Куда жить - Леви Владимир Львович (книги серии онлайн .txt) 📗
Арсений, было бы ненормально, если бы тоски не было: еще продолжается то, что я называю переходом через пустыню. В таких переходах трудней всего путнику обычно бывает вскоре после начала и незадолго перед завершением пути, уже близко к желанному оазису… Вы его достигнете, верьте!
Физиологически это плата по счетам многолетней саморастраты, нещадно сжигавшей клетки систем мозгового «рая». В крови и мозгу — дефицит эндорфинов, биохимических посредников хорошего настроения.
Чувство тоски, кажущейся беспричинной, — знак эндорфинного голода.
Покуда вы пили, голод этот якобы восполнялся предателем-алкоголем, как и всяким наркотиком — за счет вашего же неприкосновенного внутреннего запаса. Природная жизнерадостность десятки лет выжималась, выхлестывалась, высасывалась черной дырой…
А теперь потерпеть придется: требуется время на восстановление (да плюс еще после мозговой травмы). Выхлопная труба, слава Богу, перекрыта.
Сколько терпеть?..
Точного срока не назову. Для сравнения: моя послеалкогольная тоска длилась около пяти лет, и, кстати скажу, не мешала, а наоборот, помогала изо всех сил работать.
Послетабачная пустошь тоже была не сладкой — года два-три небо с овчинку…
Что помогает? Труд, умственный, и физический.
Спорт. Туризм. Баня. Массаж. Искусство. Любовь. Антидепрессанты лекарственные в крайнем случае и по чуть-чуть, с контролем зависимости.
Суть перехода через пустыню физиологией не исчерпывается: не только испытание и расплата, но и поход к новому смыслу жизни, к обновлению души…
ГИД — Владимир Львович, что из этой истории смогут извлечь в практическом плане наши читатели? Не подмашину же бросаться, чтобы потом бросить пить и курить?
— Не под машину бросаться, а в жизнь. В новую жизнь. Бросаться умело… Случай Арсения — грубый образец шокотерапии судьбы. Лучше этого не дожидаться.
Меня, я уже рассказал, по башке, верней, по душе оглохшей ударил внезапный уход из жизни отца…
— Какие шоки мы можем устраивать себе сами?
— Есть хорошая восточная рекомендация: не можешь убить — не бей, не можешь победить — не грози.
Один злостный никотиноман из подобных мне, тоже человек пишущий, рассказал горестную историю попытки самодеятельного лечебного шока.
Табачный плен вредил ему уже по-серьезному, не по-минздравски. Уже сжимались и не желали разжиматься обратно артерии ног. И сосуды мозга тоже начинали дурить в явной связи… Не говоря о самоуважении.
Не покупал сигарет — открывалась ужасная стрельба, унизительная. Добирал, все равно добирал дозу, да как громоздко. Прятал от себя деньги, свои же деньги. Отдавал жене с повелением: «Не давай, даже если буду требовать с кулаками». С кулаками не требовал, но воровал — свои же деньги у самого себя, добирал, добирал…
Бывало, держался час против нормы, держался и другой молодцом. Час третий — уже похуже. На четвертый — сломя голову… Непоследовательно, рывками все делал.
Однажды с отчаяния отправился в глухую дальнюю сторожку, в тайгу. Попросил друга-вертолетчика: забросить и улететь. Обратно забрать через пять месяцев.
Полная отрезанность. Одиночество. С ружьем, с рукописью, с запасом продуктов, с приемником, с книгами…
Со всем, кроме сигарет.
Хватило выдержки только на полторы недели.
Первым делом от ломки сбежал сон, испарился — как не было… Ни читать, ни писать, ни радио слушать, ни охотиться — ничего, только покурить, покурить…
А потом начали разрываться извилины, полезло уже сумасшествие в натуральную величину.
В полубессознательном состоянии покидал в рюкзак, как попало, что смог, ружье за спину — и через тайгу хом… К дому, к дому, к той, самой первой, спасительной…
Пер днем и ночью, незнамо как… После первой сразу пришел в себя и сразу — страшная слабость. Обморок.
