Квантовая психология - Уилсон Роберт Антон (книги бесплатно txt) 📗
Слабость аристотелевских «идентификационных» утверждений заключается в том, что они любому «объекту» приписывают некую внутреннюю «вещность» (которую циничный немецкий философ Макс Штирнер называл «призраком»). Помните, как у Мольера невежественный врач, стараясь произвести впечатление на еще более невежественного пациента, «объясняет», что опиум погружает нас в сон, потому что обладает «снотворным качеством»? Научное, или операционалистское утверждение должно было бы точно определить, каким образом структура молекулы опиума химически связывается со специфическими структурами рецепторов мозга, — то есть описать действительные события в пространственно-временном континууме.
Проще говоря, аристотелевская вселенная — это собрание «вещей», обладающих внутренними «сущностями» или «призраками», в то время как современная научная (или экзистенциалистская) вселенная — это сеть структурных взаимоотношений. (Чтобы четче увидеть это отличие, взгляните еще раз на два первых примера стандартного языка и языка-прим.)
Но, как ни смешон мольеровский врач, ему далеко до ватиканских богословов. Согласно томизму-аристотелизму (официальной философии Ватикана), «вещи» не только обладают внутренними «сущностями», но и имеют внешние «акциденции» [23], или проявления. Этим, в частности, «объясняется» Чудо Пресуществления [24]. В этом изумительном, поразительном, совершенно невероятном Чуде кусочек хлеба превращается в тело еврея, жившего 2000 лет назад.
Так вот, «акциденции» — к которым относится все, что вы можете наблюдать в хлебе, как при помощи ваших органов чувств, так и при помощи самых тонких научных инструментов, — конечно же, не изменяются. Для ваших глаз, вкусовых сосочков или электронных микроскопов хлеб не претерпевает никаких изменений. Он даже не приобретает вес человеческого тела, но остается легким, как и положено кусочку хлеба. Тем не менее для католиков после этого Чуда (которое может выполнить любой священник) хлеб «является» телом вышеупомянутого умершего еврея, некоего Иешуа бен-Юсефа, которого ватиканские гои называют Иисусом Христом. Иными словами, «сущностью» этого хлеба «становится» мертвый еврей.
Если принять эту схему рассуждений, то вскоре становится очевидным, что «сущностью» хлеба может «стать» все что угодно. Почему бы «сущностью» хлеба не могли «стать» Пасхальный Кролик, или Пасхальный Кролик вместе с Иисусом Христом, или Пять Изначальных Братьев Маркс, или миллионы других «призраков», счастливо сосуществующих в тех мирах за пределами пространства-времени, где таким метафизическим сущностям — самое место?
Но вот что еще более изумительно: это Чудо может произойти только в том случае, если у священника есть пенис. За последние десятилетия протестанты, иудеи, дзэн-буддисты и др. рукоположили множество священников женского пола, но Ватикан непоколебимо придерживается закона, согласно которому только мужчина — человек с пенисом — может трансформировать «сущность» хлеба в «сущность» мертвого тела.
(Как и лежащий в основе данного ритуала каннибализм, поклонение фаллосу ведет начало из каменного века — от идеи возможности передачи «сущностей» от одного организма к другому. Ритуальный гомосексуализм, в отличие от гомосексуализма-для-удовольствия, сыграл выдающуюся роль во многих языческих культах плодородия, которые впоследствии были включены в католическую метафизику. См. «Золотую ветвь» Фрэзера и «Почитание органов размножения» Райта. Для трансмутации хлеба в плоть требуется фаллос, потому что наши древние предки верили в то, что фаллос требуется вообще для любой значительной магической работы.)
На стандартном языке мы можем обсуждать любые метафизические и «духовные» проблемы, часто даже не замечая, что мы уже вошли в сферы теологии и демонологии, в то время как на языке-прим мы можем обсуждать только действительные переживания (или трансакции) в пространственно-временном континууме. Сам по себе язык-прим не обязательно переносит нас в научную вселенную, но он по крайней мере подводит нас к экзистенциальным или основанным на опыте моделям и выводит нас из сферы средневековой теологии.
