Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры) - Фрейд Зигмунд (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Я начал обсуждение этого с одного небольшого эксперимента, который как обычно удался. Случайно на столе стоял коробок для спичек. Я попросил Дору посмотреть вокруг, не сможет ли она увидеть на столе нечто особое, что обычно не стояло на нем. Она ничего не заметила. Тогда я спросил, не знает ли она, почему детям запрещают играть со спичками.
«Да, из-за опасности пожара. Дети моего дяди очень любят играть со спичками».
Не только из-за этого. Их предостерегают: «Не зажигать», – и связывают с этим определенную веру.
Она ничего не знала об этом.
Итак, боятся, что они написают в постель. В основе этого, наверное, лежит противоположность воды и огня. Это может быть вызвано, например, тем, что им будет сниться пожар и тогда они попытаются потушить его водой. Более точно об этом я не могу сказать. Но я вижу, что эта противоположность воды и огня оказала Вам большую услугу в сновидении. Мама хочет спасти шкатулку с драгоценностями, чтобы она не сгорела, а в мыслях сновидения все сводится к тому, чтобы эта «шкатулка с драгоценностями» не стала мокрой. Но огонь появляется не только как противоположность воды, он служит и для прямой символизации любви, влюбленности, сгораемости от страсти. От огня, таким образом, одна колея посредством символического значения ведет к любовным мыслям, другая идет посредством своей противоположности к воде, из которой ответвляется еще одно новое отношение к любви, когда что-то делается мокрым, где-то уже в другом месте… где же? Подумайте о Ваших выражениях; ночью произойдет беда, нужно выйти. Не означает ли это какую-либо телесную потребность, и если Вы переместите такую беду в детство, возможно ли, что она будет чем-то иным, чем той, при которой постель становится мокрой? Но что делают, чтобы предотвратить писание детей в постель? Не правда ли, что их пробуждают ночью ото сна, совершенно так же, как в сновидении делает с Вами папа? Итак, это было реальным событием, от которого Вы берете себе право на замещение папой господина К., который разбудил Вас ото сна. Итак, я должен заключить, что Вы дольше страдали от недержания мочи, чем обычно бывает у детей. Такой же самый случай должен быть у Вашего брата. Ведь папа говорит:»Я не хочу, чтобы оба моих ребенка… погибли». Ничего другого общего с актуальной ситуацией, связанной с отношениями к господину К., у брата нет, он и не приехал в Л. Что скажут сейчас на это Ваши воспоминания?
«О себе я ничего не знаю, – отвечала она, – но брат до шестого или седьмого года писался в постель. Иногда такое случалось с ним и днем».
Я как раз хотел обратить ее внимание на то, насколько легче в подобной ситуации вспоминаешь о брате, чем о себе, как вдруг она продолжила остановившееся воспоминание: «Да, у меня это тоже случалось, но только недолго, на седьмом или восьмом году. Должно быть, это зашло далеко, так как сейчас я вспоминаю, что спрашивали совета у доктора. Это было незадолго до нервной астмы».
Что сказал доктор?
«Он объяснил это нервной слабостью; все быстро исчезнет, сказал он, и прописал укрепляющее средство» [этот врач был единственным, которому она полностью доверяла, так как на этом событии она заметила, что он не собирается ворошить ее тайну. Перед любым другим врачом, которого она еще не могла до конца оценить, она ощущала страх, который, как сейчас стало видно, мотивировался тем, что тот мог бы разгадать ее тайну.]
