людей с абсолютным слухом [49].

Абсолютный слух – это не только восприятие тонов. Люди с абсолютным слухом должны обладать способностью не только точно чувствовать высоту звуков, но и называть их, определять их место среди нот звукоряда. Это та способность, которой лишился Фрэнк В. после повреждения лобной доли вследствие разрыва аневризмы мозговой артерии. Дополнительные церебральные механизмы, которые требуются для соотнесения высоты звука с его названием, локализуются в лобных долях, и это тоже видно при проведении функциональной магнитно-резонансной томографии. Так, если человека с абсолютным слухом просят называть слышимые тоны и интервалы, то на МРТ будет видна очаговая активация в определенных ассоциативных областях лобной коры. У людей с относительным слухом эта область активируется только при назывании интервалов.

Все люди, обладающие абсолютным слухом, способны научиться называть звуки, относящиеся к разным категориям в зависимости от высоты тона, но неясно, исключает ли это предварительную категоризацию восприятия высоты звука, не зависящую от ассоциаций и обучения. То, что многие обладатели абсолютного слуха настаивают на уникальных перцептивных характеристиках каждого тона – на его уникальном и неповторимом «цвете», – говорит о том, что усвоению категориальных ярлыков предшествует чисто перцептивная категоризация тонов.

Дженни Саффран и Грегори Грипентрог из Висконсинского университета сравнили восьмимесячных младенцев со взрослыми (получившими и не получившими музыкальное образование), предложив им тест на обучение тональным последовательностям. Было обнаружено, что дети при обучении опираются на абсолютный слух, а взрослые на слух относительный. Это позволило предположить, что абсолютный слух является универсальным свойством детей и выполняет у них адаптивную функцию, у взрослых этот признак становится дезадаптивным и поэтому утрачивается. «Дети, группирующие мелодии по чистой тональности, – утверждают авторы, – никогда не смогут понять, что песни, которые они слышат, – это те же самые песни, исполнявшиеся до этого в другом ключе, или что уже слышали слова, произнесенные в другой частотной тональности». В частности, авторы утверждают, что развитие речевых способностей требует подавления абсолютного слуха, и только какие-то необычные условия способствуют его сохранению. (Овладение тональным языком может быть одним из «необычных условий», способствующих сохранению абсолютного слуха.)

Дейч и соавторы в напечатанной в 2006 году статье предположили, что их работа имеет значение не только для «подтверждения модульности обработки речи и музыки… но и для подтверждения эволюционного происхождения того и другого». В своей книге «Поющий неандерталец: происхождение музыки, языка, сознания и тела» Стивен Мизен развивает эту идею, полагая, что музыка и язык имеют общее происхождение и что для неандертальцев был характерен протомузыкально-проторечевой язык [50]. Такой тип напевного языка смыслов, лишенного слов в том виде, в каком мы их понимаем, Мизен называет языком ХМММ (холистико-миметический-музыкальный-мультимодальный). Эта речь, рассуждает Мизен, зависела от соединения отдельных навыков, включая способность к подражанию и абсолютный слух.

По мере развития «композиционного языка и синтаксических правил, – пишет Мизен, – которые позволяют высказать бесчисленное множество разных вещей, в противоположность языку ХМММ, который позволяет выразить лишь ограниченное количество фраз… мозг младенцев и детей стал развиваться по-другому, и одним из следствий этого стала потеря совершенного музыкального слуха большинством индивидов и снижение музыкальных способностей». Мы не располагаем пока убедительными доказательствами в пользу этой смелой гипотезы, но она представляется весьма и весьма заманчивой.

Однажды мне рассказали о какой-то уединенной долине на одном из островов Тихого океана, все жители которой обладают абсолютным музыкальным слухом. Мне нравится воображать себе этих людей как древнее племя, застывшее на стадии неандертальцев Мизена и сохранившее исключительные подражательные способности, племя, члены которого общаются между собой на лексико-музыкальном праязыке. Правда, я подозреваю, что такой долины на самом деле не существует, что это всего лишь прекрасная фантастическая метафора или коллективное воспоминание о канувшем в Лету нашем музыкальном прошлом.

10

Нарушение музыкального слуха: кохлеарная амузия

Дарвин считал глаз чудом эволюции. Ухо также является сложным и прекрасным чудом. Путь звуковых колебаний от входа в наружный слуховой проход, переход их через барабанную перепонку в среднее ухо со слуховыми косточками, а затем до входа колебаний в полость спиральной улитки был описан еще в XVII веке. Тогда полагали, что звуки, проходя через ухо, усиливаются в улитке, как в музыкальном инструменте. Через сто лет выяснилось, что закрученная в спираль улитка в разных своих частях по-разному настроена на диапазон слышимых частот – низкие звуки воспринимаются в широком основании, высокие – в остроконечной вершине. К началу XVIII века стало понятно, что улитка заполнена жидкостью и выстлана изнутри мембраной, которую считали похожей на последовательность резонирующих струн. В 1851 году итальянский гистолог Альфонсо Корти открыл и описал сложную сенсорную структуру, расположенную на базилярной мембране улитки и состоящую из трех тысяч пятисот волосковых клеток – конечных слуховых рецепторов, – структуру, которую мы теперь называем кортиевым органом. Ухо молодого человека различает десять звуковых октав в диапазоне частот от тридцати до двенадцати тысяч герц. В среднем обычное ухо различает звуки, отличающиеся друг от друга на одну семнадцатую тона. В этом диапазоне – сверху донизу – мы слышим около тысячи четырехсот различимых тонов.

В отличие от глаза, кортиев орган надежно защищен от случайной травмы; он спрятан глубоко в голове, заключен в каменистую часть височной кости – самой плотной в скелете – и погружен в жидкость, гасящую случайные сотрясения и вибрацию. Но при всей этой защищенности от грубых травм кортиев орган с его нежными волосковыми клетками в высшей степени уязвим в ином смысле – уязвим по отношению к громким звукам (сирена «Скорой помощи» и сигнал проезжающей машины каждый раз уничтожают несколько волосковых клеток, не говоря уже о реве самолетных двигателей, гремящей рок-музыке, плеерах и тому подобном). Волосковые клетки подвержены также старению и наследственным поражениям. Считается, что разрушенные волосковые клетки не восстанавливаются [51].

Джекоб Л., выдающийся композитор, обратился ко мне за консультацией в 2003 году. В то время ему было около семидесяти лет. Жалобы появились приблизительно за три месяца до обращения. «Около месяца я не подходил к инструменту и не сочинял музыку, – сказал он, – а когда сел за рояль, вдруг заметил, что верхний регистр, в котором я играл, страшно расстроен. Звуки выходили очень резкими и визгливыми… и абсолютно не мелодичными». В частности, ноты стали субъективно восприниматься на четверть тона выше в первой октаве и на полтона выше в остальных октавах. Когда Джекоб пожаловался владельцу рояля, на котором он играл, на то, что инструмент расстроен, тот искренне удивился и сказал, что все, кто до этого садился за его рояль, находили инструмент превосходным. Озадаченный Джекоб вернулся домой и решил проверить себя на собственном электронном синтезаторе, всегда великолепно настроенном. К своей досаде, композитор обнаружил, что и здесь ноты верхних октав звучали слишком высоко.