Отключка — недолгая и понятная…
А потом страшная депрессия. Многомесячная. Хотя и дымил, насыщался до предела и выше. Депрессию, именно такую, и называют справедливо душевной. От ужаса самобеспомощности. От поражения. От сознания рабства.
— Ошибка, — уговаривал я — переоценка своих возможностей, недооценка противника… Но еще не самая главная ошибка. А главная вот: вы имеете глупость лишать себя уважения за свои ошибки. Вы неблагодарны своим поражениям. Раскачиваете парадоксальность. Лишаетесь внутренней почвы: себя не поддерживаете, а только бьете и бьете дальше, загоняете глубже… Ошибка считать опыт поражения только опытом поражения.
Ошибка считать ошибку только ошибкой…
— Не надо, не надо лить на меня, доктор, бальзамы ваших утешений, не надо. Не хватило мужества перетерпеть… только перетерпеть… Сознание вкрутую сварилось… О подсознании ничего не знаю, а сознание предало, предало!.. Ничего в мозгах не оставило, кроме проклятого табачища… Всем завладел, все на себя свернул…
— А я считаю ваш опыт подвигом, да, да, настоящим. Вы просто недоучли кое-какие технические детали.
Забыли, например, попросить своего товарища-вертолетчика перед отлетом назад приковать вас к печке железной цепью. А для подстраховки еще оторвать руки, ноги, а главное, голову — чтобы переждать невменяемость…
— Так что ж, по вашему, мне в психушку надо было добровольно укладываться? Серьезно, а, доктор?..
— При такой сильной, девяти-десятибалльной, по моей шкале, сцепке с Агентом Зависимости нужно было, во-первых, предварительно потренироваться месяца три-четыре в постепенном снижении доз и ограниченных во времени недлительных воздержаниях.
А во-вторых — после консультации с медиком-психотерапевтом, хорошо знающим лекарственную психофармакологию — захватить с собой надежный запас антидепрессантов и транквилизаторов, проверенно помогающих именно вам. С продуманной заранее схемой приема и графиком плавного сбавления доз — так, чтобы одна зависимость не просто заменилась другой, хрен редьки не слаще, — а чтобы лекарственная зависимость послужила лишь временным перекатным буфером — мостиком к освобождению…
— В этой буферной зависимости — «перекатной» тоже интересное слово — и заключена сущность общения человека с врачом?
— И с лекарством, и с врачом, и с психологом. И с учителем, и с начальством. И с родителем, и с ребенком…
— С родителем и с ребенком?!..
— Я имею в виду функциональные роли, в которых мы все друг от друга так или иначе зависим. Смысл же истинно ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ отношений — взаимное освобождение. Об этом еще в свой черед…
кое-что об экстремальных народных способах излечения начинающихся наркоманий
Рассказывает потомственный мастер-кузнец Иван Николаевич Мельников, доживший в добром здравии и жизнерадостности до 99 лет (по моей давней записи):…Я вишь как вижу — если порок, привык вредный, значит, образуется только, в зародке еще его отшибить можно, отвадить наказанием резким, и чтоб понятно было щенку, что как пить дать и завсегда накажут… А если уже присобачился, пристрастился, — хоть наказывай, хоть казни — толку нет: хуже изгадится, изощрится, обманывать-врать-воровать пойдет…
Туг вишь как — либо отрезать, как пуп, и пусть катится по своей дорожке — либо по-хитрому от наоборота идти. Подначить — до ручки чтобы дошел, привык чтобы сам его наказал, как от наковальни обратный улар — во как!.. Меня-то, вишь, как батяня от курева отучал, пятнадцатилетка: поймал первый раз с папироской — связал, ремнем выдрал как Сидорова козла, сидеть на заднице дня четыре не мог. Да задница-то непонятливой оказалась, потому как пристрял уже к табаку-то. Приятели все однолетки туда же — а я что ж, других хуже? — думаю себе, и еще пуще, тайком…
Второй раз поймал с пачкой крепких турецких, деньги на них я хитростью выманил, помню… Ну, думаю, все, поминай как звали, батяня у меня был суров… А он в угол кузницы сажает меня — и смотрит долго в глаза, молчит… Потом смирно спрашивает спокойно: «У тебя пачка эта одна или есть еще?»
