Карты нарративной практики. Введение в нарративную терапию - Уайт Майкл (читать книги онлайн .txt, .fb2) 📗
Высказывались предположения, что экстернализующие беседы способствуют тенденции рассматривать людей как «автономные единицы мышления и действия». Надеюсь, я достаточно наглядно охарактеризовал суть экстернализующей беседы, чтобы развеять это заблуждение. Практика экстернализации даёт людям возможность переопределить свои взаимоотношения не только с собственными проблемами, но также и с другими людьми, признать вклад других людей в развитие представлений о себе, своего чувства идентичности. Человек начинает осознавать, что он представляет собой «узел отношений», что все, существующее «внутри его психики», прежде так или иначе присутствовало в его взаимодействиях с людьми, и что он во многом смотрит на себя глазами значимых других.
В ходе консультирования я не всегда прибегаю к экстернализующим беседам. Часто я встречаюсь с людьми, идентичность, личность которых не определяется проблемой. В разговоре с ними точка входа в насыщенное описание их истории очевидна сразу, однако возможность перейти к экстернализующей беседе всегда присутствует, я осознаю её и могу развивать это направление.
В каком-то смысле я отношусь к практике экстернализации как к верному другу. В течение многих лет она помогала мне находить пути продвижения в работе с людьми, которые находились в, казалось бы, безнадёжных ситуациях. Экстернализующие беседы открыли этим людям множество возможностей для изменения представлений о себе, помогли заново почувствовать, что значит жить собственной жизнью и воплощать то, что для них особенно ценно.
Глава 2. Беседы пересочинения/восстановления авторской позиции
Когда люди обращаются к психотерапевту, они рассказывают истории. Они рассказывают о происхождении своих проблем, сложных жизненных ситуаций, о дилеммах, которые привели их на терапию. Они говорят о том, почему приняли решение обратиться за помощью. Рассказывая истории, люди связывают события собственной жизни во временные последовательности, которые разворачиваются в соответствии с темой или сюжетом. Темы историй часто отражают потерю, провал, некомпетентность, безнадёжность или тщетность. Кроме того, в историях представлены описания-«портреты» других людей, которые оказываются их действующими лицами. Клиенты делятся с терапевтом своими заключениями о личности этих персонажей, их мотивах и намерениях. Беседы пересочинения приглашают людей продолжить создавать и рассказывать истории о собственной жизни. Они также помогают людям включать в свою историю оставшиеся без внимания, но потенциально значимые события и переживания, которые не попадают в русло доминирующих сюжетов. Эти события и переживания можно назвать «уникальными эпизодами» или «исключениями».
Именно уникальные эпизоды обеспечивают нам точку входа, начальный пункт для бесед пересочинения. Они же становятся отправной точкой для альтернативных сюжетов, альтернативных историй жизни людей. В начале бесед эти истории практически невидимы. Терапевт помогает развить сюжеты, задавая вопросы, которые поддерживают людей, побуждают их привлекать свой живой опыт, расширять сознание, упражнять воображение и задействовать различные ресурсы смыслообразования. Людям становятся любопытны, интересны остававшиеся прежде без внимания аспекты их жизни и взаимоотношений, их поражает, как в процессе беседы эти ранее незаметные линии их истории становятся всё более значимыми, «укореняются» в прошлом и образуют фундамент для новых действий, направленных на разрешение их проблем и сложных жизненных ситуаций.
