Терапия испытанием: Необычные способы менять поведение - Хейли Джей (е книги txt) 📗

— Да, — отозвался терапевт.

— Мой врач выписал мне транквилизаторы и антидепрессанты. Мне помогает.

— А как он? — махнув рукой в сторону мужа, спросил терапевт.

— Я же сказала, что он говорит мне — мне бы не хотелось обсуждать это при детях.

— Они практически все знают, — возразил терапевт и повернулся к мальчику. — Вы же практически все знаете?

— Ничего не пропускаешь, да? — спросил папа Декстера.

Терапевт все-таки предложил родителям отправить детей в приемную, что они и сделали. Оставшись наедине с терапевтом, жена поделилась своей озабоченностью угрозами самоубийства со стороны мужа.

— Я очень волнуюсь за него. Потому что он говорит о самоубийстве и грозит, что покончит с собой. У меня есть транквилизато ры, так он взял у меня целый флакончик. Я сама не видела, как он выпил пять штук, но он говорит, что выпил. Он все время говорит о самоубийстве. Он хотел поговорить с кем-нибудь — с врачом — и мне кажется, что ему это действительно необходимо. Я не уверена, что это все просто игра, понимаете, чтобы удержать меня. А если он и правда сделает что-то с собой — не знаю.

— Почему бы вам не спросить его напрямую? — предложил терапевт.

— Разрешите мне объяснить, как все происходило, — начал муж. — Я не ищу причину или оправдание…

— Ваша жена хочет задать вам вопрос, — перебил его терапевт.

— А, хорошо, — согласился муж.

— Если мы разведемся, ты и в правду покончишь с собой? — обернулась к нему жена.

— Я принял те транквилизаторы в надежде получить отдохновение. Побочным продуктом этого оказался чуть более длительный сон. Я думаю, надо быть по-настоящему сумасшедшим, чтобы покончить с собой…

— Ты с собой покончишь? Тебе не обязательно сходить с ума.

— Мне все равно, что делать. Все равно. Вероятно, я готов искать облегчение каким угодно способом. Может, пить больше.

— Ты уже пьешь слишком много. И это не помогает.

— Ну, — сказал муж и голос его задрожал, — когда тебе так больно, порой и кратковременного облегчения достаточно, чтобы поддержать тебя — и пусть на следующий день ты трус и тому подобное… — ты вырываешься, ты освобождаешься.

— Знаешь, я понимаю, почему ты пьешь, но на мой вопрос ты так и не ответил, Генри.

— Мне кажется, надо быть сумасшедшим, чтобы ответить определенно: «Я собираюсь покончить с собой», но я знаю людей, которым потребовались года…

— Ты настроен покончить с собой?

— Я настроен на то, что для жизни нет ни единой, абсолютно ни единой причины, — повернувшись к терапевту и снова возвращаясь к эпизоду с транквилизаторами, он сказал: — Если бы я мог рассказать, как все произошло…

— Пока не надо, — остановил его терапевт.

— Конечно.

И снова терапевту необходимо было принять решение. Если муж склонен к самоубийству, терапевт должен предпринять соответствующие действия и, если это необходимо, госпитализировать его. Решение это далеко не простое, ибо терапевт должен взвесить последствия госпитализации. Человек, сидящий перед ним, может вскоре потерять одновременно и жену, и работу, в этих условиях госпитализация резко повышает вероятность ускорения событий, а значит, и позыв к самоубийству. Терапевт решил остановиться на положительном аспекте ситуации. Повернувшись к мужу, он сказал:

— А теперь скажите вашей жене, что вы не собираетесь покончить с собой.

— Только разрушить себя.

— Да, вы собираетесь убивать себя постепенно. День за днем.

— Именно этим он и занимается, — вставила жена.

— Пока что-нибудь не произойдет, верно? — спросил терапевт. — Что-то происходит или начинает происходить, когда что-то делается по отношению к тому, как вы себя чувствуете, верно? И по отношению к ситуации, в которой вы находитесь. Вот почему вы здесь.

— Верно.

— Итак, чтобы можно было работать с вами обоими, мы можем начать притормаживать процесс и так все устроить, чтобы вы чувствовали себя лучше в тяжелые периоды вашей совместной жизни. Вот для чего вы здесь. Вот почему вы не покончите с собой. Мы можем притормозить все это. Сколько вам лет?

