Эволюция личности - Чиксентмихайи Михайи (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Развитие знания с эволюционной точки зрения изучает эволюционная эпистемология {39}. Знание всегда связано с получением информации. Древнейший способ получать информацию — тактильный: амебы и другие простые организмы понимают, что происходит вокруг, ощущая это «кожей». Такой организм может что-то узнать лишь о своем непосредственном окружении. В результате огромного эволюционного скачка живые существа научились определять, что происходит на расстоянии от них, без необходимости постоянно ощупывать среду своего обитания. Благодаря этому скачку у них сформировались органы чувств для обработки информации о том, что находится гораздо дальше. Довольно долго самыми важными источниками знаний были нос, глаза и уши. Следующим важным этапом развития стало возникновение у живых существ памяти. Фактическое наличие информации уже не требовалось: животное научилось вспоминать, что происходило в прошлом, и результаты этих событий. На каждом из этих этапов эволюции знания вероятность выживания соответствующего вида повышалась.
Затем, на определенной ступени эволюции человека, появился совершенно новый способ получения информации. Прежде она обрабатывалась исключительно интрасоматически, то есть внутри организма. Однако с возникновением речи (и в еще большей степени — с изобретением письменности) обработка информации стала экстрасоматической. Отпала необходимость сохранять информацию в генах или в памяти мозга; теперь люди могут передать ее друг другу на словах или сохранить, записав на чем-то прочном, вроде камня, бумаги или полупроводникового чипа, — в любом случае, вне хрупкой и недолговечной нервной системы.
Благодаря экстрасоматическому хранению информации {40} — способности, обретенной нами лишь в последние несколько «секунд» эволюционной истории, — наши возможности невероятно возросли. Сначала информация хранилась в песнях, мифах и преданиях, которые наши предки передавали друг другу, сидя у костра. За несколькими рифмованными строками былины, притчи или поучительной сказки стояли века полезного опыта. Молодым членам племени уже не приходилось лишь на собственном опыте узнавать, что в окружающей среде опасно, а что ценно: теперь они могли положиться на коллективную память прошлых поколений и даже избежать их ошибок. Это знание позволяло им обрести некоторый контроль над средой обитания и высвободить время для разработки различных технологий — например создания оружия и печей или обработки металлов, — которые также распространялись экстрасоматически.
Конечно, мифы и легенды передавали не только полезную информацию, но и массу «лишнего» — того, что не относилось к делу либо имело значение лишь в определенном историческом контексте. Это неизбежно, поскольку тот, кто стремится поведать о постигнутой им самим истине, обычно не в состоянии отделить ее значимую составляющую от случайных. Представьте следующую ситуацию: отец хочет рассказать сыну о том, как он любил его мать, когда они были молоды. Мужчины стесняются говорить о собственных чувствах, и к тому же внешние события более «реальны» и их легче описать. Поэтому отец, вспоминая свадьбу, скорее всего, сообщит, какая музыка звучала в церкви, сколько было гостей, сколько бутылок выпили и т. д. Главная тема — его чувства к невесте — вряд ли прозвучит. Из такого рассказа отца сын лишь усвоит, насколько важны на свадьбе музыка, гости и напитки, а главного так и не узнает.
Когда опыт и идеи складываются в единую систему восприятия жизни и мира, на сцену эволюции впервые выходят религии. Не будет преувеличением сказать, что религия была важнейшим из всех созданных до сих пор человеком экстра-соматических инструментов передачи знания, — пожалуй, за исключением науки. Она является объективным инструментом проверки получаемой информации и поэтому позволяет отвергать ошибочные выводы. И хотя религия неспособна к самокоррекции, то есть, как правило, отказывается воспринимать новые знания и развиваться с течением времени, в сравнении с наукой она обладает другими неоспоримыми преимуществами, которые необходимо учитывать. Пожалуй, главное среди них — то, что религия, существуя веками, дольше, чем наука, сохраняла важную для выживания человека информацию. Уже только поэтому глупо игнорировать религиозные прозрения, особенно если они снова и снова возникают в самых разных культурных контекстах, как, например, скрывающие реальность завесы майи.
О том, что реальность скрыта от нашего взора, задумывались не только древние мудрецы. Современные ученые начинают по-своему объяснять то, что мыслители прошлого подразумевали под метафорой майи. К примеру, в общественных науках мы находим множество свидетельств того, что разные люди совершенно по-разному представляют истину в зависимости от их места рождения, детских переживаний или нынешнего рода занятий.
Так, бесчисленные исследования антропологов показали, как преуспевающие культуры насаждают свои ценности и мировоззрение. Почти каждое человеческое сообщество считает себя избранным народом, обитающим в центре вселенной и обладающим лучшими на свете обычаями. Амиши живут в мире амишей, зулусы в мире зулусов. И те и другие уверены, что их мировоззрение — единственно верное. К сожалению, у такого подхода есть неприятное следствие: слишком веря в реальность мира своей культуры, мы упускаем из виду более широкую реальность. Мало кому есть дело до ядовитых отходов, пока их сбрасывают где-то далеко. Вещества становятся ядовитыми, лишь когда они угрожают существованию моего мира. Если мой мир ограничен Чикаго, то за пределами этого города отравляющие вещества не ядовиты — они для меня просто не существуют. Чем шире сообщество, с которым отождествляет себя человек, тем ближе он к истинной реальности. Лишь тот, чей мир — вся планета, может воспринимать ядовитые вещества как таковые, где бы их ни сбрасывали.
Социологи тоже приводят различные способы социального конструирования реальности {41}. Взаимодействуя с родителями, друзьями и коллегами, человек учится смотреть на мир через призму этих взаимодействий. В клубе бизнесменов мир видится не таким, как на профсоюзном собрании, в казарме или монастыре. Штабное начальство живет в мире, центром которого является Пентагон, а главными элементами «ландшафта» — миллионы жертв, подсчет потерь и выгодные контракты с оборонной промышленностью. Этот мир отличается от мира футболистов, профессоров или продавцов машин. И это не просто отличия в социальном статусе или образе жизни, зачастую приводящие к столкновению интересов, которое марксисты называют классовой борьбой. Дело в том, что люди, занимающие разное положение в обществе, по сути, обитают в различных физических и символических пространствах— то есть в разных мирах. Если мы примем во внимание, как сильно общество и культура влияют на то, что мы видим, чувствуем и во что верим, представления индуистов о том, что наша жизнь околдована демонами, перестанут казаться нам странными.
Психологи обнаруживают аналогичные особенности и на индивидуальном уровне. У каждого человека, с его более или менее уникальным набором генов и жизненным опытом, формируется собственная когнитивная карта {42}, помогающая ему лучше ориентироваться в этом непростом мире. В одной и той же семье один ребенок смотрит на мир сквозь розовые очки, а другой приходит к выводу, что мир уныл и опасен. Некоторые дети рождаются с повышенной восприимчивостью к звуку и растут, уделяя внимание звуковому окружению и не замечая множества красок, цветов и форм, которые составляют мир зрительно-ориентированного ребенка. Одного человека больше интересуют цифры, другого — чувства, один открыт и доверчив, другой замкнут и подозрителен. Эти индивидуальные особенности со временем становятся привычками {43}, превращаясь затем в способ мышления и истолкования действительности. И хотя такая «карта» полезна ее обладателю и неизменно служит ему руководством к действию, едва ли она дает объективную, приемлемую для всех картину реальности. Два человека с разными когнитивными картами в одной и той же ситуации будут видеть и познавать совершенно разные реальности.