Лиам и Пенни
Пенни позвонила, чтобы назначить терапевтическую сессию для своего сына Лиама пятнадцати лет. Она очень беспокоилась о нем. Это продолжалось уже много лет, но в последнее время тревога существенно усилилась. Четыре месяца назад Лиам бросил школу, стал ещё более замкнутым, мрачным и необщительным, практически перестал выходить из своей комнаты. Накануне того дня, когда она позвонила мне, Пенни случайно нашла его личный дневник. Вначале она переживала и сомневалась, читать или не читать дневник, но сила её тревоги решила эту проблему за неё. Прочитав несколько последних записей, Пенни обнаружила, что её худшие опасения подтверждаются. Записи в дневнике были пронизаны темой самоубийства и указывали на то, что Лиам уже дважды пытался покончить с собой. Она также узнала, что Лиам ощущал себя пропащим человеком, «грязным», «сломленным», неспособным чувствовать и общаться с другими, словно бы парализованным. Пенни была в отчаянии. Она позвонила мне по совету семейного врача и сказала, что теряет надежду на то, что сын выживет. Два года назад они смогли убежать от отца Лиама, который подвергал их насилию, и с этого момента она надеялась, что Лиаму станет лучше. Отец регулярно избивал и сына, и жену, издевался над ними, жёстко контролировал их и пресекал все попытки к бегству. Пенни много раз пыталась освободиться, вызволить себя и сына из этой ситуации, но муж угрозами и запугиваниями заставлял их остаться. В первую очередь он угрожал убить Лиама.
Пенни рассказала о том кошмаре, в котором они с Лиамом жили. Она рассказала также о своём чувстве вины за то, что Лиаму довелось пережить в то время. Она говорила о надеждах и ожиданиях, которые появились, когда она наконец вырвалась из-под власти этого мужчины. Но к её отчаянию, для сына жизнь не улучшилась настолько, насколько ей хотелось бы. Интерес к жизни у Лиама не восстановился. Он всё больше замыкался в себе и всё больше убеждался в том, что в будущем его ничего хорошего не ждёт. Он не видел в своей жизни никаких возможностей.
Я обещал, что освобожу место в своём расписании для встречи с Лиамом, и вслух полюбопытствовал, как именно Пенни собирается привести его на приём. Пенни ответила, что это будет непросто, потому что Лиам скорее всего расстроится и обидится на неё за то, что она проявила инициативу, не спросив его, и очень разозлится, если поймёт, что она читала его дневник. Когда я спросил Пенни о возможных последствиях этой ярости, она сказала, что, вероятно, Лиам в течение нескольких дней не будет выходить из комнаты, а когда наконец выйдет, то не будет с ней разговаривать ещё несколько дней. Она опасалась, что её обращение за помощью без ведома Лиама только усилит его негативное отношение к встрече с терапевтом и уменьшит вероятность согласия. Но она также была уверена в том, что если бы предложила сыну обратиться к терапевту, он наложил бы вето на эту идею.
Пенни хотела услышать мои соображения о том, как она может убедить Лиама прийти на приём. Я предложил ей сказать сыну, что она назначила встречу для себя, и попросить его присоединиться к ней. Пенни сможет честно признаться ему, что её всё больше и больше беспокоит, как меняется его жизнь в последнее время, и что сейчас эта тревога захватывает практически всю её жизнь. Из-за этого она не может сосредоточиться на тех задачах, которые ей приходится решать на работе. Кроме того, тревога мешает ей общаться с другими людьми, поскольку её переживания не позволяют ей эмоционально присутствовать, внимательно слушать других и быть отзывчивой. Она могла бы также объяснить, что это беспокойство мешает ей спать, лишает её аппетита и что сейчас она находится в кризисной ситуации, в отчаянии, и очень нуждается в помощи.
Пенни подумала, что на такую просьбу Лиам скорее всего откликнется. К концу нашего телефонного разговора она решила сказать ему, что прочитала его дневник, и объяснить, что именно всепоглощающая тревога заставила её так поступить. Пенни решила, что сможет выдержать бурю, которая разразится после подобного признания, и попросила назначить встречу через четыре или пять дней.
Пять дней спустя я встретился с Пенни и Лиамом. Лиам ясно дал понять, что присутствует на этой встрече только ради мамы и что сам он ни за что бы не пришёл. Пока он согласился прийти «за компанию» и не собирается ничего говорить, потому что не знает, стоит ли оно того. Однако он подтвердил, что считает свою жизнь бесплодной, бесцельной, и нет смысла ничего пробовать, что он человек пропащий и у него нет будущего. Ниже приводится запись беседы спустя примерно пятнадцать минут с начала нашей первой встречи.