— Тридцать один.

— Ладно, умрете в семьдесят один, мы затормозим машину. Хорошо? — терапевт повернулся к Мейбл: — Ваш муж говорит, что не покончит с собой.

— Я до конца этому не верю, — возразила она. — Он уже внушил мне, что это произойдет.

— В эту субботу приезжала ее сестра, чтобы взять их к себе в гости, — заговорил муж. — Мое сердце разбилось на кусочки, когда я увидел, как они уходят и оставляют меня одного.

— Я подаю на развод. Сейчас все по-другому, Генри. Мне не хочется быть с тобой. Раньше хотела, даже нуждалась в этом. Правильно? Но тебя никогда не было.

— Ты меня убедила, я теперь как никогда понимаю это.

— Всю мою жизнь — нашу жизнь — это повторялось как по кругу, — обратилась жена к терапевту, — тринадцать лет с тех пор, как я познакомилась с ним.

— Тринадцать лет? — удивился терапевт.

— Мы женаты уже десять лет.

— Десять с половиной, — уточнил муж. — Есть только одно, о чем мы не должны упоминать, а то все это будет длиться тысячу лет. Разрешить это невозможно. Я просто мирился с этим. Ее семья — вот о чем мы не должны упоминать.

— Это тут не при чем, Генри! — громко и гневно сказала жена.

— Ее реакция сама за себя говорит. Я принимаю на себя все сто процентов обвинения. Я все возьму на себя.

— Я чувствую, что не хочу обсуждать наши семейные проблемы, — жена повернулась к терапевту и твердо сказала, — потому что я здесь только для того, чтобы помочь Декстеру. Я приняла решение, и сейчас ничто не может заставить меня передумать. Он говорит, что рвется работать над тем, над этим — это все пустые обещания, которыми я сыта за десять лет или даже за тринадцать.

Пытаясь найти для супругов какой-нибудь положительный момент, терапевт обратился к их прошлому в надежде, что отыщется время, когда дела шли неплохо:

— Скажите, а десять лет назад, когда ему было двадцать один — как тогда все было?

— И тогда было плохо, — гневно проговорила жена. — Я порвала с ним. Мы не собирались жениться. Я сказала: «Все, это конец». И тогда он стал делать то, что делает со мной сейчас. Плакал и, вы понимаете, заставлял меня жалеть его. У меня есть чувства к нему и всегда будут. Но я чувствую, что хватит, не хочу больше никакого брака, а он начинает плакать, и мне его так жалко, так жалко. Он обещает мне все на свете, может быть, даже сам верит в это, но ничего он не выполнит. Слишком часто это все происходило. Мы уже разъезжались на полтора года.

— Полтора года? — опять удивился терапевт.

— Почти два. Я вернулась к нему, и дела пошли еще хуже, чем до моего ухода. Он как будто расплачивался со мной за те полтора года, что я жила отдельно.

— К сожалению, две вещи очень важны, — убеждал муж. — Одна — эта неразбериха в финансовом мире, которая происходила как раз, когда она вернулась. Все финансовое сообщество начало разваливаться, и я внезапно потерял работу. Вторая — я так много отдал миру моей работы, что сейчас мне почти нечего ему предъявить. Я убежден, что кое-что тогда было зря.

— Прежде чем идти сюда, я себе обещала, что об этом мы говорит не будем, — жена безнадежно махнула рукой.

— Ну, мы должны прояснить состояние дел на сегодня, — возразил терапевт. — Для всех нас необходима ясность.

— Мне кажется, самая большая проблема в том, что я его боюсь, — пояснила жена. — Если я говорю определенным тоном, то могу получить кулаком по руке. Я не могу — понимаете, он много пьет, и бьет меня в течение тринадцати лет, еще до нашей свадьбы. Однажды вечером он напился, пришел домой, а я уже легла спать. Он взял ремень и начал хлестать меня ремнем.

— Сколько раз он ударил вас? — спросил терапевт.

— Ремнем? Не могу сказать точно.

— Четыре раза, — ответил муж.

— Генри! Я знаю, а не ты.

— Мне до сих пор стыдно за это.

— Нет, не четыре раза, — продолжала жена, — а много раз. Ты все время повторял: «Еще разик, еще разик». Одним словом, я напугалась до смерти.