Дочки-матери. третий лишний? - Эльячефф Каролин (лучшие книги онлайн txt) 📗
Тремя годами позже Ги де Мопассан в романе «Сильна как смерть» (1889) выводит на первый план женщину, которая трагически переживает свое падение – адюльтер с художником, решившим написать ее портрет. Как будто охватывающее ее ощущение безнадежности при мысли, что она может уступить искушению, было ничем иным, как предчувствием ужасного наказания, которое ей придется понести много лет спустя, когда ее любовник влюбится в ее же собственную дочь. Именно портрет, обязанный своим происхождением их связи, заставит обратить внимание на похожесть матери и дочери и спровоцирует у стареющего художника невозможную между ним и юной девушкой любовь. «И он прошел мимо, влюбленный в нее, в ту, что была слева от него, как и в ту, что осталась справа, не понимая в это мгновение, кто справа, а кто слева, кто из них мать, а кто дочь... Он даже попытался соединить их в одну в своем сердце, перестать различать их в мыслях, и тешил себя этой очаровывающей иллюзией смешения. Не была ли она одной и той же женщиной – сначала матерью, а потом дочерью? Не вернулась ли она на землю в виде дочери единственно затем, чтобы возродить его прежнюю любовь к матери?» Дочь в любом случае была защищена от правды, не осознавая почти до самого финала, что этот друг семьи – на самом деле любовник ее матери и что он ее любит. Любит теперь ее, как когда-то любил ее мать. Но этим мать приговаривалась к отчаянию, а он – к смерти.
В 1901 году Поль Бурже публикует роман также на схожую тему под названием «Призрак». В нем рассказывается о мужчине, за которого вышла замуж дочь его давнишней любовницы, погибшей в результате несчастного случая. Его угнетает «ощущение инцеста», которое усугубляется сходством двух женщин. В то же время его молодая жена отчетливо чувствует, что они с супругом разделены чем-то, что она никак не может определить, но это нечто таится в этом «темном углу комнаты, в который никто никогда не заглядывает», и где ее муж испытывает ощущение, будто там притаился призрак. Неврастенических симптомов мужа не достаточно, чтобы разрушить этот союз, и даже узнав правду, молодая женщина продолжает жить с бывшим любовником матери. Поль Бурже как моралист строго осуждает эту ситуацию: «такая замена и эмоциональная, и физическая, супруги – на любовницу, а дочь – на мать, является совершенно чудовищной».
Все эти романы написаны мужчинами. В то же время женщины, и мы в этом убедились на примере Фанни Херст, также оказались способны ввести в основную сюжетную линию инцест второго типа. Эдит Уортон предоставляет один из наиболее наглядных примеров в романе «Материнское вознаграждение» (1925), чье название само по себе весьма красноречиво, поскольку указывает на возможные драматические последствия выбора «женщины в большей степени, чем матери» в пользу того, чтобы оставить мужа и ребенка младенческого возраста и жить своей жизнью. Героиня романа принадлежит к высшему обществу Нью-Йорка начала двадцатого века. Очень рано разлученная с мужем, она проживет свою жизнь «в изгнании» и на Ривьере встречает новую любовь в лице молодого человека, с которым переживает короткую, но яркую связь. Спустя годы, после смерти ее мужа, она приглашена в гости к дочери – сироте по отцу и богатой невесте на выданье. Остро переживая долгую разлуку, мать и дочь выстраивают отношения почти по типу любовной идиллии: мать становится «матерью в большей степени, чем женщиной». Ее привязанность к дочери, замещающей отсутствующего любовника, благоприятствует проявлению «платонического инцеста», например, «иногда ее ужасало, когда она чувствовала, насколько похожа эта материнская одержимость на ее внезапную и всепоглощающую страсть к бывшему любовнику».
Мать с радостью строит планы совместной жизни с дочерью до конца своих дней, словно они – стареющая супружеская чета: «Жить в той же атмосфере, что и дочь, жить все время в близости к Анне, в той уникальной связи матери и дочери, когда одна возрождается в другой, – вот те единственные человеческие отношения без недоверия и лжи, единственная любовь, которая никогда не ошибается». Но девушка уже выросла из детского возраста, она влюбляется в мужчину, который не подозревает, что он был самой большой любовью матери девушки, и не знает, чья она дочь. Узнав о том, что произошло, мать приходит в отчаяние: к ревности и досаде женщины, замещенной другой в сердце мужчины, добавилось соперничество с собственной дочерью, единственной душой, которую она по-настоящему любит и кем должна быть любима сама.