Толкование сновидения казалось мне теперь полностью завершенным. [Ядро этого сновидения в переводе звучало бы примерно так: искушение сильно. Дорогой папа, защити меня вновь, как в детские времена, чтобы моя постель не стала мокрой!] Еще одно дополнение к сновидению она привела на следующий день. Она забыла рассказать, что каждый раз после пробуждения чувствовала запах дыма. Конечно же, дым хорошо подходил к пожару, дым указывал и на то, что это сновидение имеет особое отношение и к моей персоне, так как я часто, когда она утверждала, что тут или там за этим ничего не скрывается, говорил ей:»Нет дыма без огня». Но на это исключительно личное толкование она возразила тем, что господин К. и папа являются заядлыми курильщиками, как, впрочем, и я. Она сама курила на озере, а господин К., еще до того, как он начал свое несчастливое ухаживание, скрутил ей сигаретку. Она была так же твердо уверена в том, что помнит, что запах дыма был не только в последнем, но уже и в трех первых сновидениях в Л. Так как она отказалась дать другие сведения, то мне самому было предоставлено выбирать, каким образом я внесу это добавление в общую канву мыслей сновидения. В качестве точки опоры мне могло бы служить то, что ощущение курения появилось на сеансе как дополнение, то есть должно было особым усилием преодолеть вытеснение. Поэтому оно, вероятно, принадлежит к наиболее тускло представленным и наиболее вытесненным мыслям, то есть относящимся к искушению отдаться мужчине. Тогда оно вряд ли могло значить что-то иное, чем страсть к поцелую, который у курильщика явно имеет вкус дыма. Один поцелуй между ними был, однако, около двух лет назад. Он, конечно же, повторился бы еще, если бы девушка ответила на ухаживания. Таким образом, мысли об искушении возвращают к этой более ранней сцене и пробуждают воспоминания о поцелуе, против соблазна которым эта «сосательница» защищалась в свое время тошнотой. Когда я, наконец, собираю в единое целое все те признаки, которыми проявляется перенос на меня, так как я тоже курильщик, то прихожу к мнению, что, вероятно, в один из дней во время сеанса ей пришло в голову пожелать от меня поцелуй. Это было для нее поводом к повторению сна-предостережения и принятию решения о прекращении курса лечения. Хотя все это очень хорошо согласуется, но в силу качеств «переноса» лишается доказательств.
Я мог бы теперь колебаться в том, должен ли я вначале приняться за выяснение ценности этого сновидения для истории болезни в данном клиническом случае, или же я скорее должен довести до конца полученные в нем возражения против теории сновидений. Я выбираю первое.
Полностью оправдываются усилия, затрачиваемые нами на подробное исследование значения недержания мочи в предыстории невротиков. Из-за любви к наглядности я ограничусь лишь тем, что подчеркну, что случай недержания мочи Дорой был необычен. Это нарушение не просто продолжалось долее допустимого для нормальных детей времени, но на основании ее определенных данных вначале исчезло и затем относительно поздно, после шестого года жизни, наступило вновь. Такое недержание мочи, по моему мнению, вряд ли имеет более вероятную причину, чем мастурбация, которая в этиологии недержания мочи вообще еще играет слишком недооцененную роль. Самим же детям, по моему опыту, очень хорошо известна эта связь, и все психические последствия выводятся из этого таким способом, словно они никогда эту связь и не забывали. В то время, когда было рассказано сновидение, одно из направлений расследований, признавало за детской мастурбацией такое большое значение. Некоторое время до этого пациентка затронула следующую проблему: почему же именно она стала больной, и прежде чем я дал ответ, свалила всю вину на отца. Это были не бессознательные мысли, а осознанное знание, которое и могло легко обосновать это мнение. К моему удивлению девушка знала о том, каковой природы была болезнь отца. После возвращения отца из моего врачебного кабинета она подслушала какой-то разговор, где была названа сама болезнь. А еще гораздо раньше, во время отделения сетчатки, вызванный для консультации окулист указал на сифилитическую этиологию, так что любопытная и озабоченная девочка слышала, как одна из старых теток сказала тогда маме: «Конечно же, он был болен еще до брака», – и добавила еще что-то для нее совсем непонятное, что позднее она связала с какими-то непристойными вещами.
Итак, из-за своего легкомысленного образа жизни отец стал больным, и она решила, что он передал ей эту болезнь по наследству. Я остерегался говорить ей, что я, как было упомянуто вначале, так же разделяю подобное мнение, что потомки сифилитиков особенно явно предрасположены к тяжелым невропсихозам. Продолжение этого, обвиняющего отца, ассоциативного потока мыслей шло посредством бессознательного материала. В течение нескольких дней она идентифицировалась с незначительными симптомами и качествами матери, что дало ей возможность добиться выдающегося уживания с невыносимым. А затем это позволило мне догадаться, что она думала о пребывании во Францэнсбаде, который она посетила, – я уж и не помню больше, в каком году – в сопровождении матери. Мать страдала от болей в животе и от одного особого рода выделения – катара, который сделал необходимым францэнсбадский курс лечения. Она считала – по-видимому, опять справедливо – что эта болезнь идет от папы, который таким образом заразил своим половым недугом мать. Было совершенно понятно, что при таком выводе она, как и вообще большая часть дилетантов, смешала в одну кучу гонорею и сифилис, наследственное и инфицированное половым путем. Ее упрямость в этой идентификации, практически навязала мне вопрос, нет ли у нее самой венерической болезни? Тогда я узнал, что и она страдает катаром (Fluor albus), о начале которого она не может ничего вспомнить.
