Человек и его символы - Юнг Карл Густав (серия книг txt) 📗
Пока я искал подходящие ответы на вопросы Фрейда, ко мне вдруг пришло интуитивное понимание роли субъективного в психологическом процессе понимания. Озарение было столь сильным, что я решил поскорее закончить с возникшей путаницей, выбрав ложь как самый простой способ. Это не было элегантно или морально оправданно, но в противном случае мне бы предстояло неизбежное выяснение отношений с Фрейдом, чего мне не хотелось по многим причинам. Догадка, пришедшая ко мне, состояла в том, что мой сон означал меня самого, мою жизнь и мой мир, противопоставленных теоретическому построению, воздвигнутому чужим умом для каких-то его целей и задач. Это был мой сон, а не Фрейда, и мне внезапно открылось его значение.
Этот конфликт демонстрирует, что главное в анализе сновидений совсем не методика, которую можно выучить и применять по определенным правилам. Анализ сновидений — это прежде всего диалектический диспут двух личностей. Если подойти к нему механически, то индивидуальность пациента и его психологическое своеобразие не будут востребованы и терапевтическая задача сведется к простому вопросу: чья индивидуальность—исследователя или пациента — одержит верх?
Именно потому я и отказался от использования гипнотерапии, чтобы не навязывать свою волю испытуемым. Я хотел, чтобы процесс выздоровления вызревал благодаря личным импульсам пациентов, а не из-за моих внушений, дающих лишь кратковременный результат. Я действовал так, чтобы оберечь и сохранить достоинство и свободу моих пациентов, чтобы их жизнь направлялась их же желаниями. В диспуте с Фрейдом меня впервые осенило, что прежде чем разрабатывать общие теории о человеке и его психике, необходимо как можно ближе познакомиться с тем конкретным человеком, с которым собираешься работать.
Индивидуальное — вот единственная реальность. Чем дальше мы уходим от личности к абстрактным представлениям о Homo sapiens, тем вероятнее мы совершаем ошибку. В нынешнее время социальных потрясений и необычных перемен желательно обладать большими знаниями об индивидууме, чем мы располагаем, ибо от качеств его ума и души столь многое зависит. Однако, если комплексно подходить к этому вопросу, то так же хорошо, как мы знаем наше настоящее, надо разобраться и с нашим прошлым. А для этого существенное значение имеет знание мифов и символов.
Проблема типов
В любой отрасли знания считается нормальной проверка гипотезы на безличном объекте. Это невозможно в психологии, где мы имеем дело с обязательными беседами между исследователем и пациентом, то есть двумя индивидуумами с присущей им субъективностью, от которой нельзя уйти, как нельзя обезличить личность. Собеседники, конечно, могут попытаться условиться о бесстрастном и объективном подходе, но как только начинается обсуждение, личность каждого «подключается» к нему. Продолжение диалога имеет смысл только при взаимном понимании собеседников.
Как же исследователь может объективно оценить конечный результат собеседования? Он должен сравнить свои выводы с общепринятыми, стандартными представлениями. Далее он должен оценить, в здравом ли уме его пациент, насколько его разум уравновешен. Ведь задача не в том, чтобы коллективно нивелировать индивидуума, полностью подогнав его под общественную «норму». Это было бы совершенно противоестественно. В здоровом и нормальном обществе между людьми обычны разногласия, ибо общее согласие относительно редко встречается вне сферы наших инстинктивных проявлений.
Несогласие выступает своего рода движущей силой мыслительных процессов в обществе, но не их целью—поскольку одинаково значимо и согласие. Поскольку психология опирается главным образом на баланс противоположностей, то и исследователи-психологи, прежде чем вынести окончательное суждение, должны учитывать возможность того, что истина имеет прямо противоположное значение. Причина такого специфического подхода кроется в тайне психики, которую мы не можем окончательно раскрыть, минуя психологию.
Несмотря на то, что любой сон требует индивидуального подхода, какие-то обобщения необходимы — для классификации и прояснения материалов, получаемых психологами от изучения многочисленных пациентов. Очевидно, что сформулировать теоретические основы психологии или обучать им было бы невозможно, просто описывая множество отдельных случаев и не пытаясь выделить в них сходства и отличия. Любой общий признак можно взять за основу систематизации. Достаточно просто, например, отделить экстравертов от интровертов. Это только одна из многих возможных классификаций, но она позволяет осознать трудности, которые могут появиться, если исследователь относится к одному типу, а пациент — к другому.
Поскольку углубленный анализ сновидений обязательно вызывает столкновение мнений собеседников, понятно, что сходство или различие их типов мировосприятия будет существенно сказываться на результатах. Если оба они относятся к одному типу, то их «совместное плавание» может быть долгим и приятным. Если же один из них — интроверт, а другой — экстраверт, то столкновение противоположных точек зрения может возникнуть моментально. Это особенно характерно в случае, когда собеседники знают, к какому типу они относятся, или убеждены, что их тип — единственно правильный. Экстраверт, например, выберет точку зрения большинства, а интроверт будет отвергать ее, считая «модной». Такое недопонимание легко может возникнуть, так как то, что для одного изних представляет ценность, для другого — «пустое место». Так, сам Фрейд полагал, что интроверт — это тип патологически «зацикленный» на самом себе. Однако самоанализ и знание самого себя могут равным образом являться и в высшей степени положительными качествами.
Учитывать подобные отличия между разными типами личности крайне важно при толковании сновидений. Исследователь — не супермен, возвышающийся над индивидами разных типов только потому, что он — ученый, выучивший теорию психологии и соответствующие практические методики. Он может представить себя таковым настолько, насколько полагает свою теорию и методы истинными и позволяющими объять человеческую психику в целом. Но поскольку это невозможно, он не может быть уверенным в своей теории и методиках. Соответственно его будут одолевать тайные сомнения, не является ли его реакция на цельность личности пациента лишь ответом заученной теории и методик (представляющих из себя лишь гипотезу или попытку ее создания), а не ответом его собственной цельной личности.
Своеобразие личности исследователя — единственный адекватный эквивалент своеобразию личности его пациента. Опыт и знания по психологии дают ученому некоторые преимущества, но не позволяют не участвовать в схватке. Столкновение позиций выявляет сильные и слабые стороны обоих участников, а не только пациента. Поэтому так важно, гармонируют ли их личности, или конфликтуют, или взаимодополняют друг друга.
Экстраверты и интроверты суть лишь две разновидности из множества людских типов. Эти довольно часто встречаются, и их легко распознать. Но если начать изучать, например, экстравертов, то скоро обнаружится, что они во многом отличаются друг от друга и что для выделения в качестве критерия принадлежность к экстравертам является слишком общей. Вот почему давным-давно я пытался отыскать какие-то дополнительные критерии, по которым можно было бы как-то рассортировать бесконечное, по всей видимости, число вариаций человеческой индивидуальности.
Меня всегда поражало количество людей, воздерживающихся от напряжения мозгов при каждом удобном случае. Как, впрочем, и количество тех, кто хоть и работает мозгами, но на удивление беспомощно. Неожиданными для меня были и встречи с людьми умными и внимательными — их было довольно много, — жившими (как казалось со стороны) будто не умея пользоваться своими органами чувств. Они не видели находящихся прямо перед ними предметов, не слышали адресованных им слов, не замечали свойств вещей, к которым прикасались, и вкуса еды, которую пробовали. Были такие, что жили, не обращая внимания на свое физическое состояние.