Она безуспешно старается расстроить свадьбу, но самое большее, что ей удастся, – лишь спровоцировать ссору, которая вызовет досаду у дочери и настроит ее против матери. Только материнское согласие на свадьбу восстановит мир между нею и дочерью. Но мать не может ни смириться с необходимостью проживания вместе с молодой семьей, ни принять предложение старого друга, с которым могла бы создать собственную семью. Итак, она, как обычно, сбегает и снова обретает «свою старую боль – быть изгнанницей», вновь становится бездомной скиталицей без надежды на возвращение и, на сей раз, на возрождение прежней любви. После этого тройного разочарования – в браке, в любви и в материнстве, она остается совершенно подавленной и одинокой, одновременно все потерявшей и потерянной. Мораль этой истории вполне очевидна: мать обязана смириться с отказом от любовной жизни, если она не хочет вступить в смертельно опасное соперничество с собственной дочерью, единственной женщиной в мире, которой она не имеет права желать несчастья. Все-таки существует определенный риск, что эта «материнская компенсация», в данном случае – воссоединение с любящей и любимой дочерью, может стать наказанием для женщины, не желающей принимать отказ от сексуальных отношений, который почему-то принято называть материнством.
Еще один пример дочери, увлеченной любовником матери, хотя известно и множество других, только подтверждает коварное сходство между платоническим инцестом и инцестом второго типа. Это случай, описанный Эрве Базеном в повести «Кого я осмеливаюсь любить» (1956). В ней ситуация матриархата (которая напоминает уже упоминавшуюся «Супружескую жизнь») вызывает у взрослой дочери настолько сильную зависимость от матери, что когда та вторично выходит замуж, дочь готова на все, лишь бы избавиться от своего соперника, она даже согласна стать его любовницей.
Итак, героиня живет в деревенском доме («женском доме, в котором слабые и непостоянные мужья были способны, сменяя один другого, плодить одних лишь дочерей»). Этот дом сначала унаследовала бабушка, оставшаяся вдовой после первой мировой войны; затем мать, которая вышла замуж с единственной целью избежать (безуспешно) жизни в этом доме, где ее муж, бывший пленником во время второй мировой войны, появился лишь для того, чтобы получить развод. Здесь также проживают две ее дочери – подростки, одна из которых недоразвитая; и, наконец, престарелая тетушка – ханжа, у которой всегда «ушки на макушке». История, рассказанная старшей дочерью, Изабель (Изой, как зовут ее домашние, чтобы не путать дочь с матерью, которую называют Бель), начинается в тот самый день, когда мать возвращается к домашнему очагу вместе с новым мужем. Довольно скоро у дочери проявляются первые признаки ревности, так как она чувствует себя «подавленной» появлением чужака и отказывается принимать третьего участника. Дочь не в состоянии принять появление мужчины, пока он не исключен из материнско-дочерних отношений, и повторное замужество матери, которое отдаляет мать от нее. Она продолжает настаивать даже на сохранении их общего имени: «С какой стати она должна называться мадам Мелизе, если, пока она была только моей матерью, я всегда называла ее Изабель Дюплон?» Однако приходской священник, наилучшим образом комментируя недружелюбный прием гостя, ставит ей точный диагноз: «Ты остаешься тем, кем ты и была – ты лишь дочь своей матери».
За что Иза решает наказать мать, став любовницей отчима, как не за то, что, по ее мнению, Бель предала ее, когда отказалась вести себя так же, как дочь? «На самом дне моего сердца, молча, я вынашивала злое оправдание: вред, который она причинила нам, выйдя замуж за Мориса, я вернула ей, сделав отчима своим любовником». Платонический инцест, прекращенный замужеством матери, оборачивается инцестом второго типа, ставшим возможным по причине материнской болезни, а затем и смерти. Последнее обстоятельство позволяет избежать излишне прямолинейного противопоставления матери и дочери в соперничестве: дочь всего лишь исполняет обязанности матери, сначала ставшей сексуально недоступной из-за болезни, а затем и вовсе ушедшей из жизни. «Что действительно плохо в этом замужестве, так это то, что твой любовник женат на твоей же матери, этой несчастной и больной женщине, которую ты по-прежнему любишь и которая любит тебя, и к тому же очень любит своего мужа. Ты не продержалась и тридцати секунд в роли неприступной Изабель, и мы согласимся с тобой, что это досадно! И ты поддалась домогательствам единственного мужчины, к которому не имела права прикасаться, – это черное дело, это инцест.» Что касается мужа-любовника, происходящее, похоже, эмоционально не слишком его задевает, хотя и он «плотно увяз в этой бигамии, в которой я занимала место любимой жены и даже имя носила такое же, как у первой женщины, кому принадлежало это право».
