Я хочу рассказать вам о... - Букай Хорхе (читать полную версию книги TXT) 📗
— Можно узнать, что вы все имеете против меня? Если я сделал что-то не так, скажите мне, и покончим с этим, но не обращайтесь со мной так, это сводит меня с ума.
Остальные переглянулись: одних это позабавило, а других разозлило. Кто-то из них покрутил пальцем у виска, ставя диагноз вновь прибывшему. Человек снова потребовал объяснений, затем взмолился, и в конце концов он валялся у них в ногах, чтобы ему рассказали, почему с ним так поступают.
Только один из них захотел с ним разговаривать.
— Господин, никто из нас не знаком с вами, поэтому вы перед нами ни в чем не провинились. На самом деле мы даже не знаем, кто вы.
Слезы потекли из его глаз, он вышел из бара и едва дотащился до дому. Казалось, каждая его нога весила не меньше тонны.
В своей комнате он бросился на постель. Он не понимал, как и почему он стал незнакомцем, невидимкой. Он исчез из записных книжек своих корреспондентов, из памяти своих знакомых и, что хуже всего, из сердца своих друзей. В мозгу его, как молоток, стучала одна мысль — вопрос, который задавали ему окружающие и который он сам начал задавать себе: кто ты?
Был ли у него ответ на этот вопрос? Он знал, как его зовут, свой адрес, размер рубашки, номер удостоверения личности и некоторые другие данные для его идентификации внешним миром. Но, помимо этого, кто же он истинный, в глубине души? Принадлежали ли ему все эти вкусы и мнения, предпочтения и мысли? Или среди многих прочих вещей это была попытка не разочаровать тех, кто хотел, чтобы он всегда оставался таким же, как и раньше? Что-то начинало проясняться: статус незнакомца освобождал его от необходимости подстраиваться. Каким бы он ни был, их отношение к нему все равно не изменится. Впервые за много дней он обнаружил нечто, успокоившее его: такая ситуация позволяла ему вести себя, как ему хотелось, не нуждаясь в одобрении окружающих.
Он сделал глубокий вдох и почувствовал новый вкус воздуха, заполнившего его легкие. Ощутил, как кровь побежала по венам, как забилось сердце, и удивился, что впервые он
НЕ БОИТСЯ.
Теперь, когда он осознал наконец, что он одинок и что всегда им был, что у него был только он сам, он мог смеяться или плакать… Но по своему, а не по чужому желанию. Теперь он наконец знал, что
ЕГО ЖИЗНЬ НЕ ЗАВИСИТ ОТ ОКРУЖАЮЩИХ.
Он обнаружил, что имело смысл остаться в одиночестве, чтобы встретиться с самим собой…
Он спокойно и глубоко заснул и видел красивые сны.
Он проснулся в десять утра и обнаружил, что в этот час луч солнца, заглянувший в его окно, чудесным образом освещает его комнату.
Не приняв ванну, он сбежал по лестнице, напевая песню, которую никогда раньше не слышал, и обнаружил под дверью… кучу писем на свое имя.
Домработница была на кухне и поздоровалась с ним как ни в чем не бывало.
А вечером в баре не было и следа от того странного случая всеобщего помешательства. По крайней мере, никто не отпустил ни одного комментария по этому поводу. Все вернулось на привычные рельсы… кроме него,
к счастью,
теперь ему
никогда не придется никого умолять обратить
на него внимание,
чтобы убедиться, что он еще жив,
теперь ему
никогда не придется просить
у внешнего мира сказать ему, кто он,
теперь он
больше никогда не побоится
быть отвергнутым.
Все было как всегда,
только этот человек
больше никогда не забудет,
кто он такой.
— Это твоя сказка, Демиан, — продолжал Толстяк. — Пока ты не осознаешь своей зависимости от мнения остальных, ты боишься возможного отторжения со стороны окружающих, которого ты научился страшиться, как и все.
А ценой жизни без страха является необходимость мимикрировать, то есть быть такими, какими «любящие нас люди» заставляют нас быть. Поступать и мыслить так, как они от нас этого ждут.