Я не против того, чтобы те, кому нравятся теологические или демонологические спекуляции, продолжали наслаждаться ими. Настоящая книга лишь пытается прояснить различие между теологическими спекуляциями и действительным опытом в пространстве-времени, чтобы мы не забредали больше в теологию, сами того не осознавая. Верховный Суд, например, забрел в теологию (или демонологию), когда про возгласил fuck непристойным словом. Самое большее, что можно сказать об этом на научном языке-прим, это: «Слово fuck кажется непристойным Х процентам населения», причем число Х должно определяться при помощи стандартных методов оценки общественного мнения.
Теперь перейдем к загадочному Джону, который «является» недовольным и брюзгливым, но при этом также «является» ярким и веселым человеком. Здесь мы находим любопытную параллель с дуализмом волны и частицы. Оставаясь в туннеле реальности стандартного языка, можно решить, что Джон «на самом деле» подвержен маниакальной депрессии. Или же один наблюдатель может решить, что другой наблюдатель просто «на самом деле» не наблюдал за Джоном внимательно или «является» «ненадежным свидетелем». Опять-таки, невинное на вид «является» заставляет нас населять мир призраками и может привести нас к жарким спорам, а то и к драке. (Вспомним тот город в Северной Ирландии — «является» ли он «на самом деле» Дерри или Лондондерри?)
Переписывая высказывания о Джоне на языке-прим, мы обнаружим, что «Джон выглядит недовольным и брюзгливым в офисе» и «Джон выглядит ярким, веселым человеком по выходным на пляже». Мы покинули мир призраков и снова вошли в экзистенциально-феноменологический мир действительного опыта в пространстве-времени. И — о чудо! — еще одно метафизическое противоречие внезапно исчезло!
Когда мы говорим, что «Джон является» чем бы то ни было, мы тем самым сразу же открываем дверь призракам и метафизическим спорам. Историческая логика аристотелевской философии, встроенная в стандартный язык, всегда придает статичность каждому «является», если только говорящий или пишущий не забывает указать дату, но даже и в этом случае лингвистическая привычка заставит многих «не обращать внимания» на дату и исходить из того, что понятие «является» статично (как статична любая аристотелевская «сущность»).
Например, фраза «Джон — безбородый» может ввести в заблуждение многих людей (кроме опытных полицейских), если преступник Джон попадет в розыск и решит изменить свою внешность, отрастив бороду.
«Джон — протестант» или «Джон — католик»: это может измениться в любой день, если у Джона появится привычка к философским рассуждениям.
Как ни странно, фраза «Джон — еврей» имеет по крайней мере пять различных смыслов [25]. Некоторые из этих значений могут измениться, другие остаются постоянными, и лишь одно из них что-то говорит нам о том, как Джон будет вести себя в пространстве-времени.
Пожалуй, на этом стоит остановиться подробнее. Фраза «Джон — еврей», в соответствии с раввинским законом, означает, что мать Джона — еврейка. Это ничего не говорит нам о религиозной и политической принадлежности Джона и даже меньше, чем ничего, — о его вкусах, сексуальной жизни, любимых видах спорта и т. п.
В нацистской Германии фраза «Джон — еврей» означала (а в антисемитских кругах США означает и сегодня), что у Джона есть хотя бы один предок, которого можно назвать «евреем» согласно хотя бы одному из пяти противоречивых определений. Опять-таки, это ничего не говорит нам о поведении Джона.
«Джон — еврей» в некоторых кругах означает, что Джон исповедует иудейскую религию. Наконец-то мы узнали что-то о самом Джоне. Очевидно, он регулярно посещает синагогу… или довольно регулярно. (Но мы все равно не знаем, например, насколько строго он следует кошерным законам…)
