Искусство и визуальное восприятие - Арнхейм Рудольф (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
Перед новой теорией возникает своя специфическая проблема. Общие структурные признаки, которые присущи объекту восприятия, очевидно, не представлены точно какой-либо определенной стимулирующей моделью. Если, например, голова человека или целый ряд голов воспринимаются как круглые, то обобщенное представление о круге вообще, «круглость» (roundness), не является частью стимула. Каждая человеческая голова обладает своим, присущим только данной голове сложным очертанием, которое приближается к понятию «круглость». Однако если представление о круге вообще непосредственно не приобретается интеллектуальным способом, а воспринимается в действительности, то возникает вопрос, каким образом это свойство проникает в результат восприятия (percept). Я полагаю, что конфигурация стимула входит в процесс восприятия, в том смысле, что она возбуждает в мозгу специфическую модель общих сенсорных категорий, означающую стимуляцию, похожую на ту, которая имеет место в научном описании, когда в качестве эквивалента какого-то явления действительности дается система общих понятий. Точно так же, как в самом научном понятии исключается присутствие явления, как такового, так и результат восприятия не может содержать в себе — ни частично, ни целиком — материал стимула как таковой. Лучший способ, с помощью которого ученый постигает, что такое «яблоко», — это измерить его объем, вес, форму, расположение и вкус. Лучший способ, с помощью которого можно понять стимул «яблоко», — это представить данный стимул посредством специфической модели таких общих сенсорных качеств, как общее представление о круге, тяжести, вкусе фруктов и т. д.
Существует ли пассивная регистрация всех или некоторых специфических контуров, размеров, цветовых оттенков, когда мы смотрим на человеческое лицо (хотя бы при первом взгляде)? Не означает ли рассматривание лица образование моделей общих качеств, таких, как изящество и стройность целого, четкость линий надбровных дуг, изгиб носа, голубизна глаз? Существует подгонка перцептивных характеристик к структуре, предлагаемой материалом стимула, а не восприятие самого необработанного материала. Не используем ли мы эти целостные модели или категории формы, пропорции, объема, цвета, когда смотрим на что-либо, узнаем или что-нибудь вспоминаем? Не являются ли эти категории необходимыми предпосылками, которые позволяют нам понимать посредством восприятия?
Пока мы смотрим на простую, правильную форму, скажем квадрат, этот феномен остается неявным. Кажется, что представление о квадрате уже содержится в стимуле. Что мы увидим, если покинем мир четко обозначенных форм, созданных человеком, и взглянем на окружающий нас ландшафт? Масса деревьев и заросли кустарника представляют собой довольно хаотическое зрелище. Стволы и ветви некоторых деревьев могут создавать определенные направления, за которые цепляется наш глаз, а целые деревья или кусты часто могут выступать в легко воспринимаемой форме конуса или шара. Можно увидеть общее строение лиственного покрова, а также и текстуру зеленого фона, создаваемые этим покровом. Но в окружающем нас ландшафте существует многое, чего наши глаза просто не в состоянии «схватить». И только в той степени, в какой беспорядочная панорама может быть воспринята как конфигурация четко очерченных направлений, объемов, геометрических фигур, цветов, можно сказать, что она действительно нами воспринимается.
Механизмы деятельности мозга, которые делают возможной эту четкость восприятия, пока неизвестны. Мы можем предполагать, что как ответ на перцептивные характеристики, более или менее ясно содержащиеся в необработанном материале стимула, в зрительной области коры головного мозга возникают соответствующие модели с простой структурой. Эта концепция является чистой теорией, основывающейся лишь на фактах жизненного опыта.
Если высказанное выше представление является правильным, мы имеем право сказать, что восприятие заключается в образовании «перцептивных понятий». Для обычного способа мышления данная терминология неудобна, так как чувства, ощущения всегда ограничены конкретным, тогда как понятия имеют дело с абстракцией. Однако процесс зрительного восприятия, описанный выше, по-видимому, отвечает условиям формирования понятия. Зрение имеет дело с необработанным материалом опыта, образуя соответствующую модель обобщенных форм, которые применимы не только к данному случаю, но и к бесконечному числу других случаев.
Использование слова «понятие» ни в коем случае не означает, что восприятие — это интеллектуальная операция. Описанные процессы должны рассматриваться как процессы, происходящие в органах зрения. Данный термин указывает на поразительное сходство между элементарной деятельностью чувственного восприятия и более высокой деятельностью логического мышления. Это сходство настолько велико, что психологи, впадая часто, в заблуждение, предполагали то. чувственное восприятие получает скрытую поддержку со стороны интеллекта. Они говорили о неосознанных расчетах, выводах или заключениях, так как принимали без всяких доказательств положение о том, что само восприятие ограничивается лишь механической регистрацией воздействий внешнего мира. В настоящее время можно утверждать, что на обоих уровнях — перцептивном и интеллектуальном — действуют одни и те же механизмы. Следовательно, такие термины как понятие, суждение, логика, абстракция, заключение, расчет и т. д. должны неизбежно применяться при анализе и описании чувственного познания.
Следовательно, современная психология позволяет нам считать процесс видения творческой деятельностью человеческого разума. На сенсорном уровне восприятие достигает того, что в царстве разума известно под названием «понимание». Каждый взгляд человека — это предвосхищение изумительной способности художника создавать модели, которые объясняют жизненный опыт средствами организованной формы. Человеческий взгляд — это внезапное проникновение в сущность.
Что такое очертание?
Очертание — это одна из существенных характеристик объекта улавливаемая и осознаваемая человеческим глазом. Она относится почти ко всем пространственным аспектам вещей, за исключением месторасположения и ориентации. Другими словами, очертание не говорит нам о том, где расположен объект и в каком положении он находится — вверх дном или вниз дном. Прежде всего, говоря об очертании, мы имеем в виду границы массы. Трехмерные тела ограничиваются двухмерными поверхностями. Границы поверхности одномерны (например, линии). Внешние границы объектов могут беспрепятственно изучаться нашими органами чувств. Но очертание комнаты, пещеры или рта образуется внутренними границами твердых объектов, а в таких предметах, как чашка, шляпа или перчатки, внешняя и внутренняя границы образуют очертание совместно или же соперничают друг с другом в своих правах.
Помимо этого, вид объекта никогда не определяется лишь образом, который воздействует на глаза наблюдателя. Невидимая сторона мяча, логически завершающая его округлую форму и только частично воспринимаемая спереди, в действительности является частью объекта восприятия. Мы видим не часть шара, а шар целиком. То, что нам хорошо знакомо, выступает как знание, которое прибавляется: к непосредственному наблюдению. Поэтому, когда мы смотрим на человеческое лицо, то невидимые волосы, расположенные сзади головы человека, входят составной частью в воспринимаемое изображение. Подобным же образом внутренняя форма вещей часто присутствует в зрительном процессе образования понятий. Человек может воспринимать наручные часы как футляр, который содержит в себе часовой механизм. Он может смотреть на человеческую одежду как на обертку для тела или может считать тело вместилищем различных органов, мускулов и кровеносных сосудов. Различное понимание того, что составляет видимую форму предмета, отражается в разных Идах искусства. Художественный стиль, созданный эпохой Ренессанса, ограничивал форму тем, что можно увидеть с неподвижной точки наблюдения. Египтяне, американские индейцы, художники-кубисты игнорировали это ограничение. Дети рисуют младенца в животе матери, бушмены включают внутренние органы и кишки в рисунок кенгуру, а скульптор Генри Мур придает человеческой голове вид полого шлема, внутренние стороны которого являются такими же важными, как и внешние.