Если тебе «повезет», как персонажу Папини, и окружающий мир вдруг повернется к тебе спиной, тебе не останется ничего, кроме как убедиться в бесполезности твоих стараний.
* * *
Но если этого не случится,
если тебе «не повезет»
и тебя будут одобрять и ценить,
тогда…
тебе самому придется сделать
сознательный выбор:
свобода или зависимость,
ты будешь вынужден решить:
всеобщее уважение или одиночество;
ты в ловушке
между «быть, каким ты должен быть»
или «быть никем ни для кого».
И с этого момента…
ты сможешь быть,
но только одиноким и только для себя.
Переправа через реку
— Я просто выхожу из себя!
— Что с тобой?
— Сам посуди: отсюда я должен еще поехать к сокурснику, отвезти ему конспекты, которые ему очень нужны… а он живет так далеко.
— Послушай, Демиан…
— Да я все знаю, — прервал я его, — ты мне хочешь сказать, что я ничего не «должен», что я это делаю по собственному желанию, что это мой выбор и все такое… я знаю.
— Разумеется, это твой выбор.
— Да, это мой выбор. Но я чувствую себя обязанным.
— Очень хорошо. Я не сомневаюсь, что ты чувствуешь себя обязанным, и понимаю почему. Но я сомневаюсь, что ты знаешь, почему ты чувствуешь себя обязанным.
— Я знаю, почему я чувствую себя обязанным: Хуан — потрясающий парень и, если мне что-то нужно, он всегда приходит на помощь. Думаю, я не могу отказать ему в этом.
— Знаешь, мочь-то ты можешь. Но дело в том…
— …что меня волнует, что подумает обо мне Хуан.
— Нет, еще хуже. Тебя волнует, что ты сам о себе подумаешь.
— Я? Я бы почувствовал, что мне стыдно.
— Независимо от того, что бы ты почувствовал или не почувствовал, не пожелав везти ему конспекты, разве ты уже не испытываешь стыда только потому, что тебе лень ехать?
— Думаю, да.
— Видишь, в этом и состоит проблема чувства вины. Человечество страдает и отравляет себе жизнь, потому что двенадцать часов в день чувствует себя виноватым в своей собственной сущности… а остальные двенадцать часов оно отравляет жизнь ближнему указаниями, что он должен делать.
— Ах, вот как! Теперь я уж точно ничего не понимаю.
— Может, так лучше. Может, если ты ничего не понимаешь, ты многому сможешь научиться.
Я просто не переносил такие моменты, когда Хорхе становился философски-ироничным, и я не знал, говорит ли он это для меня или просто в моем присутствии размышляет о судьбах человечества.
Каковы бы ни были побуждающие его причины, делал ли он это для себя, для меня или для науки, но, скажу честно, даже зная, что позже все это мне пригодится, я все равно хотел уйти. Мне больше ничего не было нужно: ни терапия, ни духовный рост, ничего. Только уйти…
Единственное, что меня останавливало, — это мысль, что я уже когда-то так поступал. Но вышло только хуже, потому что я так и ушел с путаницей в голове, и у меня ничего не получалось, пока я во всем не разобрался.
Эту сказку он рассказал в тот день, но всякий раз, когда я оказывался в подобной ситуации, она приходила мне на ум, чтобы напомнить, как важно доделывать все до конца и как опасно забивать свой мозг мыслями о нерешенных проблемах.
Как-то раз два монаха дзен-буддиста возвращались по лесу в монастырь. Дойдя до реки, они увидели женщину, сидящую на корточках у воды и горько плачущую. Она была молодой и привлекательной.
— Что случилось? — спросил ее монах постарше.
— Моя мать умирает. Она одна дома, на другом берегу реки, которую я не могу переплыть. Я попыталась, — продолжала девушка, — но меня сносит течением, и одна я никогда не смогу перебраться на другой берег… Я уже думала, что не застану ее в живых. Но теперь… теперь, когда вы здесь, кто-нибудь из вас двоих поможет мне переправиться…
— Мы бы хотели тебе помочь, — посочувствовал тот, что помоложе. — Но единственный способ — это перенести тебя через реку, а наш обет целомудрия не позволяет нам касаться особ противоположного пола. Нам это запрещено… Мне очень жаль.
